Через несколько дней после нашего возвращения произошло событие большой важности, хотя в ту минуту я не придал ему особого значения.
Я прятался в густых кустах, недалеко от открытого места, где бродили олени, надеясь убить самца, до наступления темноты. Кругом царила полная тишина. Вдруг на другой стороне узкой просеки появилась человеческая фигура. Это был дородный, сильный дикарь, какого я еще не видел среди краснокожих, лицо его было разрисовано желтыми и белыми полосами, с двумя большими черными кругами над блестящими глазами, а его широкая, сильная грудь была украшена двумя белыми эмблемами. Он был голый, за исключением полоски кожи вокруг чресел; голова его была выбрита и Только длинный клок волос с воткнутым в них пером болтался на макушке. Он заметил мой взгляд и быстро исчез в кустарнике. Неожиданное появление этого дикаря показалось мне странным, но вскоре мысли о Франции и о моем будущем вытеснили его из моей головы. Мои размышления были прерваны близко раздавшимся фырканьем. Я вскочил на ноги и увидел большого оленя с широкими ветвистыми рогами, который стоял менее чем на шаг от меня; но раньше, чем я успел опомниться, олень сделал два сильных прыжка и исчез в лесу. За мои мечты я поплатился ужином.
В эту ночь, Среди глубокой тишины, я услыхал далеко к северу крик совы; крик этот повторился и с востока. Это был обычный ночной звук, но в тот момент он почему-то показался необыкновенным и заставил вздрогнуть.
Через несколько дней Мартин сказал, что и он видел темную фигуру между деревьями, а ночью я снова слышал крик совы, трижды повторенный в разных концах.
Проснувшись ночью, я стал прислушиваться. Деревня была погружена в спокойный сон, лишь где-то беспокойно ворчала собака. Тихий, душный воздух, казалось, был полон неведомыми приближающимися опасностями. Вблизи меня слышно было спокойное дыхание Мартина. Но вдруг залаяла собака, и в тот же момент, совсем близко, раздался пронзительный крик, на который ответил хор криков отовсюду вокруг деревни.
Я вскочил, схватив шпагу и кинжал, и разбудил Мартина. Мы вышли из хижины.
Первый тусклый свет зари только что пробился сквозь деревья. В полусвете я увидел бегущие фигуры "санти", направлявшихся из своих хижин навстречу неприятелю. Женщины спешили по направлению к реке. Вдруг из-за угла на нас бросился высокий дикарь, но прежде чем он успел поднять руку для удара, я проткнул его своей шпагой насквозь.
- В конце концов, нет оружия, подобного шпаге, - заметил спокойным голосом стоявший возле меня Мартин.
Мы бросились туда, где происходила ожесточенная схватка.
Санона, вождь "санти", был со всех сторон осажден неприятелем и при помощи топора и ножа пробивал себе дорогу в самый центр борьбы. Рядом с ним сражался Олень. Неприятель был силен численностью, и троим из них уже удалось добиться преимущества над Саноной и его товарищем. Наше появление было как раз кстати. Я проткнул своим лезвием ближайшего из нападавших, в то время как Мартин наградил тем же другого. Третий был брошен наземь одним из только что появившихся "санти".
В то время как тела их еще трепетали, один из "санти" ухватился за единственный клок волос на голове одного из убитых, провел по черепу ножом и в один миг содрал волосы вместе с кожей.
Однако успехи в этом сражении были не на нашей стороне. Добрая половина деревни, не выдержав натиска свирепых завоевателей, лежала на земле. Санона был убит стрелой, попавшей ему в горло, а Олень был тяжело ранен. Уцелевшие "санти" убегали в лес. Но и неприятель не задержался здесь надолго, ему, по-видимому, не понравилась холодная сталь наших шпаг.
- Мы должны убрать отсюда Оленя, - сказал мне Мартин. - Сумеете ли вы понести его? Я утвердительно кивнул головой.
- Несите его вниз к реке, пока я прогоню этих красных дьяволов.
Когда я наклонился, чтобы поднять нашего друга-дикаря, что-то просвистело над моей головой, но я не обратил внимания и стал поднимать Оленя. Он встал на ноги, прошел шатаясь несколько шагов и снова тяжело рухнул на землю; я опять поднял его, мы медленно двинулись по направлению к лодкам. Когда мы были уже у подножия холма, из-за кустов выглянуло жестокое разрисованное лицо и высокий, сильный дикарь прыгнул на тропинку. Он размахнулся, и его топор прозвенел в воздухе. Олень лежал безжизненной тяжестью на моей левой руке, и я, не успев увернуться, почувствовал острую боль от скользнувшего по мне удара.
Дикарь подбежал ко мне с ножом в руках, я опустил раненого на землю, бросился ему навстречу и быстро вонзил в него мое лезвие до рукоятки.
Покончив с дикарем, я поместил Оленя в единственную лодку, лежавшую вблизи, и поспешил на помощь Мартину.
