А теперь представьте себе мое положение. Отиен кричит от боли, а африканцы над ним смеются, да еще и подшучивают:
- Отиен, что ты скажешь жене, где оставил ухо?
- Ха, ха… мужчина без уха.
Я быстро посадил Отиена в джип, сам сел за руль и гнал по бушу так, как ни на одной охоте. Когда мы приехали в лагерь, вокруг перепуганного и несчастного Отиена собрались все. Правда, никто в этом несчастном случае не видел трагедии, за исключением Отиена и меня. Вокруг царило всеобщее веселье. Я быстро принес аптечку и начал Отиена успокаивать.
- Не бойся, Отиен, сейчас у тебя перестанет болеть.
- Но мое ухо, - плакал он. - Где мое ухо?
Я вынул из аптечки инструменты, обработал рану и быстро "прикрепил" оторванную часть уха. Я был так поглощен работой, что даже не заметил, какая в лагере воцарилась тишина. Африканцы с интересом следили за каждым моим движением. Да, в буше человек должен уметь делать все - даже уши пришивать. Сначала африканцы думали, что я собираюсь отрезать ухо. Правда, все это я понял позже, а тогда мне было не до этого.
- Так… А теперь поехали в больницу, - распорядился я после оказания первой помощи.
В больницу? Слово "больница" вызвало такое же волнение, как если бы в лагере вдруг взорвалась бомба. Ведь мы в девственном лесу, а это не то, что прошел несколько километров - и к твоим услугам медицинская помощь. Совсем наоборот. А тут еще большой начальник готов из-за какого-то одного уха проделать такой длинный путь! В их воображении это не укладывалось.
Мы отправились в больницу. Дежурил как раз индийский врач. Он тоже удивился, когда я его попросил спасти ухо Отиена, предупредив, что гонорар я заплачу сразу же, а размеры гонорара не имеют для меня значения…
Когда мы вернулись в лагерь, голова Отиена была забинтована. Никто не верил, что у него есть ухо. Не верил и Отиен. Пришел день, когда я впервые должен был снять с него повязку. Весь лагерь был на ногах. Весь! Можете представить мое состояние? Признаюсь, что у меня дрожали руки. Стояла мертвая тишина, никто не проронил ни одного слова. Когда повязка была снята, африканцы охнули:
- У него… есть ухо!.. У-у-хо!
Правда, оно было немного толще другого, но оно было… Отиен осторожно, с недоверием ощупал его, а потом попросил, чтобы ему дали зеркало. Долго он ничего не говорил. Потом с благодарностью прошептал:
- Бвана.
Больше он ничего не в состоянии был сказать.
Потом мы устроили небольшое пиршество. Отиену по такому случаю я подарил красивый пестрый платок, который он не снимал ни днем, ни ночью.
Встреча в тропическом лесу
Когда я заправлял машину бензином, а это было, примерно, в восьмидесяти милях от нашего лагеря, ко мне подошел африканец и попросил подвезти его в Намал, центральный поселок Южной Карамоджа. У меня тогда было много забот, я ломал над ними голову и поэтому совсем забыл об африканце. Мы сидели рядом и молчали. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я ощутил его присутствие. Пользоваться попутной машиной? Такого здесь никто не знает. Этот человек вел себя по-европейски.
Краем глаза я незаметно стал его разглядывать. Как могло случиться, что я до сих пор не обратил на него никакого внимания? На нем был бежевый чесучевый костюм, модные мокасины, и вообще все, что было на нем, было безупречно подобрано по цвету, качеству и фасону. Неизвестный начал меня интересовать.
- Вы откуда? - спросил я.
- Отсюда, из Карамоджа, - ответил он кратко.
Я посмотрел на его ручку с золотым пером, небрежно вложенную в карман пиджака, на безупречно заглаженные складки его брюк. Неужели этот мужчина отсюда?
- Я долго здесь не был, - сказал он задумчиво немного спустя. - Очень долго…
Он вздохнул. У него было печальное лицо, которое не соответствовало тому впечатлению, которое он производил сначала. Это уже не был беззаботный, элегантный человек, словно сошедший со страниц модного журнала.
- У вас что-нибудь случилось? - спросил я с предельной деликатностью.
- Нет, - ответил он серьезно. Но на мгновение заколебался.
- Я спрашиваю не из любопытства. Иногда человек нуждается в помощи. Иногда так мало нужно - хотя бы несколько добрых слов.
В машине воцарилась тишина. Элегантный африканец с печальным лицом все больше начинал меня интересовать, но я не знал, как завязать разговор.
- О чем вы могли бы больше всего сожалеть? - неожиданно спросил он меня после долгого молчания.
- Это зависит… ну, на это действительно трудно ответить.
- Да, у вас это сложнее.
