Воздух огласился громким воплем лежащего, начиненным проклятиями. Оба горца рванулись было к Петру, чтобы защитить побитого, их взгляды приковывал теперь ствол направленного на них пистолета. Но они продолжали молчать, выражая раздиравшую их изнутри ненависть угрожающими телодвижениями да хищным оскалом зубов из-под черных усов. За спиной у Петра послышался деревянный стук, краем глаза он увидел, как раскрываются настежь окна в здании гостиницы, как высовываются из них любопытные лица постояльцев. Скоро кто-нибудь из заезжих москалей выскажет соболезнование в адрес малых народов, обижаемых прибывшим из России молодым лоботрясом, и тогда можно будет прятать оружие за пояс и отпускать разбойников с миром. Петр взял на мушку голову вожака, чтобы не допустить и у себя на малой родине подобного российского безобразия, чуть приподнял пистолет и нажал на курок. Оглушительный выстрел прокатился по улицам курортной станицы, достиг склонов окрестных гор и вернулся обратно. У того из джигитов, в которого он целился, папаха слетела будто сорванная ветром, оба горца присели от страха, глаза у них округлились. Лежавший на земле их товарищ свился в тугой клубок и закрылся ладонями. Окна с треском захлопнулись, из-за стен гостиницы послышались запоздалые крики женщин и ругань мужчин. Но отступать назад было уже некогда, Петр снова направил пистолет на главаря, спокойно повторил:
- Следующая пуля снесет тебе башку, и твои мозги шлепнутся на землю как сырое тесто на стенки тандыра.
Он сделал шаг вперед и громко щелкнул нагайкой. Главарь с невольным страхом смотрел на приближающегося казака, его пальцы судорожно цеплялись за тонкий наборный пояс. Вторая рука тоже не находила места, шаря сбоку черкески, где должна была висеть сабля. Наконец джигит не выдержал адского напряжения, ощерив крепкозубый рот, он гортанно крикнул по направлению к торчавшему на другой стороне бульвара продовольственному ларьку. Петр скосил глаза на пестрый курятник, из-за угла которого на полусогнутых ногах выползали двое юнцов, успевших исчезнуть перед заварухой. Из-за спины одного из них выглядывал край дорожной саквы, набитой деньгами и подарками для родственников. Осторожно положив сумку перед Петром, пацаны подняли на него вертлявые зрачки, вымаливая прощения. Но казак зло перекинул нагайку в правую кисть и принялся хлестать кавказцев по головам, по согбенным спинам, по ногам и по ребрам - по всему, до чего доставали скрученные в железный жгут кожаные ремни со свинцовым шариком на конце. Он бил с оттяжкой, чтобы надолго запечатлеть память по себе, а когда кто-то из бандитов пытался огрызаться, не стеснялся пройтись и по заросшим черным волосом узким лицам, оставляя на них рваные рубцы. Он твердо знал, что этот дикий народ нормального языка не поймет никогда, и сколько ему не выговаривай, что воровать и разбойничать нехорошо, он все равно будет тянуть украденную или отобранную у кого-то добычу в лес или в родные горы, не стремясь заработать нужное себе своим собственным трудом.
Петр уже устал хлестать, когда до его слуха донесся стук подков по булыжной мостовой. Он вскинул светлорусый чуб, повел мутными зрачками по сторонам.
- Не упарился, господин хороший? - грубым голосом спросили у него.
Казак провел рукавом пиджака по залитым потом глазам и сразу увидел окруживших его станичников на лошадях. Чуть наклонившись в седлах, те с суровым вниманием рассматривали его самого и катавшихся по земле горцев.
- А ну присмотрись, Федулок, никак Петрашка Дарганов, что в Москве обучается! - вдруг воскликнул казак постарше в чине подхорунжего.
- Навроде он самый, - неуверенно подтвердил унимавший скакуна малолетка. - Смахивает ни то крепко.
- Здорово дневали, станичники, - опуская нагайку, перевел дыхание Петр. - Чи сразу не признали, что надумали конями давить?
- Как признать, когда ты экзекуцию джигитам устроил прямо посередь станицы, - оттаявшим голосом объявил еще один всадник.
- Мы ж тебя за москаля приняли, - указывая на студенческую одежду, заговорили казаки разом. - Едва в нагайки не взяли, чтобы без суда руки не поднимал на резвых наших соседей.
- Весь в своего батяку, тот тоже, если что не так, сразу лез на рожон.
- А ни то, вся семья с характером.
- А ежели эти джигиты в мой карман залезли? - поддавая ногой подкатившегося к нему разбойника, просветил станичников Петр. - Едва без денег не оставили, и без московских сувениров.
- Тогда это дело святое, - лица патрульных посерьезнели, они потащили свои плетки из-за голенищ нечищеных сапог. - Надо их на гауптвахту отогнать и там шомполов еще добавить.
- Да их уже отходили как надо, - получше присматриваясь к горцам, заметил казак с урядницкими нашивками. - Токо бы до дому доползли.
