Он раскрыл бумажник и бросил на стол толстую пачку розовых листов, на которых в обрамлении прелестных виньеток из переплетающихся Амуров и цветочных гирлянд был изображен Кредит, великий Кредит, державший в руках рог изобилия. Начался дележ. Все брали на себя и своих друзей, кроме маленького маркиза, который оставался еще в некоторой степени дворянином и не привык перепродавать то, что получил в подарок. У благородного Ориоля, было, похоже, бесчисленное множество друзей, потому что билетами он набил все карманы. Гонзаго молча наблюдал, как они хватают приглашения. Он встретился взглядом с Шаверни, и оба рассмеялись.
Ежели кто-то из них считал Гонзаго простофилей, то он весьма заблуждался: принц был себе на уме; в его мизинце ума было больше, чем у целой дюжины ориолей вкупе с полусотней жироннов или монтоберов.
- Господа, - сказа он, - соблаговолите оставить два приглашения для Фаэнцы и Сальданьи. Право, я удивлен, что не вижу их здесь.
Да, это был невероятный случай, чтобы Фаэнца и Сальданья не явились на зов.
- Я счастлив, господа, - говорил Гонзаго, пока шел дележ приглашений, так высоко котирующихся на улице Кенкампуа, - что смог сделать для вас эту сущую безделицу. Запомните хорошенько: где пройду я, там пройдете и вы. - Вы - моя священная когорта; ваше дело - всюду следовать за мной, мое дело - вести вас.
На столе остались только два приглашения, предназначенные для Сальданьи и Фаэнцы. Все сгрудились, с вниманием и почтением слушая своего предводителя.
- Я хочу вас предупредить, - продолжал Гонзаго, - что события, которые скоро произойдут, могут в какой-то мере показаться вам загадочными. Никогда не пытайтесь - и я не прошу, а требую этого - понять причины моего поведения; единственное, что от вас нужно, услышав приказ, действовать. Пусть вас не беспокоит, что дорога может оказаться долгой и трудной, потому что, клянусь вам честью, в конце ее вас ждет богатство.
- Мы идем за вами! - воскликнул Навайль.
- Все до единого! - дополнил Жиронн.
А кругленький Ориоль с рыцарственным жестом завершил:
- Хоть в ад!
- Дьявол меня побери, кузен, - негромко бросил Шаверни, - до чего у нас верные друзья! Готов побиться об заклад…
Возгласы удивления и восторга не дали ему договорить. Он сам с полуоткрытым ртом восхищенно уставился на девушку поразительной красоты, которая неосторожно появилась в дверях спальни Гонзаго. Вероятно, она не ожидала встретить здесь столь многочисленное общество.
На юном, исполненном беззаботной радости лице девушки, вошедшей в двери, сверкала шаловливая улыбка. Увидев, сколько народу собралось у Гонзаго, она остановилась, быстро опустила на лицо кружевную вуаль, украшенную вышивкой, и застыла на пороге, словно прекрасное изваяние. Шаверни пожирал ее взглядом. Остальные прилагали титанические усилия, чтобы не пялиться на нее. Гонзаго, поначалу вздрогнувший, тут же овладел собой и устремился к ней. Он взял ее руку и поднес к губам, причем в его поведении почтительности было даже больше, чем галантности. Девушка не произнесла ни слова.
- Прекрасная затворница! - прошептал Шаверни.
- Испанка! - бросил Навайль.
- Так вот почему принц держит на запоре свой домик за церковью Сен-Маглуар!
Друзья принца с видом знатоков, каковыми они и были, любовались ее гибким ив то время благородным станом, краешком крохотной волшебной ножки, густой, пышной короной шелковистых волос чернее смоли.
На незнакомке был парадный туалет, простая роскошь которого выдавала в ней знатную даму. И чувствовалось, что она умеет носить его.
- Господа, - объявил принц, - уже сегодня вы увидели бы это юное, драгоценное дитя, поскольку она драгоценна мне по многим причинам, и я собирался объявить об этом, но не думал, что это произойдет так скоро. В настоящую минуту я не буду иметь чести представить вас ей: еще не настало время. Прошу вас, подождите меня здесь. Вот-вот вы будете нам нужны.
Он взял девушку за руку и увел в свои покои, дверь за ними закрылась. На всех лицах явилось выражение легкомысленного веселья, и только лицо маркиза де Шаверни осталось, как и прежде, дерзко-насмешливым.
Наставник ушел, и эти большие школьники почувствовали себя свободными.
- Удачи! - крикнул Жиронн.
- Не будем их смущать! - подхватил Монтобер.