Мартин стоял на вершине холма, окруженный дикарями. Они рычали, как волки, вокруг него, и нам с большим трудом удалось отразить их нападение. Мы бросились бежать по направлению к реке. Стрелы летели нам вдогонку, но мы благополучно добежали к лодке. Мартин прыгнул в нее первый, а за ним, сильно оттолкнув ее от берега, упал в лодку и я. Когда преследовавшие нас с диким воем дикари показались у берега, мы были уже далеко.
Глава IX
Мы встречаем знакомого
Из лесу доносились ликующие крики победителей и предсмертные стоны умиравших "санти"; с берега раздавалось гиканье наших преследователей; над нашими головами свистели случайные стрелы. Мы бешено работали веслами и мало-помалу становились слабее, дикари же, убедившись в бесполезности дальнейшего преследования, стали уходить обратно, чтобы присоединиться к охоте за
"санти". Однако мы не могли считать себя в полной безопасности и продолжали усиленно грести. На дне лодки тихо лежал Олень, а на носу покачивалась широкая спина Мартина. Я потерял счет времени и, обливаясь потом, чувствовал только боль во всем теле. Когда мы были на расстоянии трех-четырех лье от берега, Мартин повернул ко мне свое лицо, покрытое потом и кровью, и спокойно сказал:
- Черт возьми! Я не могу больше грести! А как с вами? Не остановиться ли нам? Может быть, мы сумеем сделать что-нибудь для нашего друга здесь - кажется, он в плохом состоянии.
- Хорошо, Мартин, спрячем нашу лодку в густых кустах на берегу, - сказал я, - и позаботимся об Олене. Мы пробудем здесь до ночи, а затем в темноте будет более безопасно продолжать наше путешествие.
- Это идея! - ответил Мартин.
Мы направились к берегу и, высадившись, спрятали лодку в кустах.
Олень потерял много крови и был очень слаб; он молчал все время, пока Мартин возился с ним. Мы шепотом обсуждали наши дальнейшие планы. Мартин настаивал, чтобы я лег спать, а он будет на страже, и только после его обещания разбудить меня через два часа я улегся на траву.
. Я спокойно засыпал, оставив Мартина сидевшим под большим деревом с обнаженной шпагой на коленях, и, засыпая, думал о той дружбе, которая выросла между нами, которая переходила со стороны Мартина в любовь отца, а с моей - в любовь сына.
Когда Мартин разбудил меня, солнце было уже низко и мрак ночи спускался над джунглями. Олень все еще спал. Мартин, положив предостерегающе палец на губы, шепотом сообщил мне, что один из раскрашенных дикарей проехал по реке в лодке и только что высадился за поворотом реки. Мартин заметил, что нам нужны лук и стрелы, чтобы охотиться, иначе мы скоро умрем с голоду. Решив что-то, Мартин взял свою шпагу и исчез в лесу.
Минуты проходили медленно: наступили сумерки; Мартин все еще не возвращался. Кругом была тягостная тишина - каждый плеск рыбы, каждое беспокойное движение раненого дикаря заставляли меня вздрагивать. Джунгли, казалось, были полны опасностями, прикрывая своей черной мантией тайны совершавшихся в них трагедий. Я уже решил, что Мартин заблудился.
Вдруг где-то далеко раздался крик совы. Я бросился вперед со шпагой в руке, но услыхал позади себя смех и спокойный голос Мартина:
- Уже достаточно темно, и нам можно отправиться, тем более что ничто не может нас задержать, так как я уговорил дитя природы одолжить нам свое оружие.
В его руке был лук, а на плече висел колчан со стрелами.
- У меня есть еще другая хорошая добыча, - сказал Мартин, вытащив небольшой мешок с сухими зернами.
Мы принялись жевать их и, разбудив Оленя, накормили также и его.
Затем мы спустили нашу лодку и отправились на запад.
На следующий день, пристав к берегу, мне удалось убить оленя из лука, приобретенного Мартином; сочные куски мяса, поджаренные на костре, придали нам новые силы. Индеец был в плохом состоянии, раны его гноились, и все тело горело в лихорадке.
К концу третьего дня мы достигли слияния двух рек; я предложил Мартину остаться здесь до выздоровления Оленя, с чем он согласился.
Мы расположились в тени больших скал на берегу кристально-ясной реки, быстро протекающей по скалистому руслу. Осмотрев раны Оленя, Мартин серьезно покачал головой и сказал, что необходимо удалить "дикое" мясо, для того чтобы раны могли заживать. Улучив минуту просветления, мы объяснили Оленю необходимость такой операции, и он сразу согласился на это. С этим несчастным дикарем Мартин был нежен, как женщина; его рука, такая тяжелая во время битвы, касалась тела больного легко и осторожно. Он срезал кинжалом гнилое мясо, пока кровь не потекла из ран ручьями, промыл их холодной водой и заботливо перевязал. Все это время Олень не издал звука. К следующему вечеру лихорадка исчезла, и Олень стал сразу поправляться.
Когда наш больной настолько оправился, что уже в состоянии был двигаться, мы с Мартином предприняли на несколько дней путешествие к вершине синего хребта гор, находившихся на западе. За этими горами лежала плодородная долина, окруженная к западу пурпурно-мрачными высотами другой горной цепи, увенчанной деревьями и окутанной таинственной мглой.