В тот же вечер он приказал привести к себе Барте и Гиллуа отдельно от двух старших пассажиров и, объяснив им свои намерения, предложил обязаться честным словом не искать на море случая подавать сигналы встречным судам и не бежать с "Осы" в случае высадки на сушу.
- С этим условием, - сказал он, - вы будете пользоваться свободою на корабле, с вами будут обращаться как с пассажирами и вам будет возвращена полная свобода, как только "Оса" сбудет свой черный груз.
- Ну а если мы не считаем возможным дать вам это слово? - спросил Барте.
- Мне будет очень жаль вас, - отвечал Ле-Ноэль просто, не обнаруживая ни малейшего волнения, - в ваши годы надо дорожить жизнью, а я буду вынужден отправить вас за борт, привязав ядро к ногам.
- Как? У вас достало бы на то смелости? - спросили оба друга с невольным содроганием.
- Поставьте себя на мое место, - возразил капитан, добродушно улыбаясь. - При первой встрече с военным кораблем, который будет в силах овладеть нами, нас ожидает ужасная участь. Вы отказываетесь дать честное слово, значит, вы имеете надежду и намерение избавиться от нашей власти, в таком случае вы можете быть для нас причиной крайней опасности. Мне следует отделаться от вас, чтобы самому не быть повешенным.
- И прекрасно, капитан, с вами не надо, по крайней мере, долго томиться, вы умеете предлагать вопросы с полной точностью. В ваших руках сила, мы это не оспариваем, а потому даем вам слово, что не станем искать случая бежать и не будем подавать сигналы какого бы то ни было рода судам.
- Вот вам рука, господа. Я очень рад вашему решению, теперь вы можете проводить время по-прежнему.
- Обязаны ли мы пожать вам руку из опасения прежних угроз?
- Нимало не обязаны.
- В таком случае, капитан, позвольте нам отказаться от этого.
- Как вам угодно. В вашем уважении я не нуждаюсь.
- Если вы настолько…
- Прошу вас, господа, не стесняйтесь. Как видите, я предоставляю вам свободу слова…
- Если вы настолько свободны от предрассудков, то мы считали бы за счастье, если бы вы согласились дать нам еще одно позволение.
- Какое?
- Мы желали бы обедать вчетвером отдельно, не в общей столовой.
- О! Вам не угодно со мной обедать?.. Извольте, но позволение мое касается только вас двоих.
- Как же эго?
- Вы не имеете никакого права говорить от имени других пассажиров, а я намерен сам переговорить с ними. Господа, аудиенция окончена, и думаю, что как раз вовремя, потому что боюсь, как бы вы не возмутили наконец спокойствия моего духа.
- Капитан, честь имеем откланяться…
Вслед за ними приглашены были Жилиас и Тука, чтобы выслушать те же предложения.
- Никогда! - возразил Тука торжественно. - Никогда вы не получите от нас слова, что мы не станем искать случая бежать… и не донесем на вас! Знайте, капитан, моему правительству будет подробно донесено о ваших злодеяниях, как только…
- Очень хорошо, господа, - перебил его слова Ле-Ноэль, с трудом сдерживая желание расхохотаться, - вполне понимаю ваши чувства и всю деликатность их и отнюдь не хочу насиловать вашу совесть, но считаю долгом предупредить вас, что вы произнесли себе смертный приговор.
- Смертный приговор? - воскликнули бедные друзья, содрогаясь.
- Сами посудите: вы хотите, чтобы меня повесили, так не лучше ли мне повесить вас прежде?
- Но, капитан… ведь это следовало бы растолковать прежде всего… Будьте уверены, что у нас никогда не станет настолько подлости, чтобы забыть щедрое гостеприимство, которым мы пользовались у вас…
- А как же эти донесения, которые вы намеревались отправить начальству?
- Ну вот еще! Всем известно, что эти штуки откладываются в долгие ящики под казенными номерами и надписями, чтобы никогда их не читать.
- В таком случае, вы даете слово?
- Вот вам слово, капитан, и не одно, а, пожалуй, хоть десять… Не прикажете ли изготовить письменное обязательство?
- Нет, господа, в этом нет никакой необходимости: между моряками есть лучшее понятие о чести… Теперь еще остается маленькое препятствие, а тогда последняя туча между нами рассеется.
Что такое? - спросил Тука.
- На моем судне нет доктора, а так как я отправляюсь в Бразилию, чтобы продать там от четырех до пяти сот негров, за которыми иду в Бенгелу, то я сочту за большое счастье, если месье Жилиас пожелает быть главным начальником санитарной службы на "Осе" в продолжение этих двух плаваний.
- Ваше предложение очень естественно, - отвечал Тука, - и я убежден, что мой друг Жилиас сочтет за величайшее удовольствие оказать вам эту маленькую услугу.
