- Послушайте, что я скажу, Аврора, - проговорил он. - Мое преступление длилось всего секунду, и его можно извинить лишь безумной мечтой, мечтой ослепительной и желанной, которая открывала мне врата в рай. Но преступление мое оказалось достаточно серьезным, чтобы свести на нет мою двадцатилетнюю преданность вам. На какую-то секунду я пожелал отнять у матери дочь!
Принцесса потупилась. Аврора спрятала лицо у нее на груди.
- И Господь наказал меня! - вскричал Лагардер. - Он справедлив: я умру!
- Но неужели нет никакой надежды? - воскликнула принцесса, чувствуя, как дочь слабеет в ее объятиях.
- Я умру, - продолжал Лагардер, - в тот миг, когда моя нелегкая жизнь должна была распуститься, словно цветок. Я поступил дурно и понесу за это жестокую кару. Господь особенно гневается на тех, кто пятнает свое доброе дело - я понял это в тюрьме. Какое право имел я не доверять вам, сударыня? Я должен был ввести радостную и смеющуюся дочь через парадные двери вашего дома, я должен был позволить вам целовать ее сколько угодно. И только потом она бы призналась: "Он любит меня и любим мною!" Вот тогда я упал бы перед вами на колени - вот так!
Аврора последовала его примеру.
- И вы благословили бы нас, не так ли, сударыня? - заключил Лагардер.
Принцесса медлила - но дело было не в благословении: она просто не знала, что сказать.
- Вы сделали бы это, милая матушка, - очень тихо сказала Аврора, - и сделаете это теперь, в этот страшный час.
Молодые люди склонили головы. Принцесса, возведя к небу полные слез глаза, воскликнула:
- Господи, сотвори чудо!
Затем, сблизив головы дочери и Лагардера, она поцеловала их со словами:
- Дети мои!
Аврора встала и бросилась матери на шею.
- Мы теперь обручены дважды, Аврора, - сказал Лагардер. - Благодарю вас, сударыня, благодарю, матушка! Я даже не думал, что в таком месте можно плакать от радости! А теперь, - продолжал он, и лицо его сразу изменилось, - нам с вами пора расстаться, Аврора.
Лицо девушки покрылось смертельной бледностью. Она чуть не забыла о том, что привело ее сюда.
- Не навсегда, - с улыбкой добавил Лагардер, - мы увидимся по меньшей мере еще раз. Но я хочу, чтобы вы удалились, Аврора, мне нужно поговорить с вашей матерью.
Мадемуазель де Невер приложила руки Анри к своему сердцу, после чего направилась к оконной нише.
- Сударыня, - обратился осужденный к принцессе Гонзаго, когда Аврора отошла достаточно далеко, - эта дверь может отвориться в любую секунду, а мне нужно еще так много вам сказать. Я знаю, что вы со мною искренни, вы простили меня, но согласитесь ли вы внять мольбе приговоренного к смерти?
- Будете вы жить или погибнете, сударь, - отвечала принцесса, - я готова отдать за вашу жизнь всю свою кровь до последней капли, я клянусь вам честью, что не откажу вам ни в чем. Да, ни в чем, - повторила она после минутного раздумья. - Я попыталась мысленно отыскать хоть что-нибудь в мире, в чем я могла бы вам отказать, - такой вещи не существует.
- Выслушайте же меня, и да отблагодарит вас Бог любовью вашей милой дочери. Я приговорен к смерти - я знаю это, хотя приговор мне еще не прочитали. Не было еще случая, чтобы окончательный приговор Огненной палаты подлежал пересмотру. Хотя нет, один такой случай был: при покойном короле жизнь графа де Боссю, приговоренного за отравление курфюрста Гессенского, была спасена, так как итальянец Гримальди, осужденный за другие преступления, написал госпоже де Ментенон письмо, в котором сознался и в этом отравлении. Но в нашем случае подлинный виновник такого признания не сделает. Впрочем, я собирался говорить с вами вовсе не об этом.
- Если бы оставалась хоть какая-то надежда… - начала госпожа Гонзаго.
- Надежды нет. Сейчас три часа дня, в семь уже стемнеет. В сумерки за мною придет конвой и отведет меня в Бастилию. В восемь вечера я уже буду во внутреннем дворе, где производятся казни.
- Я поняла вас! - вскричала принцесса. - По пути, если мы соберем друзей…
Покачав головой, Лагардер грустно улыбнулся.
- Нет, сударыня, - ответил он, - вы меня не поняла Буду выражаться яснее, я не намерен загадывать вам загадки. Так вот: между Шатле и двором Бастилии, конечной целью моего путешествия, будет одна остановка, и произойдет она на кладбище церкви Сен-Маглуар.
- На кладбище церкви Сен-Маглуар? - вздрогнув, повторила принцесса.
- А разве не следует, - с горькой улыбкой продолжал Лагардер, - чтобы убийца принял публичное покаяние перед могилой своей жертвы?
