Увы, мне не хватит времени посетить старинные крепости Видин, Никопол, Русе, Силистра, Браила, Галац - по берегам могучей реки, отделяющей Валахию и Молдавию от Турции, несущей полные воды к Черному морю.
Раздобыв документы, затребованные Марком, я начал сборы в дорогу. Это не заняло много времени. Небольшой чемодан с праздничным костюмом для свадебной церемонии - вот, в сущности, почти весь мой багаж.
Еще во время путешествия по северным провинциям я довольно прилично изучил немецкий, поэтому проблема языка передо мной не стояла. К тому же французский в ходу среди дружески настроенных к нам венгров, по крайней мере в светском обществе.
Я уведомил брата о своих намерениях и попросил известить мадемуазель Миру Родерих, что будущий ее деверь сгорает от нетерпения поцеловать ручку будущей невестке.
"Прошу не бранить меня, если не с каждого этапа пути я смогу сообщать о себе. Но все же постараюсь писать регулярно, чтобы дорогая сестричка (мадемуазель Мира позволит так себя называть?) могла прикинуть количество лье, отделяющих одного французского путешественника от ее родного Рагза. Обещаю предупредить о своем прибытии - не только о дне, но даже и о часе, а может статься, и о минутах",- так заканчивалось мое письмо.
Накануне отъезда, тринадцатого апреля, я отправился к начальнику полиции, своему приятелю, чтобы попрощаться и забрать паспорт.
- Должен сказать, Родерихи - достойнейшие люди,- неожиданно сказал он, узнав о цели моей поездки.
- Вы слышали о них? - удивился я.
- И не далее как вчера, на вечере в австрийском посольстве.
- И от кого же?
- От офицера будапештского гарнизона, который познакомился с вашим братом в венгерской столице. Он на все лады расхваливает Марка.
- А о семействе Родерих этот офицер отзывается так же хорошо?
- О да! В общем, Марк сделал превосходный выбор, тем более говорят, что мадемуазель Мира обворожительна. Не забудьте поздравить молодых от меня и пожелать счастливого брака. Правда,- мой собеседник замялся,- не знаю, простите ли вы мою бестактность?…
- Бестактность?… - изумился я.- Вы о чем?
- Да… Мадемуазель Мира Родерих… Впрочем, дорогой Видаль, вполне возможно, что ваш брат ничего не знал…
- Объясните же толком, куда вы клоните?
- Ладно! Так вот, руки мадемуазель Миры уже настойчиво домогались. По крайней мере, так мне изложил дело тот офицер из посольства. И претензии этого субъекта наделали много шуму в Рагзе.
- У Марка есть соперник?
- Не думаю. Доктор Родерих решительно отказал назойливому господину. Да и было это давно, за полгода до приезда вашего брата.
- Стоит ли волноваться, старина,- успокоил я скорее себя, чем приятеля,- раз Марк ничего не пишет, вряд ли это серьезно. Но все-таки хорошо, что вы предупредили меня.
Уже прощаясь, я спросил:
- Не знаете ли, кто этот неудачник?
- Вильгельм Шториц.
- Вильгельм Шториц?! - Моему удивлению не было предела.- Сын Отто Шторица, немецкого химика, точнее алхимика?
- Да.
- Вот это сюрприз! Имя очень известное… Кажется, отец уже умер?
- Несколько лет тому назад, но сын жив, и, говорят, человек очень скользкий…
- Скользкий? Что вы под этим подразумеваете?
- Не знаю, как объяснить,- затруднился с ответом начальник полиции.- По слухам, Вильгельм Шториц - человек необычный…
Я расхохотался:
- Веселенькое дельце! Быть может, у нашего героя-любовника три ноги? Или четыре руки?
- Думаю, с ногами-руками у него полный порядок! - рассмеялся и мой собеседник.- Полагаю, речь идет скорее о моральных качествах Вильгельма Шторица, которого, как я понял, следует остерегаться…
- Поостережемся, старина! До момента, пока мадемуазель Родерих не превратится в мадам Видаль!
С легким сердцем я покинул участок и отправился домой.
Глава II
Четырнадцатого апреля в семь утра я отправился в путь в дорожной карете.
Ничего особенного в первые дни путешествия не произошло. Страны, через которые мне пришлось проезжать, описывать не буду - они слишком хорошо известны.
Первой длительной остановкой был Страсбург. Выезжая из города, я долго не мог оторваться от окошка кареты, любуясь знаменитым Мюнстером. Величавая стрела кафедрального собора сияла золотом в солнечных лучах.
Много ночей провел я в карете, убаюканный скрипом колес по дорожному гравию. Однообразный шум усыпляет лучше, чем тишина. Позади остались Оффенбург, Баден, Карлсруэ, Ульм и Вюртемберг, баварские Аугсбурги Мюнхен.
На австрийской границе, в Зальцбурге, пришлось задержаться подольше. Но вот наконец, двадцать пятого апреля в шесть часов тридцать пять минут пополудни, взмыленные лошади вкатили карету во двор лучшей венской гостиницы.
Через тридцать шесть часов предстояло продолжить путешествие - если учесть, что на эти часы пришлись две ночи, станет ясно - времени для знакомства с прекрасной столицей почти не было. Утешало, что на обратном пути здесь можно задержаться подольше.
Накануне я заказал билет на габару "Доротея". Пристань находилась на расстоянии лье от гостиницы. Пришлось воспользоваться каретой еще раз.
На корме судна скопилось много народу: немцы, австрийцы, венгры, русские, англичане… Переднюю же часть завалили ящиками и тюками до такой степени, что протиснуться туда не представлялось возможным. Трудно было отыскать местечко для ночлега в общей каюте, хотя бы какой-нибудь диванчик. Чемодан пришлось оставить под открытым небом возле скамьи, на которой я рассчитывал подолгу сидеть днем.