Сейчас он мне скажет, что мы, европейцы, слишком чувствительны, что африканцы воспринимают жизнь проще и естественнее, и я с ним соглашусь. И необычность нашей встречи для меня сразу исчезнет. Действительно, они очень просто воспринимают жизнь. Например, карамоджа никогда не оплакивают своих покойников. Ведь смерть - это то, что никого не минует, а, следовательно, это совершенно естественное явление. Под вечер мертвое тело выносят из хижины и укладывают головой к заходящему солнцу. Потом уходят. К утру покойника растерзают гиены, шакалы… и ничего от него не останется, может быть, лишь несколько костей. Часто мне приходилось видеть в буше черепа похороненных таким образом карамоджа.
Словом, я ожидал от этой минуты большего и надеялся, что это знакомство не будет обычным приятным разговором двух попутчиков.
- А вы? - спросил я. - О чем вы можете сожалеть?
- О зря потерянном времени.
Не могу сказать, чтобы ответ был оригинальным. Но тон, которым это было сказано, заставил меня продолжать расспросы.
- Вам так кажется?
- Да. Когда-то я мечтал быть таким, как вы.
Я чувствовал, что он подавляет в себе злость. Злость на себя.
- Но что общего это имеет со временем?
- Я провел несколько лет в Европе.
Представьте себе этот разговор на английском языке с элегантным африканцем о зря потерянном времени. А происходит это в девственном тропическом лесу, где время от времени дорогу перебегает какой-нибудь дикий зверь, которого в Европе можно увидеть только в зоопарке, да еще в тщательно охраняемой клетке. Да, все было необыкновенным.
- Я возвращаюсь в Карамоджа, - сказал он задумчиво…
- Теперь?
- Да. Именно теперь. Теперь… спустя много лет.
Я должен был на минуту сосредоточить внимание на дороге, чтобы выбрать поворот. Потом стал размышлять… Он возвращается домой спустя несколько лет, вот так разодетый - и без багажа. Мне показалось это странным. Признаюсь, что всякое мне начинало приходить на ум…
Люди разные бывают. Я решил быть более осторожным, хотя здесь, в Карамоджа, у меня этого чувства не было. Карамоджа отвергают цивилизацию. Самым большим богатством они считают коров. Если бы вы шли совершенно один через этот район с мешком золота и драгоценных камней, вам нечего было бы опасаться. Но если бы вы впереди себя гнали две-три коровы, ну… тогда бы вы не чувствовали себя в безопасности. Возможно, он догадался о моих подозрениях. А, может быть, я рассуждал вслух. Я услышал его голос как бы издалека, взволнованный, неправдоподобный:
- Я был преуспевающим человеком. Так, кажется, вы это называете? В Англии я получил образование, стал доктором философии. Да. По вашим представлениям, я был преуспевающим человеком. И… все там бросил! Все!
Я ничего не мог понять. А понял я уже позже, в самом конце этого необычного знакомства. Мне хотелось его еще расспросить, но мы уже были в Намале.
- Благодарю вас, - сказал он на окраине деревни. - Дальше я пойду пешком.
- Желаю счастья.
Он кивнул мне. В эту минуту он действительно выглядел счастливым. Это уже не был тот печальный человек, который рассказывал мне в машине о себе. И все же история этого человека была мне не очень понятна.
- Я бы с удовольствием вас отблагодарил, - продолжал он нетерпеливо. Он явно торопился. - Но, к сожалению, у меня нет возможности. Знаете…
Он вывернул пустые карманы своего элегантного пиджака и лукаво засмеялся, видя мое удивление.
Он исчез в лесу. А я еще долго сидел, прежде чем отправился дальше в свой путь.
Знаете, иногда нам жизнь преподносит такие сюрпризы, что потом, вспоминая, не веришь в их правдоподобность, кажется, что это был только сон.
Спустя примерно месяц я бродил в лесу и вдруг почувствовал, что я здесь не один. Я остановился и внимательно огляделся. Неподалеку прятался африканец, он наблюдал за мной. Местные жители часто так делают, и я привык к этому. Но на сей раз во мне пробудилось любопытство.
Я пошел в том направлении. Мужчина вышел из-за дерева. Это был высокий, стройный африканец, и… тут я буквально остолбенел.
- Вы?!
Да, это был он, мой странный попутчик в Намал. Он сделал вид, что не узнает меня, по-английски ничего не понимает, и намеревался идти дальше.
- Вы? - повторил я, не веря своим глазам. Вместо элегантного чесучевого костюма - голое тело, прикрытое куском ткани, а в руках - копье…
- Извините, но этот неожиданный вид, - заикался я. - Вы, и так… Вы, доктор философии?
- Да, - ответил он наконец, и его лицо утратило спокойное выражение. Он стал похож на человека, которого на мгновение возвращают в прошлое и это возвращение ему неприятно.
- Да, - сказал он снова. - И так будет всегда.
- Но почему? Прошу вас, скажите мне. Почему?..
- Здесь я дома.
И он ушел. Даже не попрощался. Наконец я понял историю этого человека, который бросил все и вернулся в свой родной лес. Я также понял, что "дом" - понятие не только цивилизации, оно имеет одинаковое значение как у нас, так и здесь - в диких лесах.