4
- Ну, переговорил со своим дружком-приятелем? - Зеленые глаза Кивдинского остро смотрели на Вогула из-под седых бровей.
- Переговорил, - коротко ответил Григорий.
Они сидели в маймачинском доме купца, чаевничали. Из трубы самовара пахло вкусным дымком сосновых шишек, от медных его боков шло умиротворяющее тепло; свежеиспеченные ватрушки с молотой черемухой и творогом испускали дразнящий ноздри аромат, который тонко смешивался с ароматом дорогого чая, выращенного на южных склонах гор Уишаня. Крутоносый заварной чайник из обожженной красной глины и чашки тонкого китайского фарфора, расписанные в Янчжоу в стиле горных пейзажей, радовали глаз своим совершенством - Христофор Петрович любил, чтобы в чаепитии все было красиво.
И действительно, красота накрытого к чаю стола настраивала на домашний уютный лад. Вот только крупноколотый рафинад в стеклянной сахарнице немного портил общую картину своими острыми углами. Глаза Вогула то и дело натыкались на этот сахар, и каждый раз он внутренне напрягался: бесформенные голубоватые куски словно напоминали, что придется делать, в случае если его план не удастся.
А план теперь отличался от того, что задумывалось после разговора со Степаном Шлыком.
Страшная смерть Элизы выбила Григория из равновесия. Некий тип с широким оскалом и косой на плече искоса глянул на него из-под глубокого капюшона: вот, мол, ты собирался сделать одно, а я вмешался - и все перевернулось. "И вмешался-то просто, - думал бывший легионер, - всего лишь подтолкнул глупую девку к ружью - она и ухватилась, вперед не глянув, к чему это приведет. Хотела мил-дружка к себе привязать - ну, привязала на пару дней, пока в схроне сидел, даже в койку затащила, а дальше-то что? Послал ее мил-дружок на постоялый двор - узнать, не приходила ли за ним полиция, а как узнал, что пришла да ушла, так и помахал рукой на прощанье. А ведь и в Маймачине может то же приключиться: кто-нибудь подвернется и одним случайным движением порушит замысленное. Да еще и спросит: ты вот решил купца и англичанина повязать да на российскую сторону перекинуть - а зачем? Подарок, что ли, генералу, ворогу своему закадычному, сделать? Ну, семейство Шлыков оборонить - это понятно, святое дело, однако же, поди-ка, можно попробовать как-нибудь по-другому - чтобы и овцы были сыты, и волки целы? А как думать надо, думать".
Григорий и придумал. Решение наипростейшее, но сработать может. А вот если не выйдет…
Не хотелось это брать в голову, но - приходится.
- И об чем же ты с ним переговорил? - Кивдинский налил себе новую чашку из заварника, чуть-чуть разбавил кипятком уж больно крепок напиток, горчит, а сахар Христофор Петрович не употребляет, говорит: мысли от сладкого слипаются.
Вогул тоже сладости не любил, вот ватрушки - дело другое. Особенно треугольные, как матушка пекла, и, конечно, с черемухой - в ней самой сладость есть, но не сахарная, а какая-то… какая-то… дикая, что ли. И косточки черемуховые молотые на зубах похрустывают - так славно.
Он и налегал на ватрушки.
Повторный вопрос застал его в момент, когда рот был полон откушенной сдобой. Кивдинский не торопил с ответом, но глядел пристально, изучающе. Григорий жевал неторопливо, обдумывая слова, которыми надо убедить старика отказаться от недобрых намерений и самому не подставиться.
- Степан за ради внучки на что угодно готов. - Григорий запил прожеванный кусок и тоже наполнил чашку новой порцией чая, а заварник залил свежим кипятком из самовара. Вторая заварка куда как крепче первой. - Однако, говорит: вреда особого пожар не принесет.
- Это почему же? - прищурился Христофор Петрович и даже чашку с блюдцем отодвинул в сторону. Так его озадачило неожиданное заявление.
- А говорит: после шилкинского пожара все, что есть деревянного на Петровском заводе, обмазали каким-то клеем, которого огонь не берет, а железо так и так гореть не будет. - Вогул нес эту чушь напропалую, напористо, без запинки. Он еще в Легионе, докладывая командиру о результатах разведки, убедился: чем увереннее несешь бред про скопление сил мятежников, тем больше шансов отдохнуть от боев в наскоро отрытых окопах. - У него есть другой расклад. - Григорий снова отхватил полватрушки и с удовольствием начал жевать.
- Да хватит те брюхо набивать! - рассердился Кивдинский. - Говори давай!
Вогул старательно изобразил спешное дожевывание, хлебнул чаю, поперхнулся и закашлялся.
- Тьфу на тебя! - окончательно рассвирепел старик. - Эй, Трофим!
На зов появился невысокий, но широченный в плечах мужик с пудовыми кулаками.
