- Метров за триста по просеке Цюра идет,- сказал Лавров.
Это уж было совсем непонятно. Саша видел по лицу Зябрина, что и он не слыхал никакого Цюры. Да и Славка, ясно, не очень-то разбирался в этой науке.
- Слышите, сойка кричит: "Человек идет!" - продолжал старшина.- А какой человек? А вот какой.- Лавров указал на небольшой островок зеленой травы, осыпанной вокруг влажной галькой.
Какие-то радужные пятна темнели на гальке, по росистой траве тянулась узкая дорожка следов.
- После дождя или росы,- сказал старшина,- след можно различить и на камнях по таким вот темным и радужным пятнам. Ну, а песок и гальку у нас так каблуками выворачивает только Цюра… С влажной травы он прошел по гальке, след еще не просох, направление движения к просеке, на просеке над человеком сойка кричит,- значит, там и есть Цюра.
Все равно Саша ничего толком, не разобрал. Слишком много мелочей надо было знать и учитывать, чтобы читать следы так,,как читал их старшина Лавров.
- Еще пример,- сказал старшина.- Лежим мы с подполковником в боевом охранении на острове. Север-ное сияние играет. Видно, как через озеро волки бегут. Остановился один, оглянулся, глаза зеленым огнем блеснули, морду поднял и завыл. Слышим, второй откликается… Зябрин, какой можно сделать вывод?
- Ну, голодные волки были, на охоту пошли,- неуверенно ответил Зябрин.
- Или кто-то вспугнул их,- добавил старшина.- Минут через пять за волками заяц бежит,- продолжал он.- Вот и рассуждайте. На волков зайцы не охотятся, а этот прямо за ними смалит. Кто вспугнул? Наши на берегу, других отрядов не должно быть, значит - финны…
Старшина скомандовал следовать за ним и зашагал через камни и кочки мха, остановившись только на просеке возле небольшого муравейника. Но этот муравейник был далеко в стороне от того, в котором лечилась Петровна.
- Зябрин,- спросил Лавров,- где любят селиться муравьи?
- В лесу под деревьями,- ответил Зябрин.
- На пригорках и в сухих местах,- добавил Лавров,- чтобы их водой не заливало, ельник от ветра защищал да солнышко грело…
Старшина достал из кармана носовой платок и натянул его над кишащим муравейником. На солнце блеснули тоненькие пущенные муравьями струйки кислоты, в нескольких местах платок стал влажным.
- Муравьиная кислота,- сказал Лавров,- для собаки очень острый запах. Могут быть ожоги на слизистой анализатора.
Саша не сразу понял, что старшина назвал анализатором собачий нос. Действительно, если у Саши от муравьев ноги горели, как от крапивы, то что же было бы с таким чувствительным органом, как анализатор? Но к чему все это объяснял старшина?
- Вот что…- посмотрев на ребят, сказал Лавров.- Бегите на заставу, поможете Зозуле боевой листок выпускать,- капитан ему приказал.
- Разрешите идти? - уже на бегу крикнул Славка.
- Катите! - ответил старшина, и ребята под дружный смех солдат припустили по тропинке.
Только отбежав немного, Саша сообразил, что Лавров просто отослал их домой. Зозуля прекрасно мог и без них выпустить боевой листок. И капитан поручил это дело не им, а Зозуле. Вот всегда так: дойдет дело до разбора каких-нибудь действий наряда или самых интересных занятий, так их со Славкой в два счета с этих занятий и выставят.
И Саша замедлил шаг, с неудовольствием окликнув убежавшего вперед Славку.
ПРАЗДНИК
Наконец-то настал этот день! Пожалуй, сами участники обороны, которых должны были чествовать на празднике, не ждали его так, как ждали ребята.
С самого утра вся застава и гости - пограничники с других застав - выстроились на линейке.
- Товарищи,- сказал подполковник,- в день десятой годовщины героической обороны заставы поздравляю вас с высокими показателями в боевой и политической подготовке и благодарю за отличную службу.
- Служим Советскому Союзу! - дружно ответил строй.
Подполковник зачитал приветственные телеграммы, адресованные капитану Рязанову, старшему лейтенанту Лузгину, Лаврову и Зозуле.
- Пусть этот день,- сказал подполковник,- будет не только праздником, но и днем поверки нашего мастерства в боевой подготовке, а результаты соревнования - лучшим подарком нашим юбилярам.
- Объявляю порядок дня,- вышел вперед капитан: - с десяти до пятнадцати ноль-ноль - соревнования по стрельбе и физподготовке, после обеда торжественная часть… Дежурный, ведите на стрельбище!
Саша и Славка только и ждали момента, когда "юбиляры", как назвал их подполковник, уйдут с заставы.
Еще не смолкла песня, а они уже бежали к своей мастерской, устроенной в сарае. Возле конюшни дядя
Андрей кормил хлебом и сахаром белую лошадь, красавицу Осу. Цюра тут же прогуливал Серого.
- Посмотришь,- сказал Славка,- Цюра обязательно скачки устроит! Помнишь, еще Зозуля говорил? Цюра своего Серого все лето тренирует.
