Когда решено было наконец дать им высшее назначение, оба с сожалением покинули эту стоянку. Тука был назначен помощником комиссара адмиралтейства, а Жилиас возведен в звание медика второй степени. По обоюдному их желанию они не были разлучены и отправились вместе на остров Майотту, близ Мадагаскара.
Тут оба друга, следуя своим привычкам, стали собирать коллекции всякого рода плетеночек и туземных шелковых изделий, а также приняли участие в частных предприятиях по доставке скота в Бурбон. После этого они не могли уже жаловаться на перемену места жительства.
В Сен-Пьере и Микелоне они довершили свое благосостояние, занявшись торговлей треской. Наконец, когда приближалось уже время отставки и пенсии, их служебная деятельность была увенчана новым назначением: Тука был назначен помощником комиссара и интендантом в Габон, а Жилиас - главным начальником медицинских и аптекарских чиновников в то же место.
В таком важном сане отправились они на шхуне "Оса" к месту своего назначения, Знакомство с двумя остальными пассажирами не требует продолжительных объяснений.
Подпоручик Барте был юноша с многообещающей будущностью: только что выпущенный из Сен-Сирского училища, он, к удивлению товарищей, вздумал поступить в морскую пехоту, немножко из желания путешествовать по белому свету и больше из честолюбия, потому что повышение в чинах нигде не совершается так быстро, как в этом корпусе.
Что касается Урбана Гиллуа, то, скажи ему кто-нибудь три месяца тому назад, что он отправится к берегам Африки, он бы очень удивился. Окончив курс наук с дипломом бакалавра, он поступил в Нормальную школу, когда преждевременная смерть отца выбросила его, одинокого и без всяких средств к жизни, на парижскую мостовую. Одаренный мужественным характером, он не поколебался бросить все мечты о блистательной будущности… В это время проходили экзамены в морском министерстве для набора чиновников в колониальный комиссариат. Он явился на экзамены, выдержал первым и был назначен в Габон помощником Тука.
Вот история четырех действующих лиц, за которыми мы последуем на шхуну "Оса" и на берег Конго.
В открытом море. - Главный штаб "Осы"
Снявшись с якоря и распустив паруса, "Оса" быстро огибала берега Испании, подгоняемая сильнейшим ветром с северо-востока, от которого гнулись ее изящные мачты. Люди, свободные от дежурства, предавались разнообразным развлечениям. Кабо, главный кормчий, старый моряк, знавший наизусть морские проходы целого мира и служивший лоцманом на "Осе", стоял, облокотившись на бушприт, и тихо разговаривал с Гилари, боцманом "Осы". Тот, кому удалось бы услышать их разговор, понял бы, что необъяснимое присутствие четырех пассажиров возбуждало в них сильные опасения.
- Вы поставили недостаточно парусов, Девис! - вдруг сказал капитан Ле-Ноэль, выходя из своей каюты и обращаясь к своему младшему помощнику, расхаживавшему по палубе. - Прикажите бросить лаг и вы сами увидите, что мы не делаем двенадцати узлов, тогда как при таком ветре "Оса" должна их делать.
- Слушаю, капитан! - отвечал помощник и приказал укрепить еще один парус на передней мачте.
- Думаете ли вы, что этого будет достаточно, Девис?
Молодой человек поклонился.
По первому свистку Гилари все матросы были на местах, - эти действия совершались с такой же математической точностью, как и на военных судах.
- Прикажите поднять лиселя, Девис, - продолжал капитан. - Нам надо высадить в Габоне четырех зловещих птиц, которых нам вчера навязали, и потому мы должны заранее выиграть время, которое потеряем по их милости… Нам следует попасть в Рио-Гранде через сорок пять дней, проехав через Наталь.
- А не лучше ли, капитан, направиться прямо к Бразилии и сбыть с рук этих господ, высадив их на Азорских островах или на острове Сан-Антонио?
Не успел произнести Девис эти слова, как уже пришел в крайнее смущение…
Капитан Ле-Ноэль бросил на него один из тех взглядов, от которых иной раз дрожали самые бесстрашные моряки из его команды, и, резко подчеркивая каждое слово, сказал:
- Когда вы сегодня утром сменяли с вахты Верже, разве он забыл передать вам, какого направления держаться?
- Нет, капитан, приказано держаться к мысу Ортегаль.
- И прекрасно! Следовательно, вы должны исполнить приказание и воздержаться от всяких рассуждений!
