- Вы дичать начинаете, товарищ Сунцова, - шутил дорогой Василий. - Приедете в город - от людей бегать начнете… В наше время - монашкам не год, товарищ Сунцова, это запомните.
Говорил и сам чувствовал, что слова эти звучат не шуткой, а досадой, и все оттого, что Валентина была далекой и замкнутой.
"Да, Настя правду говорила, что эту штурмом не возьмешь…"
И где-то далеко внутри зашевелилась незнакомая до сих пор ревность к Яхонтову…
Оба они интеллигенты и, наверное, в душе смеются над ним… Что он? Немного обтесавшийся рабочий. Ну, красный боец, ну, заслуженный партизан! Разве гимназистка Валентина Сунцова - дочь тунгусника и сестра хищника - поймет это? Может быть, она даже презирает его за это?.. Но почему же тогда она не уехала со своими?
"Потому что любит Яхонтова!" - подсказывало ревнивое чувство.
За обедом Василий мало разговаривал с окружающими и, не окончив его, начал собираться в контору.
- Ты чего это, парень? Иголку, что ли, проглотил? - удивлялась Настя.
Валентина строго взглядывала слегка прищуренными глазами на всех, и в этих глазах чувствовался вопрос…
- Ты мотри, парень, видно, накололся рябчик на боярку.
- Ой, эти мужчины, они хуже баб другой раз вздыхают! - шептала Настя.
Василий вышел, хлопнув дверью.
Валентина, краснея, спрятав глаза, убежала в свою комнату, а Яхонтов снова почувствовал глухой толчок в сердце. В отношения строителей непрошенно вторгались вечные человеческие чувства - зависти, подозрения и тревоги. Это лишало покоя, мешало работе.
А вечером, когда Настя накрывала на стол, Василий вошел с сияющим лицом.
- Завтра едем на Баяхту, - сказал он, сбрасывая шинель, - а вам, Настя, с товарищем Сунцовой задача - привести в православную веру наш рабочий клуб: скоро соберется съезд рабочих всех приисков. Надо смастерить постановку… Третий фронт - просвещение масс!
И оттого ли, что он пришел с улицы, или потому, что внутри у всех троих перегорели налетевшие волнения, в комнатах сразу же повеяло свежестью.
Не было на лице Валентины прежней деловой строгости, которой боялись все и перед которой утром отступил Василий.
- Вот же таежная туча - то хмурится, то гремит…
Настя женским чутьем понимала происходящее и, казалось, вперед знала исход его.
Яхонтов вышел к столу всклокоченным. К потному лбу его прилипли пряди спустившихся волос, а брови плотно сжимались.
Он подошел к умывальнику и долго полоскался над тазом.
"Сегодня же надо решить, - думал он, - так дальше продолжать нельзя".
Две подводы остановились около самых ворот. Лошади устало фыркали попеременно и встряхивались, гремя сбруей.
- Это Рувимович со своим штатом, - сказал Василий, выскакивая из-за стола.
Яхонтов и Валентина тоже поднялись с мест и подошли к окнам.
- Вы тоже едете на Баяхту, Борис Николаевич? - спросила Валентина, не глядя на него.
- Думаю, - ответил он, слегка повертывая свое лицо.
- А надолго?
- Пока дорога держится, вероятно.
- И товарищ Медведев едет на такое же время?
- Не знаю… По-моему, ему нечего там делать долго.
Валентина отвернулась от него и с сожалением в голоса сказала:
- Опять здесь скучища будет!
- Ну, без меня-то скучать не станете, - усмехнулся Яхонтов.
Валентина повернулась к нему и строго спросила:
- Что это значит, Борис Николаевич? Что это значит - "без меня?"
В комнату вошли приезжие. Это был действительно Рувимович, а с ним два техника и женщина.
- Познакомьтесь, товарищи, - сказал Василий. - Это член губкома, наш недолгий гость, это товарищ фельдшерица, помощница смерти, а это техники.
Фельдшерица, низкая и полная женщина средних лет, улыбалась, как давнишняя знакомая, показывая два золотых зуба.
- Ну и провалище у вас тут, господа! - заговорила она низким, почти мужским голосом. - Тоска зеленая!
Голос ее немного хрипел, а круглые глаза беспокойно бегали по сторонам.
- А вы машинистка, если не ошибаюсь? - обратилась она к Валентине и, не дожидаясь ответа, подошла к ней. - Ну вот и хорошо… Будем подвизаться вместе… Меня зовут Зоей, а фамилия моя Лоскутова…
Валентина почувствовала в этой женщине принужденную, нарочитую развязность, но подала ей руку и, улыбнувшись, ответила:
- Меня зовут Валентина Ивановна Сунцова, но я не машинистка пока…
Мужчины, определив с первого взгляда фельдшерицу, загадочно и чуть заметно перемигивались, а Настя брезгливо кривила губы и, скосив глаза, смотрела то на плотно затянутые в юбку бедра фельдшерицы, то на сожженные, точно измятые, косички на висках.
"Ну, стреляная птица!" - будто говорил ее взгляд.
Василий хлопнул Настю по плечу.
