На втором этаже оказалась квартира под номером шестнадцать.
Я вынул из заднего кармана брюк пистолет, снял его с предохранителя и положил в правый карман пальто. На всякий случай. Мало ли что бывает! Дим-Димыч последовал моему примеру.
Согнутым пальцем я настойчиво забарабанил в дверь.
Ее открыла миловидная девушка. На мой вопрос, могу ли я пройти к Борису Антоновичу Селихову, она доброжелательно ответила:
- Пройдите! Вот его дверь. Он, кажется, у себя. Еще рано.
Я взглянул на часы: да, действительно, рановато - семь минут девятого.
Я постучал в дверь. Послышались шаги, и она распахнулась. На пороге стоял мужчина лет сорока, немного ниже меня, блондин, конечно, с роскошной шевелюрой, хорошо сложенный и, странно, напоминавший мне кого-то. На нем были пижамные брюки и спортивная безрукавка. Но родинки не было.
- Вы ко мне? - сдержанно спросил он, оглядывая нас обоих.
- Если вы Селихов, то к вам, - проговорил я.
- Прошу! Простите за беспорядок. На несколько минут я оставлю вас одних. Приведу себя в божеский вид.
Я кивнул, и он вышел. Никакого беспорядка мы не заметили. Убранство комнаты говорило о том, что живет в ней человек с достатком и аккуратный. Свет утреннего солнца через два больших окна заполнял уютную комнату и делал ее еще более уютной. Глухую, самую большую стену занимали стеллажи, заполненные книгами. У другой стены между окнами стояло пианино, а на нем бронзовая Диана венской работы. Ореховую кровать покрывал клетчатый, приятной расцветки плед. Посреди комнаты расположился стол овальной формы, а с него почти до пола свисала тяжелая бархатная скатерть с крупным цветочным рисунком. На этажерке рядом с пианино возвышалась большая стопка нотных тетрадей. Стоячие часы старинной работы в углу комнаты мерно и мягко отстукивали секунды.
Неожиданная мысль встревожила меня. Позвольте, а где же хозяин? Неужели он сообразил, с кем имеет дело, и исчез? Вот это будет номер! Дим-Димыч хотел было уже шагнуть в коридор, но в это время дверь открылась с дружелюбным скрипом и вошел Селихов. На нем была отличная пиджачная пара из синего бостона, белая сорочка и галстук.
- Давайте познакомимся! - предложил я, решив приступить к делу.
- А мы уже знакомы, товарищ Трапезников, - улыбнулся Селихов и подал мне руку. - Я вас помню, а вот вы меня забыли.
Я смущенно рассматривал Селихова, хлопал глазами и призывал на помощь память.
- Мы встречались, - помог мне Селихов, - на совещаниях пропагандистов в райкоме партии.
Я хлопнул себя по лбу: "Правильно! Ну конечно же!"
- Вспомнил! - воскликнул я. - Вы, как мне помнится, работали…
- Работал и работаю, - подхватил Селихов, - заведующим учебной частью музыкальной школы. Садитесь, умоляю.
Я сел, попросил (с небольшим опозданием) прощение за столь ранний визит и заговорил на интересующую нас тему.
- Помогите нам разобраться в запутанной истории… Десятого февраля вы были в Орле?
- Был…
- Устраивали ужин в ресторане "Коммуналь"?
- Устраивал…
- Так… - Я полез в карман. - Вот счет официанта, по которому вы расплачивались за ужин. Объясните, каким образом через двое суток после ужина этот счет смог оказаться за триста километров от Орла на глухой железнодорожной станции в чемодане, сданном в камеру хранения ручной клади?
Обескураженный Селихов смотрел на меня с любопытством, откинувшись на спинку стула. Я озадачил его.
- Понятия не имею. Мне надо вспомнить все последовательно. - Он закинул руки за голову, уставился в потолок и задумался.
- Вы чемодан свой никому не одалживали? - поинтересовался я.
- Боже упаси! - с каким-то испугом ответил Селихов. - У меня один чемодан. Вот, под вешалкой. Но я должен вспомнить все, как было. Скрывать не буду, я выехал из Орла тотчас после ужина, и под солидным градусом. Собственно, что значит под солидным?.. Я был просто, как говорится, на взводе, но помню каждый свой шаг. Надо вот только привести мысли в порядок. Вы не торопитесь?
- Нет-нет, - заверил Дим-Димыч.
- Тогда разрешите мне припомнить все?
- Пожалуйста.
Пока Селихов приводил в порядок свои мысли, мы, чтобы не мешать ему, встали. Дим-Димыч подошел к окну, а я к стеллажу и стал разглядывать книги. Тут были и мои любимые: Лесков, Мамин-Сибиряк, Горький, Джек Лондон. Взгляд задержался на подписном издании Чехова. Я пробежал глазами по корешкам и обратил внимание, что среди книг отсутствует третий том. Поначалу я воспринял это как-то машинально и не придал никакого значения, а потом какой-то внутренний толчок заставил меня вздрогнуть.
- Товарищ Селихов! - нарушил я раздумье хозяина. - Где третий том Чехова?
