- Вы не правы, сударь, - продолжал настаивать Сэдлтри, - ведь сокращения употребляются только в судебных решениях. А здесь говорится о водяных каплях в соборе королевы Марии, что на Хай-стрит, то есть tillicidian . Вы еще скажете, что и это не по-латыни?
- Может быть, может быть, - сказал бедный мистер Батлер, подавленный шумной настойчивостью своего гостя. - Я не в состоянии спорить с вами.
- Да почти никто не в состоянии, почти никто, мистер Батлер, хотя мне, может быть, и не подобает говорить об этом, - ответил восторженно Бартолайн. - Ну, а теперь, так как до школы у вас осталось еще целых два часа, а вам, я вижу, неможется, я посижу тут у вас, чтобы вы не скучали, и объясню вам суть слова tillicidian. Вы, как я полагаю, знаете истицу миссис Кромби, весьма почтенную женщину и моего друга к тому же. Так вот, я ей весьма удружил в одном судебном дельце и нисколько не сомневаюсь, что в положенное время она из него с честью выйдет, даже если и проиграет. Понимаете ли, наш дом стоит ниже соседнего, а потому мы должны принимать на себя tillicide, то есть естественные дождевые капли, когда они падают с небес на крышу соседнего высокого дома, а оттуда по канавам и желобам стекают на наш дом, что стоит пониже. Но недавно какая-то негодная девчонка, приехавшая с гор, выплеснула из восточного окна дома миссис Мак-Фейл, то есть из высокого дома, черт знает какую пакость. Может быть, обе старухи и помирились бы, потому что миссис Мак-Фейл прислала ту девчонку извиняться и сказать моей приятельнице миссис Кромби, что из уважения к двум джентльменам из Верхней Шотландии, стоявшим внизу под окном и говорившим по-гэльски, жидкость выплеснули из другого окна, а не оттуда, откуда полагается. Но, к счастью для миссис Кромби, я подоспел как раз вовремя, чтобы помешать соглашению, потому что просто обидно, коли такое дельце не попадет в суд. Мы вызвали миссис Мак-Фейл в суд, эта девчонка с гор пыталась вывернуться, но тут уж вмешался я и сказал…
Подробное изложение этой серьезной тяжбы заняло бы все время, отведенное мистеру Батлеру для отдыха, если бы голоса у двери не прервали Сэдлтри. Квартирная хозяйка Батлера, возвращаясь с кувшином от колодца, где она брала обычно воду для своей семьи, обнаружила у двери нашу героиню, Джини Динс, которая, не желая войти, пока не уйдет Сэдлтри, с нетерпением ждала, когда он закончит свои многословные разглагольствования.
Добрая женщина положила конец ее колебаниям, спросив:
- Вам, девушка, меня или того сударя?
- Я хотела бы поговорить с мистером Батлером, если он не занят.
- Тогда ступайте в дом, моя милая, - сказала славная женщина и, открыв дверь комнаты, доложила о новом посетителе:
- Мистер Батлер, к вам тут какая-то девушка.
Удивлению Батлера не было границ, когда после этих слов в комнату вошла Джини, не удалявшаяся обычно от дома больше чем на полмили.
- Боже мой, - проговорил он, пытаясь встать с кресла; щеки его, обескровленные болезнью, вспыхнули от волнения. - Неужели еще какое-нибудь несчастье случилось?
- Никакого, мистер Рубен, кроме того, о котором вы уже, должно быть, знаете. Но какой же у вас больной вид! - воскликнула Джини, ибо румянец, вызванный минутным возбуждением, не скрыл от любящих глаз девушки, как подкосили ее возлюбленного затянувшаяся болезнь и тревоги.
- Нет, я здоров, совсем здоров, - порывисто ответил Батлер. - Но не могу ли я помочь тебе чем-нибудь, Джини, тебе или твоему отцу?
- Совершенно верно, - вмешался Сэдлтри, - в семье их теперь только они двое и остались, бедняжку Эффи можно уже в счет не принимать. Но, Джини, голубушка, чего это ради ты пришла спозаранку в Либбертон, а больного оставила в Лакенбуте?
- У меня поручение от отца к мистеру Батлеру, - ответила смущенная Джини, но, устыдившись лжи, к которой прибегла, сейчас же поправилась, ибо любила и почитала правду почти с квакерской страстностью: - То есть я хочу поговорить с мистером Батлером об одном деле, которое касается моего отца и бедной Эффи.
- Не юридическое ли это дело? - спросил Бартолайн. - Потому что по юридическим вопросам тебе лучше обратиться ко мне, чем к нему.
- Это не юридическое дело, - сказала Джини, которая не сомневалась, что если посвятить мистера Сэдлтри в истинную цель ее путешествия, то возникнет целый ряд осложнений. - Я хочу, чтобы мистер Батлер написал для меня письмо.
- Вот и хорошо, - сказал мистер Сэдлтри, - расскажи-ка мне, о чем надо писать, а я продиктую все, что потребуется, мистеру Батлеру, вроде как мистер Кроссмайлуф диктует своему клерку. Живо давайте сюда перо и чернила in initialibus , мистер Батлер.
Джини посмотрела на Батлера, ломая руки от нетерпения и досады.
