Поль Феваль - Странствия Лагардера стр 11.

К этой подлой семейке и принадлежал вожак разбойников – внук первого из казненных. Гонзага, не терявший времени да­ром, успел сговориться с ним: негодяи всегда легко находят об­щий язык. Впрочем, не исключено, что принцу уже приходилось пользоваться услугами Сен-Боне…

Итак, последнему заранее заплатили звонкой монетой и по­ручили убить Лагардера. Разбойники засели в засаду возле во­рот Гийом, где было множество узких и грязных проулков, ведущих большей частью в тупики.

Филипп Мантуанский предусмотрел все, однако губернато­ру он все же благоразумно не стал говорить о нанятых для убийства разбойниках.

– Вам придется иметь дело с сущим дьяволом, – сказал он, – дьяволом, который сумел ускользнуть от топора коро­левского палача. Вам придется арестовать его по приказу монсеньора регента, а для этого нужно применить хитрость. Прикажите закрыть все ворота, оставив только один свободный выход. Он ринется туда, и вы возьмете его голыми руками.

Было решено оставить открытыми ворота Гийом – о чем не ведала прекрасная супруга Амбруаза Льебо, полагавшая, что речь идет о простой оплошности. И Гонзага, встретив на доро­ге Сен-Пре банду Сен-Боне, рыскавшую в поисках добычи, велел своим наймитам спрятаться поблизости и нападать безбо­язненно, поскольку враги его поставлены вне закона.

Ему, конечно, было безразлично, что станется с бандитами, если они попадутся в руки губернатора, – он желал любой це­ной избавиться от Лагардера, и в этой игре все ставки были хороши. Принц имел все основания надеяться, что шевалье не выйдет из Шартра живым.

Набранные им головорезы были такого разбойничьего об­личья, что рядом с ними Кокардас с Паспуалем вполне могли бы сойти за ангелов.

– Эти рожи мне совсем не по душе, – проворчал, зави­дев их гасконец. – Ах, голубь мой, если это не национальная гвардия Шартра…

– То, значит, городские подонки! – заключил Паспуаль. Шевалье сосчитал нападавших: их оказалось двенадцать че­ловек.

– По четыре на брата, – сказал он. – Достаточно убить двоих каждому, остальные удерут. Вперед!

Ему хотелось сразу же покончить с вожаком, однако Сен-Боне, набивший карманы золотом принца Гонзага, не желал рисковать и прятался за спинами сообщников.

Завязался ожесточенный бой, и вскоре раздались предсмер­тные крики вкупе с хриплыми стонами.

В окнах показались головы горожан, пугливо наблюдающих за сражением. Они во все глаза следили за таинственным ше­валье, который прибыл в Шартр всего лишь час назад, но уже успел привести в волнение весь город.

Везде только и было разговоров, что о нем.

Когда разбойники стали падать один за другим, осмелевшие зрители принялись аплодировать и кричать "браво". Банда Сен-Боне наводила ужас на мирных горожан, на счету ее было множество злодеяний, совершенных с невероятной дерзостью и жестокостью. К. тому же все бандиты, кроме одного, были здесь чужаками.

Трое храбрецов, показывая чудеса виртуозного владения шпагой, снискали всеобщее восхищение. Они не получили ни единой царапины, а между тем вдоль улицы валялись безжизненные тела их врагов. У всех на лбу зияла кровавая дыра – роковой знак, приводивший в содрогание самых бесстрашных бретеров и известный им под названием удар Невера.

Вероятно, он был знаком и кое-кому из бандитов, ибо ос­тавшиеся в живых, не помышляя больше о нападении, броси­лись наутек так, словно пятки им смазали салом.

Все время, пока длилась схватка, за ее ходом неотрывно следила молодая женщина. Она стояла у окна дома, располо­женного почти у самой крепостной стены, и смотрела только на Лагардера расширенными от страха глазами.

Шевалье, хоть и окруженный многочисленными противни­ками, ничего не упускал из виду и, естественно, вскоре заметил ее: бесстрашие и быстрота взора его были таковы, что он сумел разглядеть даже кольцо, еще недавно сверкавшее на его собст­венном пальце.

Когда враги позорно бежали, он поднял свою окровавлен­ную шпагу, салютуя прекрасной зрительнице, а та, не в силах произнести ни слова, лишь махнула рукой в сторону ворот.

Лагардер в сопровождении обоих мастеров фехтования уст­ремился под кирпичные своды, как вдруг раздался пронзитель­ный крик. Круто обернувшись, он не увидел больше прелестного лица мадам Льебо: та упала навзничь, лишившись чувств.

Несомненно, она первая поняла, что все кончено.

– Вперед! Вперед! – крикнул Лагардер и, оттолкнув­шись с места, прыгнул.

Но и сам он, и оба его спутника лишь ударились с размаха о массивные деревянные створки, ибо ворота с громовым тре­ском захлопнулись перед ними.