- Ты поменьше рассуждай, - одернул урядника подхорунжий. - Надымка и ты Николка, берите басурманов в кольцо и гоните к штабу, там с ними разберутся.
Когда двое малолеток перехватили винтовки в правые руки и погнали джигитов к центру станицы, где располагался штаб русских войск, оставшиеся казаки спрыгнули с седел и окружили начавшего приходить в себя Петра.
- Чуем, совсем ты обмоскалился, Петрашка, - присмаливая толстую цигарку из турецкого табака, подмигнул станичникам старший патруля. - Уж скоро на свое подворье въедешь, а все с пиджаком никак не расстанешься.
- Одежда ладная, - отбрехнулся Петр, проверяя, крепко ли завязан на сакве узел. - С пуговицами и нигде не цепляется.
- У француза тоже была ладная, да где тот француз.
- Да ладно вам, братья казаки, я ж еще студент московского университета.
- Не ладняй горбатого к стенке, все одно толку мало, - засмеялись станичники. По кругу тут-же пошла гулять чапура с чихирем от прошлогоднего урожая. - Надумал обучением удивить, у нас каждый второй малолетка уже в студентах ходит. Скоро чечена сдерживать станет некому.
- Как там в Москве, думают ли объявлять по Шамилю главное направление?
- Что, достал вас набожный абрек? - принимая кружку с домашним вином, сверкнул темными зрачками Петр.
- Не то слово, брат, весь Кавказ взбаламутил. В станице Наурской главарь банды абреков по имени Муса, во время набега на склад с продовольствием, не пожалел ни одного русского солдата из охраны. Досталось и наурцам. Такого еще никогда не было.
- Разговор идет, что он похож на вашего кровника, тоже однорукий и одноногий.
- А что же он в Наурской сразбойничал, а не в Стодеревской, - недобро ухмыльнулся Петр. - Кажись, в той станице кровников у него нет.
- Про это мы спросим, когда заарканим его как паршивого барана.
- Если бы генерала Ермолова не отправили в отставку, шамилями бы с мусами у нас не пахло. А теперь к ихнему имаму не только равнинные балкарцы с карачаевцами потянулись, но и смирные до этого адыги с абхазами. Осетины, и те начали делиться на два лагеря - одни мусульмане, а вторые отбивают поклоны нашему Христу да своему Вастерджи.
- Скоро грузины с азербайджанцами и армянами за оружие возьмутся, вот какие, Петрашка, дела. Шамиль всей России объявил газават.
- Мало ли их объявляли, - вытирая усы рукавом пиджака, отозвался Петр. Его неприятно удивил рассказ про абрека Мусу, он подумал о той странности, что человеческий обрубок до сих пор жив. Если это так, то пора бы поставить на нем окончательную точку. Не выказывая охватившего его нервного волнения, рассказал о слухах, ходивших среди московских офицеров, - Говорят, что чеченцев с дагестанцами с насиженных мест сгонять не будут. Их оставят в тылу войск и начнут приучать ко всему русскому. А сами войска пошлют на турецкую территорию, чтобы продвигаться дальше на Индию.
- Вот оно как, братья казаки! С кавказцами, значит, поступим как с татарами, а сами пойдем омывать сапоги в Индийском океане, - огладил литые усы подхорунжий.
- Все по писанному, как завещал нам Чингисхан, - усмехнулся казак со шрамом через всю скулу.
Терцы дружно засмеялись, довольные мирным исходом дела с немирными кавказцами.
- Как там мои родственники? - дождавшись, когда станичники утихнут, спросил Петр. - Почти три месяца прошло, как письмо из дому получил.
- Опомнился, наш ученый студент, чего сразу не спросил? - вновь оживились казаки. - А теперь придется потерпеть, знаешь присказку, что сладкое на последок?
- Говорите уж, что вы из меня жилы тянете! - не выдержал Петр. - По глазам вижу, что весть хорошая.
- Пляши, Петрашка, - хлопнул в ладоши бывший товарищ детства, ныне носивший погоны подхорунжего. - Твой батяка полковником стал, по старому, значит, казачий старшина.
- Ему войскового присваивали, но тогда надо было со всей семьей перебираться в Пятигорскую или в Кизляр. А он не захотел.
- Вот это новость! - оторопел от неожиданности Петр, помнивший о провинности отца во время боевых действий в Париже, когда тот взял силой французскую девушку Софи д, Эстель - свою будущую супругу, а его мать. Из-за этого батяку лишили возможности получить звание сотника и на долгие годы напрочь заморозили в продвижении по службе. - Что же это получается?
- А то, брат казак, - дурашливо растопырил руки в стороны старший в отряде. - Видать, преставился тот ясновельможный начальник, исполнявший указ Александра Первого задерживать Даргана Дарганова в повышении в чине.
- А Панкрат, старший твой братец, Петрашка, сменил погоны хорунжего на эполеты сотника.
- Ну дела! И мне никто ничего не прописал, - не мог прийти в себя Петр. - Когда же их успели произвести?
- Да вот на Пасху указ перед станицей зачитали.
- Ставь магарыч, студент, за добрую весть…