Аун Сан - не просто национальный герои, он символ борьбы за свободу Отчизны.
Начало XX века ознаменовалось в Бирме подъемом антиколониального движения. В 1931 году было утоплено в крови крестьянское восстание Сая Сана. Около трехсот восставших были казнены, и головы их выставлены на колах на базарных площадях всем на устрашение. Но народ нельзя запугать. Эстафету восстания Сая Сана подхватили такины.
Такин - по-бирмански "господин". Так в колониальные времена обращались к "белым людям", особенно к англичанам. Назвав себя такинами, студенты, рабочие, крестьяне бросили вызов колонизаторам. "Бирма - наша страна, - сказали они. - Будем же любить свою страну, уважать свой язык!"
Движение такинов возглавил Аун Сан. Такины подчеркнуто отвергали все иностранное. Носили домотканую одежду, обувь на деревянной подошве, курили сигары-черуты.
Но это внешняя сторона. Главным было то, что они создали первую политическую организацию - "Наша Бирма", впоследствии ставшую прообразом Антифашистской лиги народной свободы, под руководством которой страна обрела независимость. После второй мировой войны и изгнания японцев в Бирму возвратились англичане с намерением возродить здесь старые колониальные порядки. Но "банан дважды не плодоносит", времена не повторяются.
В октябре 1946 года после грандиозной забастовки английские власти были вынуждены признать Аун Сана главой Исполнительного комитета - первого бирманского правительства.
Внук легендарного народного героя Шве Яуна, казненного англичанами, Аун Сан еще в университете стал признанным лидером молодежи, а вскоре и всей страны. Он страстно хотел видеть свою родину свободной, мечтал о восьмичасовом рабочем дне, запрещении детского труда, бесплатной раздаче земель крестьянам, социальном страховании, о равенстве всех народностей…
Ему было тридцать два года, когда его убили.
В то утро, 19 июля 1947 года, ничто не предвещало беды.
В десять часов утра, как всегда, Аун Сан въехал в ворота Секретариата и вошел в свой кабинет, где уже собрались министры. Началось заседание. Через семь минут в зал ворвались четверо солдат с автоматами и в упор расстреляли всех, кто там находился.
Погибли все руководители Лиги, в том числе брат Аун Сана. В живых остался только У Ну, которого по счастливой случайности не оказалось в этот день в городе.
Тринадцать пуль изрешетили тело Аун Сана. Всего несколько месяцев не дожил он до окончательного освобождения страны. Это было неслыханно: в центре столицы средь бела дня совершено предательское убийство. В стране был объявлен траур. Закрылись учреждения, на улицу вышли рабочие, служащие, студенты. Сто тысяч человек провожали героев в последний путь.
Но и смертью своей Аун Сан послужил родине: выстрелы, прогремевшие в Секретариате, вызвали бурю народного гнева. Опасаясь вооруженных выступлений, Англия подписала договор, по которому признала Бирму суверенным государством. Лучшие сыны родины заплатили за это жизнью. В годы второй мировой войны Рангун сильно пострадал от бомбардировок, пожаров и эпидемий. Возрождение бирманской столицы началось сразу же после обретения страной независимости. Были снесены тысячи лачуг, построены здания с удобными квартирами, большими окнами. В центре выросли высотные дома из стекла и бетона. Правда, стоят еще на окраинах крытые соломой хижины, но с каждым годом их становится все меньше.
Преобразуя город, бирманские архитекторы стремятся сохранить связь времен. В новых конструкциях и материалах продолжают жить традиции и формы национального зодчества.
Рангун просыпается рано, до зари. По улицам катится дребезжащий поток обшарпанных, старых машин. Трусят оранжевые трехколесные такси с брезентовым верхом. Переполненные автобусы. Велорикши с "экипажами" на два места. Светофоров в городе мало, дорожных правил почти никто не соблюдает.
Крестьяне с корзинами на тонких коромыслах спешат на базар. Мелко и часто переступая, пружиня шаг, они несут на своих несильных на вид плечах целый овощной магазин.