Подойдя к своей каюте, командир "Осы" обернулся и сказал ласково:
- А главное, Девис, не бойтесь усиливать ход… И еще - когда сменят вас с вахты, придите потолковать со мною.
Нрав капитана поражал смесью крайней строгости и добродушия, и если его снисходительность вне служебных отношений доходила до слабости к тем, кого он любил, то строгость его доходила до жестокости по отношению к тем, кто имел несчастье ему не понравиться.
Он завел на своем судне железную дисциплину, которой обязаны были подчиняться его помощники, и не терпел ни малейших рассуждений относительно своих целей, ни малейшего замечания на отданное приказание. Во всем навсегда его подчиненные обязаны были его слушаться. Смотря по состоянию ветра и моря, имевших огромное влияние на его характер, он приглашал своих помощников обедать, был с ними любезен, даже общителен, или же запирался на целые недели в своей каюте, принимая только по делам службы. Девис был его любимцем, - если бы Верже, первый помощник, или Голловей, второй помощник, позволили себе во время своей вахты замечание насчет перемены направления, командир немедленно отправил бы их под арест.
Как истый американец - от французского происхождения в нем остались только быстрая сообразительность да некоторая щеголеватость в наружности и обращении, - Ле-Ноэль говаривал: "Получить то, что желаешь, успеть в том, что предпринимаешь, - другой цели жизнь не имеет, а мне нет дела до средств, какими надо достигнуть цели. Путешественник, достигнув цели своего путешествия, всегда забывает, каков был его путь". По его мнению, право было только мерою силы, и каждый имел право на то, что было в его силах взять… Тем, кто выражал удивление, он отвечал просто: "Я только прилагаю к практике теории завоевателей. Когда две армии сходятся на поле битвы, чтобы отнять чужую область в пользу своего в ласте лица, кровь побежденных питает поле битвы; тот, кто вступает в борьбу с обществом, тоже платится жизнью при поражении. Только в первом случае убитого прославляют героем, потому что он помогал своему хозяину захватить кусок земли у своего соседа, а во втором - павший считается злодеем, потому что действовал ради личных выгод. Но одни глупцы позволяют обманывать себя; и герой, и злодей - оба стремятся завладеть тем, что возбуждает их алчность". Итак, Ле-Ноэль обладал всеми необходимыми качествами, чтобы сделаться превосходным торговцем человеческим мясом.
В добрые минуты он иногда вступал в прения с Верже, своим шкипером, престранным человеком. Шкипер изучал науки и философию, был поклонником Канта и занимался торговлей неграми только потому, что этот промысел доставлял ему от двадцати пяти до тридцати тысяч франков в год; с другой стороны, он, не колеблясь, сознавался, что тот день, когда их всех перевешают, будет днем правосудия.
- А вы не правы, Верже, - говаривал Ле-Ноэль в минуты добродушной откровенности, - и совсем напрасно осуждаете нас так строго: ведь мы только осуществляем на практике немецкую философию.
- Как же это? - спросил однажды Верже, недоумевая.
- Прочтите-ка это! - отвечал капитан, указывая на книгу, открытую на его столе.
"В человеческом мире, как и в царстве животном, господствует только сила, а не право; право - это только мерило силы каждого…"
"Какое мне дело до права! Я не имею в нем нужды, если могу добыть силою то, что мне надо, и наслаждаться этим; чего же я не могу захватить силою, от того я отказываюсь и не стану, в утешение себе, тщеславиться моим мнимым правом, правом, за давностью не теряемым…"
- А откуда эти цитаты? - спросил Верже.
- Из двух главных столпов философии современной Германии - Артура Шопенгауэра и Макса Штирнера… И заметьте также, Верже, ведь мы не похищаем силою наших негров, а покупаем их по всем правилам у их всемилостивых властелинов. Так как божественное право господствует еще во всем могуществе на берегах Бенгелы, то никто не может оспаривать, что эти верховные властелины имеют неограниченную власть над жизнью и имуществом их подданных.
- Итак…
- Итак, английские и французские фрегаты не имеют ни малейшего права мешать чисто коммерческим сношениям.
- Да, но их право начнется с того же дня, когда они возымеют силу и искусство захватить нас.
- Господин Верже, надо всегда заботиться о том, чтобы обеспечить свое право… лучшими снастями и лучшей машиной.
- Капитан, вы ошиблись в выборе призвания.
- То есть как это?
- Вы оказались бы превосходнейшим профессором философии и права сравнительного законодательства в Гейдельберге.
Подобной шуткой почти всегда оканчивались прения между этими людьми столь разного характера.