- Я пришла сказать вам, лэрд, - молвила Джини, торопясь перейти к делу, - что отправляюсь в дальний путь без ведома отца.
- Без ведома отца? А хорошо ли это, Джини? Ты бы подумала, - сказал Дамбидайкс озабоченно.
- Мне бы только попасть в Лондон, - сказала Джини, как бы оправдываясь, - а уж там я бы дошла до королевы и вымолила помилование моей сестре.
- В Лондон, к королеве, за помилованием? - Тут Дамбидайкс даже свистнул. - Да ты рехнулась, не иначе!
- Нет, я в здравом уме, - сказала Джини, - и решила добраться до Лондона во что бы то ни стало, хотя бы мне пришлось побираться всю дорогу. Так оно и будет, если вы не ссудите мне немного денег. Много мне не надо. Отец, как вы знаете, человек с достатком, и он не допустит, чтобы за нами пропали чужие деньги - особенно ваши, лэрд.
Поняв наконец в чем дело, Дамбидайкс все еще отказывался верить своим ушам и продолжал стоять, уставясь в землю.
- Я вижу, что вы не расположены мне помочь, лэрд, - сказала Джини.
- Что ж, прощайте. И прошу вас, навещайте почаще моего бедного отца, ведь он теперь останется совсем один.
- Куда ты, глупая? - сказал Дамбидайкс и, взяв ее за руку, повел в дом. - Я и сам собирался тебе предложить, только сказать не успел.
Введя Джини в комнату, убранную по-старинному, он закрыл за собою дверь и запер ее на засов. Удивленная Джини старалась держаться как можно ближе к двери; лэрд между тем, отпустив ее руку, нажал пружину, вделанную в дубовую обшивку стены; часть обшивки сдвинулась, и в углублении стены обнаружился железный сейф. Лэрд открыл в нем два-три ящика и показал их содержимое: множество кожаных мешков, набитых золотыми и серебряными монетами.
- Вот мой банк, Джини, - сказал он, с удовольствием глядя то на нее, то на свои сокровища. - Я не признаю разных этих ассигнаций. От них одно разорение.
Затем, переменив тон, он сказал решительно:
- Джини, хочешь сегодня же стать лэди Дамбидайкс? Тогда, коли нужно, поедешь в Лондон в собственной карете.
- Нет, лэрд, - сказала Джини. - Это невозможно. Когда отец в таком горе, а сестра так опозорена…
- Это уж моя забота, - сказал Дамбидайкс. - Тебе бы не поминать про это, глупая. Но странное дело! Через эту глупость ты мне стала еще милее. Верно говорят, что в супружестве и одного умного достаточно. Можно, конечно, и подождать, если тебе сейчас не до того. Бери, сколько хочешь, серебра, а свадьбу сыграем, когда вернешься, - не к спеху.
- Нет, лэрд, - сказала Джини, видя, что необходимо объясниться до конца с этим необыкновенным поклонником. - Я люблю другого и поэтому не могу стать вашей женой.
- Другого? - сказал Дамбидайкс. - Не может быть! Ты так давно меня знаешь…
- Его я знаю еще дольше, - сказала Джини просто.
- Дольше? Не может этого быть! - воскликнул бедный лэрд. - Тут что-то не так. Ведь ты родилась на нашей земле. Ты, верно, не разглядела как следует, ты и половины еще не видела. - Он открыл еще один ящик. - Вот здесь одно только золото, Джини, а вот долговые расписки на серебро. А вот запись доходов: триста фунтов чистых! Никаких закладных. Ты взгляни! У меня ведь и все матушкины наряды целы, и бабкины тоже. Шелковые платья, сплошь расшитые, так и стоят колом. Кружева - тоньше паутины. А колец, а серег! Это все у меня в верхнем зале. Пойдем наверх, Джини, взглянем на них!
Однако Джини устояла и против этого искушения, которое, как правильно догадался лэрд Дамбидайкс, женщинам всего труднее преодолеть.
- Нет, лэрд, это невозможно; я обещалась ему и не нарушу слова, хоть бы мне сулили все поместья Далкейта да еще и Лагтон в придачу.
- Да кому? - спросил лэрд с досадой. - Кто он такой? Ты все не хочешь его назвать. Да ты, верно, просто морочишь меня, Джини, нет у тебя никого - так, одно упрямство. Ну, кто ж он?
- Рубен Батлер, учитель в Либбертоне, - ответила Джини.
- Рубен Батлер? - повторил с презрением Дамбидайкс, расхаживая по комнате. - Рубен Батлер, учитель в Либбертоне - нет, всего-навсего помощник учителя! Сын моего арендатора! Ну что ж, Джини, женское упрямство известно. Рубен Батлер! Да ведь у него в кармане ни гроша! Не на что новый сюртук купить. - Говоря так, он с грохотом задвигал один за другим ящики своей сокровищницы. - Ну ладно, была бы честь предложена, а ссориться из-за этого не станем. Насильно мил не будешь. Что же касается до денег, то не такой я дурак, чтобы тратить их на чужие любовные дела! ..