Утром прохладно, трава еще мокра от росы. Многие рангунцы, спасаясь от "холода" (плюс двадцать в тени), кутаются спозаранку в шерстяные кофты, головы обвязывают махровыми полотенцами. Тянет дымком - это во дворах жгут сухую траву и опавшие за ночь листья.
Неторопливо идут от дома к дому за утренним подаянием монахи, поплотнее запахнув оранжевую тогу и прижав к груди черную чашу - тапеит. Устремив взор в землю, медленно бредут они по улицам мимо девушек, спешащих в аудитории университета, мимо женщин, идущих на рынок, мимо рабочих, торопящихся на заводы. И каждый встречный уступает им дорогу.
Владельцы походных закусочных толкают перед собой двухколесную тележку. Слышатся выкрики уличных торговцев, у каждого свой особый позывной.
К девяти часам откроются учреждения, и в деловой центр помчат машины. Потянется к своим конторам чиновный люд…
Уже приняли первых посетителей бесчисленные уличные харчевни. На низких столиках аккуратно разложены свежевыпеченные булочки в целлофановых пакетах, в мисках дымится рис, пряно пахнут приправы. Еда готовится тут же, на открытом огне. Повар, он же продавец, ловко орудуя длинной вилкой, перебрасывает тонкие желтые нити лапши в тарелки, сдабривает соусом и подает посетителям.
Присев на корточки и подобрав юбки, бирманцы наскоро съедают свою порцию лапши или риса и идут дальше по делам. Правда, наскоро есть - не в характере бирманцев. Но сейчас утро, и время посиделок за чашкой зеленого чая или миской горячего риса пока не наступило.
К вечеру, когда кончится трудовой день, улицы Рангуна заполнит толпа гуляющих. Рангунцы выйдут отдохнуть, подышать свежим воздухом. Одни пойдут в парки, на озера; другие отправятся на стадион имени Аун Сана поболеть за любимую команду по теннису или чинлону, а некоторые предпочтут кино или зоопарк.
Зеленый, ухоженный оазис в самом центре города, зоопарк - излюбленное место отдыха. Сюда приходят с детьми послушать пение райских птиц, посмотреть представление с дрессированными слонами или аттракцион с королевскими кобрами, увидеть редких животных, просто погулять, посидеть в тени деревьев. Течет по улицам Рангуна толпа. Неторопливо идут невозмутимые бирманцы; спешат до костей прокаленные солнцем бенгальцы; нет-нет да и мелькнут в толпе смуглые моны со старинной прической - косой, стянутой сзади узлом; элегантно причесанные европейцы; степенные сикхи в цветных шелковых тюрбанах; закутанные с ног до головы во все черное мусульманки; кокетливые, улыбчивые бирманки с цветами в волосах. Блестят на ярком солнце украшения женщин - на руках, ногах, в мочках ушей, в носу… Бирманские лоунджи, китайское платье, индийские дхоти и сари - все смешалось в толпе.
Движется людской поток, отливая всеми цветами радуги. Но приглядитесь - и увидите, что есть одна особенность в силуэте рангунской толпы - яркие одежды перебивает оранжевый цвет монашеских одеяний.
…Вплоть до второй мировой войны в Рангуне проживало едва ли не больше иностранцев, чем бирманцев. Здесь обосновались англичане, индийцы, пакистанцы, китайцы. И каждый народ приносил свои традиции, культуру, религию. Вот почему на улицах Рангуна, самой "веротерпимой" столицы в мире, как. его нередко называют, классические буддийские пагоды соседствуют с пышными индуистскими храмами, минареты мусульманских мечетей уживаются с синагогами, серые громады католических кафедральных соборов - с китайскими святилищами с драконами на крышах.
Но спору нет, в этом культовом букете главенствуют буддийские пагоды. Пагодная аранжировка придает облику Рангуна неповторимость. И не только Рангуну - всей стране. Два с половиной миллиона пагод стоят на древней земле Бирмы. Не зря ее называют Страной пагод.
Буддист не осуждает поступки других людей. Он верит: человек, творящий добро, приближается к вечному блаженству - нирване. Содеянное же им зло отдаляет его от заветной цели. В конечном счете как жить, во что верить - личное дело каждого. Каждый сам держит в руках ключ к своему спасению и сам находит к нему дорогу.