- Господа, - начал Носе, - вот так же покойный король совершил выход вместе с госпожой де Монтеспан к собравшемуся двору. Кстати, Шуази, это твой почтенный дядюшка поведал о том в своих мемуарах… Присутствовали архиепископ парижский, канцлер, принцы, три кардинала и две аббатисы, не говоря уже об отце Летенье. Король играфиня должно были торжественно попрощаться, дабы вернуться в лоно добродетели.
Но тем не менее графиня рыдала, Людовик Великий прослезился, затем оба откланялись суровому собранию.
- Как она прекрасна! - задумчиво произнес Шаверни.
- А вы знаете, какая пришла мне мысль? - воскликнул Ориоль. - Семейный совет собран по поводу развода!
Сначала все запротестовали, но потом каждый пришел к выводу, что это весьма и весьма возможно. Ни для кого не было секретом, что принц Гонзаго и его супруга совершенно не общались между собой.
- А ведь он так хитер, - заметил Таранн, - что способен оставить жену, но сохранить ее приданое.
- И потому ему нужны наши голоса, - согласился Жиронн.
- Шаверни, а ты что скажешь? - поинтересовался толстяк Ориоль.
- Скажу, - ответил маркиз, - что вы были бы подлецами, не будь вы такие дураки.
- Клянусь Богом, кузен, - возмутился Носе, - ты уже в том возрасте, когда за дурные привычки наказывают, и я хочу…
- Ну, ну, - вмешался миролюбивый Ориоль. Шаверни даже не взглянул на Носе.
- Как она прекрасна! - еще раз повторил он.
- Шаверни влюбился! - закричали со всех сторон.
- Только поэтому я прощаю его, - объявил Носе.
- А кто-нибудь знает хоть что-то об этой девушке? - осведомился Жиронн.
- Никто и ничего, - отозвался Навайль, - кроме того, что господин Гонзаго тщательно скрывает ее и что Пероль назначен рабом, обязанным исполнять все прихоти этой прелестной особы.
- Пероль ничего не рассказывал?
- Пероль никогда ничего не рассказывает.
- Ну да, ее же охраняют.
- В Париже она одну, самое большее, две недели, - высказался Носе, - потому что в прошлом месяце владычицей и повелительницей в маленьком домике нашего дорогого принца была Нивель.
- Да, и с той поры мы ни разу не ужинали там, - заметил Ориоль.
- В саду установлены, прямо сказать, караулы, - сообщил Монтобер, - и командуют ими попеременно Фаэнца и Сальданья.
- Все тайны, тайны!
- Ладно, успокоимся. Все равно сегодня узнаем. Эй, Шаверни!
Маркиз вздрогнул, словно его внезапно разбудили.
- Шаверни, ты что, замечтался?
- Шаверни, почему ты молчишь?
- Скажи хоть что-нибудь, Шаверни! Можешь даже нас оскорбить!
Маркиз оперся подбородком на руку.
- Господа, - сказал он, - вы по несколько раз в день губите свои души из-за каких-то банковских бумаг, а я ради этой красавицы погубил бы душу окончательно, раз и навсегда.
Оставив Плюмажа-младшего и Амабля Галунье в людской за обильно накрытым столом, господин де Пероль покинул дворец через садовую калитку. Прошествовав по улице Сен-Дени и пройдя за церковь Сен-Маглуар, он остановился перед калиткой другого сада, стены которого были почти скрыты огромными поникшими ветвями старых вязов. В кармане прекрасного кафтана господина де Пероля лежал ключ от этой калитки. В саду не было ни души. В конце сводчатой аллеи, такой тенистой, что она казалась таинственной, виднелся новый дом, построенный в греческом стиле; его перистиль окружали статуи. О, этот садовый дом был подлинная драгоценность! Последнее творение архитектора Оппенора! По тенистой аллее господин де Пероль дошел до дома. В вестибюле торчали ливрейные лакеи.
- Где Сальданья? - осведомился Пероль. Оказывается, господина барона Сальданью никто со вчерашнего дня не видел.
- А Фаэнца?
Ответ был точно таким же. На тощей физиономии управляющего выразилось беспокойство.
"Что бы это значило?" - подумал он.
Не задавая больше лакеям вопросов на этот счет, Пероль спросил, можно ли видеть мадемуазель. Забегали слуги. Наконец раздался голос первой камеристки. Мадемуазель ждет господина де Пероля у себя в будуаре.
Едва он вошел туда, мадемуазель закричала:
- Я не спала всю ночь! Я ни на миг не сомкнула глаз! Я не желаю больше оставаться в этом доме! С той стороны сада не улочка, а какой-то разбойничий притон!