- Я думаю, мистер Сэдлтри, - промолвил Батлер, поняв, что от него надо избавиться во что бы то ни стало, - мистер Уэкберн будет до некоторой степени обижен, если вы не послушаете, как ваши мальчики отвечают на уроках.
- И верно, мистер Батлер, ваша правда, я ведь пообещал ребятишкам взять их на полдня из школы, чтобы они посмотрели, как станут вешать. Для их молодых умишек это будет весьма поучительное зрелище, - ведь кто знает, что с ними самими в дальнейшем может стрястись! Фу ты, я и забыл о твоем присутствии, Джини Динс… Ну, да тебе уже пора привыкать к таким разговорам. Мистер Батлер, пусть Джини подождет, пока я вернусь, я там не задержусь и десяти минут.
И, уверив собеседников в скором возвращении, совсем для них нежелательном, он избавил молодых людей от своего стеснительного присутствия.
- Рубен, - сказала Джини, торопясь воспользоваться уходом Сэдлтри, чтобы рассказать о причинах, приведших ее в Либбертон, - я отправляюсь в дальний путь: я иду в Лондон, чтобы просить короля и королеву спасти Эффи.
- Джини! Ты не отдаешь себе отчета в своих словах, - ответил пораженный Батлер. - Ты идешь в Лондон, ты хочешь обратиться к королю и королеве!
- А что ж тут такого, Рубен? - спросила Джини со свойственной ей спокойной уверенностью. - Ведь если подумать, то они такие же смертные, как и все. И сердца у них из плоти и крови, как и у других людей, а ведь история Эффи смягчила бы и каменное сердце! И потом я слышала, что они вовсе не такие дурные люди, как эти якобиты говорят про них.
- Все это так, Джини, - сказал Батлер, - но их великолепие, их свита, трудность получения аудиенции?
- Я все обдумала, Рубен, и меня это не страшит. Конечно, у них великолепная одежда, на головах короны, а в руках скипетры - совсем как у великого царя Агасфера из Священного писания, когда он сидит на своем царском троне перед вратами замка. Но цель, ради которой я иду, поддержит меня, и я почти уверена, что найду в себе силы рассказать обо всем.
- Увы, увы! - воскликнул Батлер. - В наши дни короли не сидят у врат замка, творя справедливость, как в патриархальные времена. Мой личный опыт в отношении придворных обычаев так же ограничен, как и твой, Джини, но из книг и по слухам я знаю, что король Англии решает дела только через министров.
- Если эти министры честные и богобоязненные люди, - ответила Джини, - то тем лучше для Эффи и для меня.
- Но ты же не знаешь даже самых обычных слов, употребляемых при дворе, - сказал Батлер. - Ведь министры - это не священники, а придворные слуги короля.
- Ну, конечно, - возразила Джини, - у него, наверно, очень много слуг, думаю, что даже больше, чем у герцогини в Далкейте. А слуги важных господ всегда заносчивее своих хозяев. Но я оденусь поприличней и предложу им немного серебра, словно пришла посмотреть дворец. А если они все-таки не пустят меня, я скажу им, что пришла по такому делу, от которого зависит жизнь человека, и тогда они уж наверняка разрешат мне увидеть короля и королеву.
Но Батлер покачал головой.
- О Джини, это просто несбыточная мечта. Если их и можно увидеть, то разве лишь через посредство какого-нибудь высокопоставленного лорда. Да и то вряд ли.
- Ну что же, такой путь тоже возможен, если только вы немножко поможете мне.
- Я? Да чем же я могу помочь, Джини? Вот уж поистине сумасбродное предположение!
- И вовсе нет, Рубен. Разве вы не рассказывали нам, что ваш дед, которого всегда недолюбливал мой отец, в давние времена чем-то очень помог предку этого Мак-Каллумора, который звался тогда лордом Лорн?
- Помог, - взволнованно ответил Батлер, - и я могу доказать это. Я напишу герцогу Аргайлу, - по слухам, он очень добрый человек, храбрый солдат и истинный патриот, - и буду умолять его спасти твою сестру от жестокой участи. Шансов на успех очень мало, но мы должны использовать все.
- Мы должны использовать все, - ответила Джини, - но писать не нужно: разве может письмо смотреть, и молить, и упрашивать, и заклинать, как может человеческий голос, трогающий самое сердце? Письмо похоже на ноты, которые леди имеют для своих спинетов: это всего-навсего черные значки, и их никак нельзя сравнить с мелодией когда ее поют или играют. Нет, Рубен, только слова, сорвавшиеся прямо с уст, могут помочь нам, все другое - бесполезно.
- Ты права, - сказал Рубен с пробудившейся решимостью. - И я надеюсь, что небеса внушили твоему доброму и мужественному сердцу то единственное средство, которое может спасти жизнь несчастной девушки. Но, Джини, ты не должна отправляться в это опасное путешествие одна. Ты значишь для меня так много, что я не соглашусь, чтобы моя Джини поступила опрометчиво. И раз уж так сложилось, ты должна теперь же дать мне права мужа защищать тебя; мы отправимся вместе, и я помогу тебе выполнить твой долг в отношении твоей семьи.