- Но это еще не все. У меня куча дел по отчетности, требующих знаний опытного, делового человека, и месье Тука окажет мне великое одолжение, если согласится принять обязанности главного администратора по корабельному хозяйству и оберэконома по переселению негров.
- Ну конечно, - поспешил вмешаться Жилиас, страстно желая услужить своему другу, - ваше предложение осуществляет лучшие желания Тука.
- Но это надо обдумать хорошенько, - осмелился заметить Тука робко.
- Господа, мои предложения нераздельны, - сказал Ле-Ноэль холодно, изменившимся тоном. - Впрочем, позвольте мне заметить, что я принимаю только ваши собственные предложения, заявленные вами прежде.
- В таком случае, мы обязаны на то согласиться.
- Вы правы, и я должен еще заявить, что вам, как и всем служащим у меня, последует премия от двадцати до тридцати тысяч франков на каждого. В случае отказа я отправляю вас нить море полной чашей без конца.
- Честное слово, капитан, вы предъявляете такие искусительные доводы, что нет возможности вам сопротивляться! - воскликнули друзья хором.
- Не забудьте, господа, что, когда последний негр будет выведен из моего корабля, вы получите свободу отправляться куда угодно и разглашать, что вы находились пленниками на "Осе", а вы, господин Тука, можете отправить вашему начальству столько донесений, сколько будет охоты, и пояснять к тому же, что командир судна, торгующего неграми, Лё-Но-эль пустил ко дну военный корабль "Доблестный".
- Капитан, дозвольте, еще одно слово, - сказал Жилиас с дальновидностью, часто изумлявшей его друга Тука.
- Я вас слушаю.
- Что вы намерены делать с этими юношами?
- Ничего. Они дали мне слово не искать средств для бегства с корабля, и этого для меня достаточно.
- Ну, а что, если бы вы приказали им быть нашими помощниками в наших новых обязанностях?
- Это зачем?
- Ввиду будущего донесения о нашем настоящем положении, весьма неблаговидным окажется, что наши подчиненные настолько заслужили ваше уважение, что сохранили свою независимость. Поймите, какую неблагоприятную тень это бросило бы на нас двоих.
- Не думаю, чтобы они согласились.
- О, капитан, вероятно, вы не представили им могущественных аргументов, которыми осчастливили нас.
- Пускай будет по-вашему, не желаю вам отказать в первой вашей просьбе со времени вашего поступления в штат "Осы". Я потолкую с ними.
Произнеся последние слова с насмешливой улыбкой, Ле-Ноэль простился со своими собеседниками и поспешил в каюту, чтобы дать свободу веселому расположению духа…
- И как это пришло в голову адмиралтейскому интендантству отправить нас на невольничьей шхуне? - сказал Тука, уходя с Жилиасом в свою каюту.
Чтобы исполнить данное обещание, командир велел пригласить к себе молодых людей и с очевидной шутливостью объявил им, что по желанию их прямого начальства возвел их в чин помощников обер-эконома и начальника врачебного округа и, пояснив причины своего поступка, заверил юношей, что им предоставлена полная свобода действий.
Гиллуа и Барте невольно рассмеялись, думая, что их начальники, малодушие которых было им вполне известно, действовали так только потому, что капитан пристал к ним с ножом к горлу. Ле-Ноэль же сообщил об обещанной премии, а оба друга по выходе из капитанской каюты подтвердили своему начальству, что не оставят его и подпишут донесение морскому министру такое, какое ему угодно будет составить.
Опять превращаясь в купеческое судно, "Оса" снова прикрылась снастями парусной шхуны. Жилиас и Тука были на другой же день утверждены в своем новом звании, и если бы молодые пассажиры не отказались от общего стола, то жизнь на корабле потекла бы обычным чередом. Двадцать два дня спустя шхуна прибыла к одиннадцати часам к берегам Бразилии.
Командир отдал приказание лечь в дрейф и выпустить три сигнальные ракеты, которые, описав длинную кривую линию в пространстве, потухли в волнах.
Великолепна была эта ночь: мириады звезд отражались, точно в зеркале, в тихих и безмятежных водах океана; очарование было так велико, что "Оса", казалось, плавала по небесному своду. Вдруг поднялась с земли ракета и разорвалась снопом звезд: то был сигнал с берега, и по распоряжению вахтенного большой фонарь был выставлен на передней мачте.
Час спустя по направлению к шхуне двинулась черная точка, и вскоре к судну причалила туземная шлюпка, быстро вскарабкался по трапу какой-то человек и бросился прямо на палубу.
- Здравствуйте, дон Иоакимо, - сказал Ле-Ноэль, выходя к нему навстречу.
- Добрый вечер, капитан, - отвечал неизвестный посетитель.
Не обменявшись больше ни словом, оба поспешили в кают-компанию, где и заперлись.
- Ну, какие известия? - спросил капитан.
- И хорошие, и дурные.
- Неужели же, вопреки нашей депеше Ронтонаку, вы ничего не можете нам заказать?