Едва он произнес это, как мадам Льебо пошатнулась и лицо ее стало смертельно-бледным. Весь мир перестал существовать для нее в это мгновение, настолько потрясла ее мысль о возможной гибели Лагардера.
Почти не сознавая, что делает, Мелани пылко обняла Анри, воскликнув:
– Нет, вы не умрете! Это невозможно! Я не хочу! Я буду молиться за вас каждый день, и Господь услышит меня. Вы найдете свою невесту, вы будете счастливы!
Столь велика была сила охватившего ее чувства, что растроганный Лагардер ответил ей поцелуем – возможно, чуть более долгим, чем следовало бы.
Она вздрогнула всем телом, и алый румянец залил ее щеки. Она была на вершине блаженства – она любила!
Шевалье тоже забыл, что они не одни, и в голосе его, когда он обратился к ней, зазвучала неподдельная нежность. Ему хотелось отблагодарить это великодушное создание, сердце которого отныне безраздельно принадлежало Анри де Лагардеру.
– Моей путеводной звездой будет любовь Авроры де Невер и ваша, мадам, – прошептал он ей на ухо. – Я буду часто думать о вас, и мы еще увидимся…
– Довольно, сударыня! – раздался чей-то суровый голос. – Похоже, вы забыли не только о присутствии господина губернатора и моем, но и о приличиях. Как ваш муж я приказываю вам немедленно удалиться!
Она смерила его гневным взглядом, но маленький человечек впал в такую ярость, что уже ничего не замечал… он топал ногами, отчаянно жестикулировал и брызгал слюной.
– Кто просил вас ввязываться в это дело? – бушевал достойный прево. – Извольте отвечать, Мелани! У вас нет никаких прав…
На эту тираду последовал мгновенный безжалостный ответ.
– У любой женщины есть право, – холодно промолвила она, – выбирать между мужеством и трусостью, между низостью и благородством, между глупостью и умом!
Удар попал в цель, ибо мэтр Амбруаз Льебо побагровел и задохнулся от бешенства.
Разумеется, Лагардеру сейчас было совсем не до шуток, но он не смог устоять перед искушением – ведь совсем недавно насмешка была главным его оружием, и в обличье горбуна он разил своих врагов меткими остротами. Толстяк просто напрашивался на то, чтобы его проучили. Анри не забыл, как чванливо вел себя прево утром, осмелившись даже прибегнуть к угрозам – пусть смехотворным, но все-таки оскорбительным!
Итак, он подмигнул губернатору де Фловилю, который тихонько посмеивался в углу, а затем обратился к супругу прекрасной Мелани:
– Сударь, ваш справедливый гнев вполне понятен, но вы не должны забывать, что это всего лишь последний поцелуй приговоренного к смерти…
Льебо попятился.
– Именно так! – продолжал Анри, невольно переходя на гнусавую интонацию Эзопа Второго. – С чего вы, собственно, взяли, что я Лагардер? Может быть, я просто обманул вас всех и твердо решил похитить у вас сердце вашей жены?
– Вы… так вы не Лагардер? – пролепетал несчастный, отступив до самой стены.
– Возможно, да, возможно, нет, – протянул шевалье. – Мне столько об этом твердили… да вы же первый и начали… что теперь я теряюсь в догадках, кто я такой. И если окажется, что я и впрямь самый обыкновенный убийца, то меня это не слишком удивит. – И, повернувшись к молодой женщине, он добавил, сохраняя выражение полной серьезности на лице: – Скажите лишь слово, мадам, и я увезу вас с собой…
– Мелани! Мелани! – закричал в отчаянии маленький прево. – Не покидай меня! Останься со мной! А вы, сударь, кто бы вы ни были, должны немедленно уехать… и как можно дальше! О, господин губернатор! Умоляю вас, прикажите открыть ему ворота… только пусть он уедет один… и никогда больше не возвращается в Шартр!
– Да, я уеду, – сказал Лагардер, – и смерть будет подстерегать меня повсюду! Но пока я жив, помните: если вы посмеете хоть словом упрекнуть вашу жену, я узнаю об этом, и тогда настанет ваш последний час.
Прево рухнул в кресло, обтирая выступивший на лбу пот. Однако в этот момент раздался топот копыт во дворе, и комическое происшествие было тут же забыто.
– Прибыли гонцы! – возгласил губернатор де Фловиль, выглянув в окно. – Шевалье, нам будет очень вас недоставать: с вами не соскучишься, и я давно так не смеялся, как сегодня! Но у вас есть более важные дела, чем развлекать нас… Езжайте! Да хранит вас Господь, а когда вы будете возвращаться через Шартр вместе с вашей невестой, а может быть, и женой, помните, что ворота города, равно как и двери моего дома, широко открыты для вас.
Гвардеец ввел в комнату двух человек, с ног до головы покрытых пылью.
– Кто послал вас? – спросил Анри.
– Монсеньор регент, – ответил первый.