- Дай ему по спине, - показал на кашляющего Вогула Кивдинский. - Да не в полную силу, не то дух вышибешь.
- Не надо! - замахал руками Григорий, испугавшись всерьез. - Уже… уже все!
Он несколько раз глубоко вздохнул, останавливая кашель. Трофим, повинуясь жесту хозяина, неслышно исчез.
- Оклемался? - скривил в усмешке губы, а с ними седые усы и бороду, Христофор Петрович. - Вот уж точно: поспешишь - людей насмешишь. Так что там за расклад такой-сякой?
- Расклад - по машине паровой. Степан делает модели, по коим отливают части машины, то есть детали. В Англии для этих деталей используют самое лучшее железо, сталь называется…
- Знаю про сталь, - махнул рукой Кивдинский. - Дале сказывай.
- На Петровском заводе такой стали нет, гораздо хужей выходит. А чтобы детали были крепкие, у нас их делают толще. И получается - машина тяжеленная, а силы английской в ней нету. Поставят такую машину на пароход, она и тянуть будет плохо, только вниз по течению, а при плохой тяге управляемость тоже плохая, да и осадка у судна больше - значит, все мели будут его. Еще и корпус теперь железный!
- Это все?
- Ну-у… в общем, все.
- А расклад-то Степанов - в чем?
- А-а… главное позабыл. По Степановым моделям детали тоньше получаются, значит, прочность их - меньше. Ломаться будут чаще, а каждая поломка - остановка парохода на починку. Он больше стоять будет, чем ходить.
- Так-так-так… - Кивдинский подумал, пообжимал седую бороду в кулаке. Вогул спокойно жевал ватрушку, запивал ароматным чаем - вторая заварка, и верно, была куда приятней, - а у самого внутри какая-то жилка дрожмя дрожала: поведется хитрый старик на такую наживку или напраслина на Степана и впрямь окажется напраслиной? - И никто, значит, ничего такого не заметит? Они чё там, слабоокие, али как?
- Да ты не сомневайся, Христофор Петрович, Степан все так сделает, что комар носа не подточит. К нему никто и не придерется, коль скоро его сам Муравьев на завод послал.
- Не об Степане твоем думаю, - отмахнулся Кивдинский. - Чё, я не вижу, чё ли, как ты его отмазывашь? - Старик погрозил узловатым пальцем. Сердце Вогула екнуло: не прокатила, значит, выдумка! - Все я вижу, варначья твоя душа! Ну да ладно, можа, и правда твоя. А вот в голову мою думка затесалась… Помнишь, про торговлишку с Рычаром говорили? - Григорий кивнул и отставил свою чашку, обратив на Христофора Петровича неподдельное внимание. Что-то в его словах, и даже не столько в словах, сколько в том тоне, каким они говорились, показалось ему любопытным. - И я тогда булькотнул, что, мы, мол, купцы, в торговле с кем угодно заединщики. А теперь думаю: совра-ал! Какие мы, к лешему, заединщики?! Заединщики - значит, товарищи, а мы промеж своих грыземся не хужей волков. - Кивдинский поднял указующий перст. - Кон-ку-рен-ция! - со смаком, по частям, выговорил он иноземное слово. - А энтих, аглицких, к нашим богатствам только подпусти - сожрут! Схрумкают наши косточки и не подавятся. У наших-то какая-никакая, однако честь-совесть имеется. А у тех ее и с фонарем не сыскать. Какие уж тут заединщики!
Вогул ушам своим не верил. Он-то думал, что вот-вот придется схлестнуться со всей этой закордонной камарильей, а теперь, выходит, старый хрен-купец англичанину не брат и не сват, того и гляди, Муравьева начнет поддерживать. А Христофор Петрович, словно подслушав взъерошенные мысли Григория, продолжил:
- У меня, конешно, на генерала нашенского зуб огроменный, и я ему разор мой никогда не прощу, однако ж ежели по большой правде судить, то на Амур прицел он правильно выставил, и купечество сибирское, и промышленники наши ему за это еще не раз в ножки поклонятся. Там же богатства немереные - и зверь пушной, и рыба-кит, и леса - руби, не хочу! И всем энтим с аглицкими горлохватами делиться?! Мы чё, недоумки, чё ли?
- А ты откуда про богатства-то амурские знаешь? Бывал там или сказывал кто?
- Бывал, - неохотно уронил Кивдинский. И, помолчав, добавил: - С Корнеем Ведищевым по молодости сплавлялись. А он меня, гад такой, генералу заложил!
- А ты генералу отстегни деньжат на амурское дело - глядишь, и поладите.
Кивдинский пронзительно глянул на Вогула из-под седых бровей - проверил, - шутит, нет ли, но лицо Григория было непроницаемым, и старик, опустив голову, глубоко задумался.