У крепостной стены выстроилась рота солдат, и губернатор де Фловиль, за спиной которого прятался полицейский прево Амбруаз Льебо, приказал Лагардеру отдать шпагу.

А тот, сжав кулаки, взглянул на знатного вельможу с гор­достью и дерзостной отвагой.

– Нет, сударь! – вскричал он. – Никогда! Никогда! На этой шпаге, обагренной кровью, вы можете прочесть имя Филиппа Орлеанского, регента Франции… Это оружие я могу вручить только ему… или королю!

Расставив ноги и подбоченившись, он сунул клинок под са­мый нос губернатору.

– Читайте, сударь! – произнес он гневно. – Читайте же!

Это было неслыханной наглостью… но шевалье был так прекрасен в своей ярости, что де Фловиль невольно поклонился и не стал более настаивать.

– И я требую, – добавил Лагардер, – чтобы мне отво­рили ворота. Никто не имеет права покушаться на мою свобо­ду!

Губернатор Бельне де Фловиль был, несомненно, благород­ным человеком, однако его отличало редкостное упрямство. Ес­ли он считал, что долг повелевает ему идти направо, он шел в эту сторону, даже если рисковал сломать себе шею, не слушая ни уговоров, ни увещеваний. Только король своим приказом мог бы заставить его отступить.

А в данном случае он и исполнял распоряжение правителя Франции. Филипп де Гонзага, лучший и ближайший друг Фи­липпа Орлеанского, о чем было известно всему королевству, передал ему приказ регента арестовать приговоренного к смерт­ной казни, который именовал себя шевалье де Лагардером… Не подлежало сомнению, что приказ этот надо было исполнять, невзирая ни на что и ни на кого.

– Сударь, – ответил господин де Фловиль, – я был бы счастлив пойти навстречу вашему желанию. Но если вы и в са­мом деле шевалье Анри де Лагардер, то я не сомневаюсь, зная вашу репутацию, что вы сумеете проявить великодушие и про­стите мне обиду, которую я невольно нанес вам… Докажите же мне это, и тогда вы можете рассчитывать на меня во всем.

– У меня нет доказательств, – ответил Анри, – но вы первый человек, кому оказалось недостаточно моего слова…

– Повторяю вам, я бы не усомнился в этом, если бы не полученные мною сведения и, можно сказать, распоряжения, в силу которых я вынужден предположить, что вы вовсе не шевалье де Лагардер, а приговоренный к смерти преступник, кое­го я должен препроводить на эшафот.

У Лагардера бессильно опустились руки. Более всего удру­чала его даже не гнусность обвинения, а связанные с этим не­избежные объяснения и невозможность продолжать преследование.

– О, Гонзага! – прошептал он. – За это ты тоже мне заплатишь, и счет этот будет кровавым!

Затем он гордо выпрямился и взглянул губернатору прямо в глаза.

– Да, сударь, – произнес он, – в ваших словах есть толика истины: еще вчера я был преступником, приговоренным к смерти! И я не скрывал этого от господина прево… вчера я шел на эшафот, и мой враг Филипп Мантуанский, принц Гонзага – тот самый, от кого вы получили сведения и распоряже­ния, – уже готов был поставить ногу на мой труп! Но порой от губ до кубка дальше, чем кажется… и когда человеком ру­ководит право и честь, когда живет он во имя справедливой мести, то весь мир покоряется ему! Еще вчера шевалье де Лагардер был обречен сложить голову на плахе… но на пути к ней оказался монсеньор регент! И Филипп Орлеанский дал осужденному собственную шпагу со словами: "Рази! Отдаю те­бе голову твоего врага!" – Голос Анри звенел от гнева, а гла­за метали молнии. Он воскликнул: – Это голова принца Гонзага! Регент изгнал и осудил его, поручив мне свершить возмездие, когда я заставлю преступника вернуть похищенное у меня… Как видите, сударь, мне тоже даны распоряжения, и перед ними вы должны склониться, ибо они исходят от главы государства!

– Так покажите мне их, сделайте милость! – прервал его губернатор. – Бумаги принца Гонзага находятся в полном по­рядке и подписаны господином д'Аржансоном… Извольте предъявить ваши!

– Вот они! – сказал Лагардер, прижав руку к сердцу. – Это мои распоряжения! А вот мои бумаги, – добавил он, вновь поднимая шпагу. – Лагардера ничто не может задер­жать, он пройдет повсюду даже со связанными руками, как сделал это вчера… даже если перед ним закроют ворота и окружат вооруженными солдатами, как это только что сде­лали вы… И вам, сударь, лучше было бы арестовать того, чьим приказам вы подчиняетесь, нежели угрожать арестом мне… Если Господь вразумил вас, то вы не рисковали бы потерять должность, а может быть, и попасть в Басти­лию!

Де Фловиль нахмурился. Достоинство его было задето.

– Я готов был поверить вам, сударь, – произнес он хо­лодно, – но вы напрасно тщитесь запугать меня. Это вам не поможет, предупреждаю вас!