– Мадам герцогиня Неверская, – сказал второй. И оба добавили в один голос:
– Нам поручено нагнать шевалье Анри де Лагардера.
– Это я!
Гонцы, почтительно склонившись, передали ему два послания.
Ко второму был приложен кошель с вышитым на нем гербом матери Авроры. Кошель этот был набит золотом.
Лагардер быстро пробежал письма.
– А теперь простимся! – произнес он. – Я получил все, что нужно для победы.
Фловиль обнял его, и они поцеловались… Слезы брызнули из глаз мадам Льебо, но Анри смахнул их быстрым поцелуем. Это был все тот же красавец Лагардер, прекрасный и бесстрашный рыцарь.
А полицейский прево по-прежнему сидел, забившись в кресло и не смея поднять взора. Впрочем, никто не обращал на него внимания.
Через несколько секунд Лагардер уже был в седле. Подняв на дыбы коня, он крикнул своим верным спутникам:
– Вперед! За Аврору и – смерть презренному Гонзага!
Те, кто видел троих людей, вихрем промчавшихся по дороге к Орлеану, наверняка подумали, что ветер решил принять человеческое обличье.
По зрелом размышлении шевалье перестал терзаться из-за того, что ему пришлось задержаться в Шартре. В конце концов это было необходимо; несмотря на всю свою доблесть и безграничную уверенность в торжестве над Филиппом Мантуанским, он понимал, что без паспорта и без денег – а следовательно, не имея возможности менять лошадей – ему было бы гораздо труднее достичь цели.
Однако враги, несомненно, воспользовались предоставленной им возможностью сполна. Пробыв в Шартре бесконечно долгие полдня, он потерял их из виду, и это раздражало его больше всего. К тому же Гонзага мог расставить новые ловушки, ибо располагал временем, далеко оторвавшись от преследователей.
Предчувствие не обманывало Лагардера.
Когда поздним вечером он подъезжал к Орлеану, город уже спал; однако на крепостных стенах стояли двойные караулы, а у крепостных ворот их поджидал отряд солдат.
Это обещало повторить во всех деталях приключение, пережитое в Шартре.
На лице Лагардера появилась сардоническая усмешка.
– Не узнаю принца Гонзага! – сказал он самому себе. – Неужели ему неизвестно, что лиса никогда не попадается дважды в одну и ту же западню?
Шевалье находился в весьма дурном расположении духа, и в такую минуту перечить ему было опасно: он намеревался разметать не только эту жалкую кучку людей, но и сами стены города, если потребуется.
В этом пришлось убедиться первому же, кто встал на его пути. Вместо того чтобы назвать свое имя и титул по требованию унтер-офицера, Анри всадил шпоры в бока лошади, послав ее вперед, и непрошеный собеседник кубарем покатился в грязь.
– Следуйте за мной, – приказал шевалье своим спутникам, поворачиваясь в седле, – и не обращайте внимания на этих вояк.
Взбешенный унтер-офицер, вскочив на ноги, ухватил за повод коня, который так невежливо с ним обошелся, но тут же с криком отдернул руку: Лагардер хлестнул его шпагой, словно кнутом.
Стена штыков мгновенно выросла перед тремя друзьями.
Анри нахмурил брови.
– Назад! – грозно крикнул он.
Солдаты, устрашенные этим властным голосом, попятились, а некоторые даже опустили свои мушкеты. В эту минуту появился запыхавшийся офицер.
Это вы командуете здешним караулом? – спросил шевалье.
– Да, я.
– В таком случае извольте пропустить меня… и не мешкая… приказ регента!
– Я ничего об этом не знаю, – ответил офицер, – и мой приказ вам – немедленно спешиться!
Дело происходило у городских ворот. Висевший на крюке фонарь отбрасывал круг слабого света.
Лагардер, достав из-за пазухи пергаментный свиток, развернул его и сунул под нос офицеру, не выпуская, однако, из рук.
– Читайте! – сказал он.
Едва взглянув на бумагу, офицер почтительно склонился, умоляя простить его за невольную дерзость. Ибо в самом низу официального паспорта была сделана приписка – рукой человека, перед которым обязан был обнажать голову любой француз. Она гласила:
"Повелеваем шевалье де Лагардеру отыскать Филиппа Поликсена Мантуанского, принца Гонзага, в какой бы части королевства тот ни находился, с разрешением убить в честном бою означенного принца. Такова воля короля, которой никто воспротивиться да не смеет.
Филипп Орлеанский, Регент".
Текст был скреплен королевской печатью и заверен подписью Марка-Рене д'Аржансона, начальника королевской полиции.
– Когда принц Гонзага выехал из Орлеана? – спросил Анри, сворачивая свиток.
– Ровно в полдень, по Турской дороге… Он, впрочем, пробыл здесь не больше часа: ровно столько, сколько надо, чтобы перекусить и сменить лошадей.
– Свежие лошади и мне нужны… Где я могу их взять?