Последние слова задели Джини за живое.
- Я ничего не прошу у вашей чести, - сказала она. - И не о любовных делах шла речь. Прощайте, сэр! Вы были добры к отцу, и я не могу на вас сердиться.
С этими словами она вышла из комнаты, не слушая, как лэрд бормотал: "Да погоди, Джини, постой!" Быстрыми шагами перейдя двор, она пошла из усадьбы, полная той горькой обиды, которую наносит честному человеку отказ, когда ему и просить-то стоило немалого труда. Выйдя за пределы владений лэрда и оказавшись на большой дороге, она замедлила шаг; гнев ее остыл, и она призадумалась над последствиями своей непредвиденной неудачи. Неужели ей действительно придется побираться в пути? А что же еще ей остается? Может быть, вернуться и попросить денег у отца? Да, но при этом потерять немало драгоценного времени; к тому же, он может запретить ей путешествие. Надо было выбирать, а она все еще не знала, на что решиться, и, идя вперед, все порывалась вернуться.
Пока она раздумывала, послышался топот копыт и знакомый голос, звавший ее по имени. Оглянувшись, она увидела, что за ней скачет на неоседланном пони, в халате, туфлях и шляпе с позументом не кто иной, как сам Дамбидайкс. Всем сердцем стремясь за Джини, он сумел на этот раз преодолеть даже шотландское упрямство Рори Бина и заставил этого своенравного скакуна ехать непривычной дорогой, что Рори, однако, делал весьма неохотно: он мотал головой и при каждом скачке вперед косился на седока - словом, изъявлял крайнее желание повернуть назад, так что лэрду приходилось непрерывно колотить его палкой и пятками.
Поравнявшись с Джини, лэрд первым делом вымолвил:
- Говорят, Джини, что у женщины первое слово не в счет.
- Однако ж моему слову вы можете верить, лэрд, - сказала Джини, не останавливаясь и не подымая глаз. - Я словами не бросаюсь.
- Ну, тогда, - сказал Дамбидайкс, - ты хоть меня-то не лови на первом слове. Нельзя тебе уходить без денег! - И он сунул ей кошелек.
- Я бы тебе и Рори дал, да он тоже упрямый, вроде тебя. Его не заставишь ехать новой дорогой. Уж очень мы с ним привыкли ездить все одной и той же, а выходит, что зря ездили.
- Но послушайте, лэрд, - сказала Джини, - хоть я и знаю, что мой отец вернет вам все до единого пенни, я не хочу занимать, если вы чего-то ждете от меня, кроме уплаты.
- Вот тебе двадцать пять гиней, - сказал со вздохом Дамбидайкс. - Заплатит твой отец или нет, я тебе их даю. Отправляйся куда хочешь, делай что хочешь, выходи за своего Батлера - и прощай, Джини.
- Благослови вас Господь, лэрд! - сказала Джини, тронутая неожиданным великодушием чудака больше, чем было бы приятно Батлеру, если б он мог в эту минуту заглянуть в ее сердце. - Да ниспошлет Он мир вашей душе и вашему дому и пошлет вам всякое благополучие!
Дамбидайкс обернулся и помахал рукой, но тут пони, обрадованный, что можно ехать домой, пустился вскачь, и седоку без помощи седла, уздечки и стремян стойле большого труда удержаться на нем; где уж тут было оборачиваться - даже для того, чтобы бросить прощальный влюбленный взгляд!
Должен сказать, к стыду моей Джини, что вид влюбленного в халате, туфлях и шляпе с позументом, уносимого мохнатым неоседланным шотландским пони, несколько охладил в ней вспышку благодарной нежности. Фигура Дамбидайкса была столь нелепа, что к Джини вернулось ее прежнее отношение к нему. "Хороший он человек, - подумала она, - добрый человек! Жаль, что пони у него такой норовистый!"
Тут мысли ее приняли другое направление. Она стала думать о предстоящем ей далеком путешествии, с удовольствием сознавая, что при своей выносливости и скромных привычках она имеет больше чем достаточно для покрытия путевых издержек до Лондона и обратно, а также и для других возможных расходов.
Глава XXVII
Тоска мне сердце облегла,
Чуть только свет погас.
"Что, если Люси умерла?" -
Сказал я в первый раз.
Вордсворт
Следуя в одиночестве дальше, наша героиня вскоре поднялась на небольшую возвышенность неподалеку от усадьбы Дамбидайкса. Взглянув на восток, в сторону говорливого ручейка, вившегося между разбросанными ивами и ольховыми деревьями, она увидела памятные места своего детства: домики "Вудэнда" и "Вирсавии", пастбища, на которых она так часто пасла овец, и изгибы ручья, где вместе с Батлером собирала тростник и плела из него короны и скипетры для своей трехлетней сестренки Эффи, тогда прелестного, но избалованного ребенка. Горечь воспоминаний, навеянных на нее этой картиной, была столь велика, что она едва не поддалась искушению сесть и облегчить свое горе в слезах.