- А ну-ка, сваргань гостям поесть… Вот выпить-то с дороги у нас… того…
- Не беспокойтесь, у нас еще запасы остались, - сказала Зоя, оглядываясь на Рувимовича, и поспешно начала развязывать свои чемоданы.
И когда Настя накрыла на стол, фельдшерица уже ставила на него бутылку с винами, мензурки аптечные и свои дорожные закуски.
- Если нужно покрепче, господа, то и такое найдется!
Мужчины вопросительно переглядывались и, улыбаясь, молчали.
- Слово за товарищем Рувимовичем! - хитро подмигнул Василий Лоскутовой.
- Ах, вы стесняетесь?! - догадалась она. - Ну, господа, я думаю, это напрасно! Ведь все же здесь свои. Я несу… Товарищ Рувимович, вы не возражаете? Да?
Рувимович закатывал под лоб свои голубые глаза и, улыбаясь, пощипывал острую черную бородку.
- Действуйте, товарищ Лоскутова, только господами не называйте, - смеялся он, показывая желтые зубы.
- А вы опять за свое?.. Вот, представьте, всю дорогу он мне замечания делает, а я привыкла, знаете. Ну что мне делать с этой скверной привычкой? И что тут особенного?.. Ну, садитесь, все-все ознаменуем, так сказать, наше знакомство…
- А я вас где-то встречала, кажется, - вдруг обратилась она к Яхонтову. - Вы чем здесь занимаетесь?
- Это наш директор, глава Удерской системы, можно сказать! - ответил ей Василий, расставляя стулья.
- Директор? - удивилась Лоскутова. - Ну почему же вы раньше не познакомили? А ведь я думала - вы здесь директор, - кивнула она головой на Василия.
- Это почему же вы думали? - смеялся Василий.
- Да так, знаете… Ну, хотя бы по внешнему виду, по осанке…
Ну наконец по вашей шевелюре! А кто же вы?
- Предисполкома, - поспешно ответил Рувимович.
Лоскутова скривила лицо и значительно подмигнула Василию.
- Ну, за что мы выпьем?
Она подняла кверху мензурку и чокнулась с Василием, прищурив слегка глаза.
Фельдшерица беспрестанно говорила, смеялась, подливала спирт мужчинам и приневолила Валентину выпить две рюмки подкрашенного.
Компания становилась разговорчивее, лица краснели.
Даже Рувимович кривил рот и закатывал глаза.
Настя покачивала головой и, не зная чему, смеялась до слез и грозила пальцем Валентине.
- Ах! - вскрикнула Лоскутова. - Танцевать, танцевать, танцевать, господа! - Она топала ногами и дергала голым плечом.
И только когда засерел утренний свет в окнах, все почувствовали внезапную усталость, Настя стелила постели.
- Спокойной ночи! - сказал Яхонтов, приподнимаясь со стула, - Скоро подъедут подводы, товарищ Медведев, - обратился он к Василию, - но я думаю, что тебе ехать на Баяхту не придется, раз так вышло…
- Да, товарищ Медведев мне нужен, - сказал дремавший Рувимович, - а вы, как директор, знайте свои дела.
Яхонтов пригласил техников в свою комнату, а Валентина отвела к себе Лоскутову и вышла умыться. У нее теперь сильно кружилась голова, и тошнота подступала к горлу.
На кухню слабо проникал свет из той комнаты, где еще недавно сидела и разговаривала публика, но, приподняв голову от таза, Валентина разглядела большую тень на стене и задрожала. Да, это был он… Василий сзади подошел к ней и положил обе руки на плечи.
В первую минуту ей хотелось оттолкнуть его, взглянуть, как прежде, строго в его глаза, но ни того, ни другого она не сделала и, не помня себя, замерла. Но в то же мгновение позади послышался шорох… И когда они оглянулись, в дверях с растрепанной прической стояла Лоскутова и, улыбаясь, показывала свои золотые зубы.
- Я помешала, господа? Я извиняюсь, господа! - заговорила она нарочно громко.
Валентина молча бросилась в свою комнату. В дверях она наткнулась на Настю и чуть не сшибла ее с ног.
- Вот те на! - засмеялась Настя. - Видно, здорово шлея под хвост попала…
За тонкой стеной слышались шаги и даже частое дыхание Яхонтова. И тут же, рядом, один из техников протяжно свистел носом.
"Что я сделала?" - думала Валентина, бросаясь в постель.
Она зарылась с головой под одеяло, желая не слышать разговора Василия с Лоскутовой на кухне…
Лоскутова долго не возвращалась. С кухни доносился ее задыхающийся полушепот и смех, а затем она вошла в комнату и так же тихо зашипела над головою Валентины.
- Вы спите? Что это?.. Вы плачете?! Это о чем? Странно!..
Что это, ревность? Или он вас насильно?..
Валентина отвернулась лицом в подушку и намеренно молчала. Но она до боли в сердце чувствовала, что Яхонтов тут же, за стенкой, слышит и знает все… Что он подумает?
В комнату вошла Настя и, повозившись недолго, улеглась на свою кровать, потягиваясь и зевая.
Но Валентина не могла заснуть. Тошнотная боль подступала к горлу и давила грудь. Она лежала с открытыми глазами и беспрестанно облизывала языком сухие губы.