- Вы, Анри? - вскричала госпожа Гонзаго. - Вы - защитник де Невера, наш ангел-хранитель, наш спаситель?
- Не надо так громко, сударыня. Перед гробницей де Невера будет стоять плаха с топором. Там мне отрубят правую кисть.
Принцесса закрыла лицо ладонями. На другом конце залы Аврора стояла на коленях и, рыдая, молилась.
- Несправедливо, не правда ли, сударыня? Как бы ни было безвестно мое имя, вы поймете тоску моего последнего часа: оставить по себе позорную память!
- Но к чему эта бессмысленная жестокость? - спросила принцесса.
- Председатель де Сегре, - отвечал Лагардер, - сказал следующее: "Нельзя, чтобы пэра и герцога убивали, как первого встречного! Преступник должен быть примерно наказан".
- Господи, но это же не вы! Регент не допустит…
- Пока приговор не был произнесен, регент мог все, а теперь, если только истинный виновник не признается… Но умоляю вас, сударыня, оставим это. Вот моя последняя просьба: вы можете сделать так, чтобы моя гибель превратилась в благодарственный гимн мученика, вы можете оправдать меня перед всеми. Согласны вы на это?
- Согласна ли я? И вы еще спрашиваете! Что нужно сделать?
Лагардер заговорил еще тише. И несмотря на согласие принцессы, голос его дрожал:
- Церковная паперть будет от меня совсем близко. Если на пороге церкви будет стоять мадемуазель де Невер в подвенечном платье, если внутри будет священник в полном облачении, если вы, сударыня, тоже будете там, а подкупленный конвой даст мне несколько минут, чтобы преклонить колени перед алтарем…
Принцесса попятилась. Она едва стояла на ногах.
- Я напугал вас, сударыня, - начал было Лагардер.
- Говорите! Говорите! - прерывающимся голосом воскликнула принцесса.
- И если священник, - продолжал Лагардер, - с согласия госпожи Гонзаго благословит союз шевалье Анри де Лагардера и мадемуазель де Невер…
- Спасением своим клянусь, - прервала его Аврора де Келюс, которая, казалось, даже стала выше ростом, - так и будет!
Глаза Лагардера засияли. Он принялся ловить губами руку принцессы, но та не давала ее поцеловать. Услышав громкие голоса, Аврора обернулась и увидела, что мать обнимает осужденного. Увидели это и только что вошедшие в канцелярию пристав и стражники. Не обращая внимания на них, госпожа Гонзаго в каком-то радостном возбуждении продолжала:
- Кто посмеет сказать, что вдова де Невера, двадцать лет носившая по нему траур, приложила руку к союзу собственной дочери с убийцей ее мужа! Хорошо придумано, Анри, сын мой! И не говорите, что на сей раз я не угадала!
Глаза осужденного были полны слез.
- О да, угадали, - прошептал он, - и заставили меня горько сожалеть о своей близкой смерти. Я думал, что теряю одно сокровище…
- Кто посмеет сказать такое? - продолжала принцесса. - Священник будет, клянусь, я приведу туда своего исповедника. Конвой даст нам время, пусть даже мне придется для этого продать все драгоценности или заложить кольцо, надетое мне на палец в часовне замка Келюс! А когда союз будет благословлен, священник, мать и жена пойдут вслед за приговоренным по улицам Парижа. И я скажу…
- Ради Бога, молчите, сударыня! - перебил принцессу Лагардер. - Мы не одни.
С жезлом в руке подошел пристав и сказал:
- Сударь, я и так превысил свои полномочия, прошу вас следовать за мной.
Аврора бросилась к Анри, чтобы поцеловать его в последний раз. Между тем принцесса торопливо шептала на ухо осужденному:
- Можете на меня рассчитывать. Но нельзя ли попробовать что-либо еще?
Лагардер, погруженный в мысли, уже сделал шаг в сторону пристава.
- Послушайте, - опомнившись, зашептал он, - это совершенно ничтожный шанс, но семейный совет соберется сегодня в восемь. Я буду совсем рядом. Если удастся сделать так, чтобы я предстал на совете перед его королевским высочеством…
Принцесса молча пожала ему руку. Аврора отчаянным взглядом следила за своим другом Анри, которого уже окружили стражники и рядом с которым заняла место мрачная личность в рясе доминиканца. Вскоре все они скрылись за дверью, ведущей в Новую башню.
Принцесса схватила Аврору за руку и повлекла ее к выходу.
- Пойдем, дитя мое, - сказала она, - еще не все потеряно. Господь не допустит столь постыдной несправедливости!
Аврора, ни жива ни мертва, ничего не слышала. Усевшись в карету, принцесса крикнула кучеру:
- В Пале-Рояль! Галопом!
Едва карета графини двинулась вперед, как стоявший у ограды еще один экипаж тоже тронулся с места. Чей-то взволнованный голос сказал кучеру:
- Если не приедешь на Фонтанный двор раньше графини, я тебя выгоню.