Дядя Андрей и Цюра легко вскочили в седла и шагом поехали по дороге.
А на Буяне Шакирзянов поскачет,- сказал Славка.- Буян всех обставит!
Буян, конечно, конь знаменитый, но Саше хотелось, чтобы выиграла Оса дяди Андрея. Она и в самом деле была похожа на осу - длинный поджарый корпус, небольшая с темными горячими глазами голова на изогнутой шее и, словно точеные, ноги с крепкими сухими мускулами, играющими под белой шелковистой кожей.
- Пожалуй, Оса обскачет Буяна,- сказал Саша. Он от души желал, чтобы дядя Андрей пришел на Осе первым.
- Ой, ты-ы! - презрительно протянул Славка.- Буяна обскачет?!
- Обскачет! - сказал Саша.
- Обскачет?!
- Посмотришь!
- А давай спорить,- предложил Славка,- если Оса обскачет Буяна, я тебе противогаз отдаю.
- А если Буян первый, я тебе якоря и "колорадского жука" отдам!
Саша и Славка ударили по рукам.
Наконец-то двор опустел, и можно было приниматься за дело. Саша побежал к дому и заглянул в окно.
- Тетя Нюра, можно? - крикнул он.
Ребята втащили в комнату и на видном месте поставили настоящую этажерку, которую они сами выстрогали, сколотили и покрасили.
Нюра расстелила на верхней полке этажерки салфетку, связанную специально к этому дню, а на салфетку поставила цветы. Дядя Андрей давно собирался сделать себе этажерку для книг, да последнее время все ему было некогда. Теперь вот придет домой, а этажерка уже готова.
Для Зозули Нюра приготовила целую пачку нот. Тут были и песни советских композиторов, и сборник танцевальной музыки, и вальсы Штрауса, и даже ноктюрны и полонезы Шопена.
Но пора было идти к Лаврову, и ребята, перебежав двор, осторожно пробрались в его комнату. Там Саша прибил полку, Нюра поставила на полку цветы и фотографию Кати. Рядом с цветами ребята положили все альбомы старшины. Когда они были здесь на разведке, Славка заметил, что один альбом Лавров отложил в сторону и не дал им смотреть. Ну, раз не дал, значит и не надо. Но все-таки сейчас Славка, мимоходом заглянув в него, позвал Сашу, и они увидели, что в этом альбоме, куда ни повернись, всюду была Катя. Катя и сидит, Катя и стоит, Катя сетку тянет, Катя улыбается, Катя цветы нюхает, Катя домой пошла - все Катя да Катя! И что он нашел в этой Кате!? Сколько бумаги перепортил! Славка даже смотреть больше не стал.
Нюра отобрала у них альбом, дернула их за носы и сказала, чтоб они не лезли в дела, которых не понимают. А разве они не понимают? Они понимают…
Но полка - это был еще не самый главный подарок. Предоставив Нюре хозяйничать в комнате, Саша и Славка занялись делом.
Рядом с комнатой у Лаврова была небольшая каморка, оборудованная старшиной под фотолабораторию. Здесь ребята поставили в углу на высокую подставку бочонок, который опять-таки дала им Нюра, налили его доверху водой и повесили длинную резиновую трубку, чтоб устроить сифон, потому что для промывки пластинок обязательно нужна была проточная вода. Опустишь конец трубки в бочонок, а другой перевесишь через край, воду потянешь в себя - и побежит струйка, пока вся вода из бочонка не вытечет.
Когда они совещались с Зозулей насчет подарка Лаврову, тот им прямо так и сказал, что фотография - "темное и мокрое дело", и умывальная раковина в лаборатории обязательно нужна.
Раковину помог им сделать Цюра, впаяв жестяной патрубок в оцинкованный таз.
На складе у него оказалась покореженная выхлопная труба от какой-то подорвавшейся на мине автомашины. Цюра подобрал ее возле дороги и приберегал до случая. Вот случай и подвернулся! Он сам опилил ножовкой и выровнял край трубы, потихоньку от Лаврова прикинул, как ее нужно было изогнуть, теперь только оставалось вывести трубу через пол в фотокомнате Лаврова.
Вот тут-то уж пришлось им помучиться как следует. Саша и стамеской половицу долбил, и ножовкой пилил, и топором ее тюкал. Славка раз двадцать выбегал во двор и лез под дом.
- Еще давай! - как из-под земли кричал он, и Саша опять долбил, пилил и тюкал. Наконец в отверстии показался свет, и от земли потянуло свежим сыроватым воздухом. Вдвинув трубу, они укрепили ее чурками и битым кирпичом, дырку в полу замазали глиной, а из-под дома прорыли канавку, чтоб вода стекала за казармой по склону,
И вот настал долгожданный момент. Саша, Алька и Нюра вышли из дому. Славка остался в комнате лить воду.
- Давай! - крикнул Саша.
Наступила тишина. Вдруг из-под дома побежал ручеек, растекся по пригорку и скрылся в зелени.