Селихов быстро обернулся, пристально посмотрел на меня посветлевшими глазами, взъерошил вдруг рукой свою пышную шевелюру, вскочил с места, точно ужаленный, и воскликнул:
- Спасибо! Спасибо!.. Теперь все вспомнил… Сейчас расскажу…
И он рассказал. Как всегда, так и в этот раз, отправляясь в дорогу, он захватил с собой книгу. Это был третий том Чехова. На обратном пути, утром в вагоне, он достал из портфеля Чехова, раскрыл и стал читать. Его соседка по купе, очень приятная молодая особа, обратилась к нему. "Чехова можно читать вслух, - так сказала она и добавила: - Это доставит удовольствие всем". Селихов не стал возражать, хотя и не привык читать вслух. Он прочел "Утопленника", "Дельца", "Свистунов", а потом решил заглянуть в вагон-ресторан и "поправиться" бутылкой пива после вчерашнего ужина. Извинившись перед слушателями и поискав глазами, что можно использовать в качестве закладки, Селихов сунул руку в карман и извлек оттуда уцелевший каким-то чудом счет официанта. По возвращении читать вслух уже не пришлось. Завязалась обычная дорожная беседа. Селихов узнал, что приятная особа живет в Орле, работает в ветбаклаборатории, звать ее Лариса Сергеевна, что сейчас она в отпуске и едет повидаться с отцом. Куда - она сказала. Перед тем как сходить Селихову, Лариса Сергеевна спросила его: "Вы верите, что на свете существуют порядочные люди?" Селихов ответил, что, конечно, верит. "Тогда оставьте свой адрес и томик Чехова. Я верну его вам в полной сохранности. Я не взяла с собой ничего и с удовольствием почитаю в дороге". Вот и все.
- Теперь вам ясно? - искренне обрадованный, закончил Селихов.
- Даже очень, - ответил я.
- Вопросов вам я не задаю, - сказал Селихов. - Думаю, они будут неуместны.
- Вы догадались, - проговорил Дим-Димыч. - Просим извинить, что потревожили вас…
Пожав Селихову руку, мы с чувством одухотворенной легкости покинули его комнату, скатились по лестнице и оказались на улице.
Мартовское солнце, как бы радуясь за наш небольшой успех, грело по-весеннему тепло и ласково.
- Андрей! - бодро воскликнул Дим-Димыч. - Мы за своими командировками и весну прозеваем. Гляди, как греет! Можно и без пальто.
Я ничего не ответил. Я думал о другом. Успех это или ре успех? Несомненно, успех! Лариса Сергеевна наверняка и есть жертва загадочного преступления. Теперь нам известно, как попал к ней счет, теперь мы знаем, что она из Орла и работала в ветбаклаборатории. Наконец-то следствие сдвинулось с мертвой точки.
Продолжая размышлять на эту тему, я сказал Дим-Димычу:
- Надо бы предъявить Селихову фотокарточку покойной. Он бы, конечно, опознал ее.
- Правильно сделал, что не предъявил. Зачем расширять круг лиц, посвященных в эту историю. А потом…
- Что потом?
- Вдруг опять осечка?
- Не думаю…
На перекрестке мы остановились.
- Ты куда? - удивленно осведомился Дим-Димыч, видя, что я сворачиваю налево.
- Как куда? В управление… А ты?
- Я думал, что на вокзал и - прямо в Орел.
Я запротестовал. Надо было повидать Кочергина и, кроме того, получить требования на билеты.
- Ну, ладно, - огорченно вздохнул Дим-Димыч. - Пошли!
Кочергин принял нас немедленно.
Когда мы открыли дверь кабинета, он разговаривал по телефону:
- Да!.. Они уже у меня… Прошу, Геннадий Васильевич.
Ясно. Кочергин пригласил к себе старшего лейтенанта Безродного.
Мы сели и стали ждать. Ждали минут десять. Кочергин ничем не выдавал своего раздражения. Он спокойно рассматривал утреннюю почту в пухлой папке.
Я внимательно наблюдал за ним. Он все больше рос в моих глазах. Было приятно и отрадно сознавать, что должность Курникова, человека и работника, безмерно уважаемого мною и всем коллективом, занял человек не менее достойный.
Вошел Безродный. Он даже не счел нужным извиниться за опоздание. Пренебрежительно бросив: "Привет!", он поставил стул рядом со стулом Кочергина. Он и тут хотел показать, что является начальником отдела и ему неприлично сидеть на другом месте.
- Ну, давайте выкладывайте, товарищи! - произнес Кочергин и отодвинул от себя папку с почтой.
Докладывал я. Дим-Димыч вносил дополнения.
- У вас будут вопросы? - обратился Кочергин к Безродному, когда мы окончили.
Тот отрицательно покачал головой.
Ах, как я хотел знать, что думает Геннадий! Неужели ему непонятно, что он со своими методами следствия оказался в дураках? И в каких дураках! Но он держал себя так, будто ничего не произошло.
- Вы уже знаете, - продолжал Кочергин, - что портрет преступника, переданный Благовещенском, полностью совпадает с тем, кто назвал себя в камере хранения Ивановым?
Мы дружно кивнули.
- Родинка мешает, - усмехнулся Дим-Димыч.
- Да! Ни Мигалкин, ни Кулькова не заметили ее.