Фенелла закрыла глаза, почувствовала, как ее окружают звуки рынка, зазывания лоточников, голоса торгующихся с продавцами покупателей, - казалось, все это слилось в убаюкивающий напев. Сильвестр поднес к ее губам бокал, капнул ей на губы сладкого медового вина. Такой может быть жизнь: очень сладкой, насыщенной и льстивой - для людей широкой души. Ее возлюбленный возвращается домой. На протяжении всей бесконечной зимы она видела его всего лишь несколько дней, в перерывах между поездками, когда он, до смерти уставший, засыпал у нее на руках после жадных объятий. Теперь у нее будет время. "Мы с тобой и наша черешня. Мы с тобой и твоя исполняющаяся мечта. И корабль, который мы не можем забыть".
- Фенелла?
Она снова открыла глаза.
- Есть у меня для тебя и еще кое-что. - Сильвестр посмотрел на нее поверх письма. - Нет, сегодня это не стихи Петрарки. Если ты скажешь ему, что я тебе это прочел, я с тобой больше разговаривать не буду.
- Может быть, тогда не стоит…
- Нет, Фенелла. Я должен. - Он разгладил листок и прочел:
"Попросишь своего отца продать для меня дом на Портовой улице? Мне ведь понадобится свой, чтобы посадить там Фенхель, а такого мерзкого дома она не заслуживает. Равно как не заслуживает и того, чтобы быть оторванной от своего воздушного замка и перенесенной в какую-то избу, которую придется делить с невыносимым супругом, его идиотской матерью и ужасным деканом".
Фенелла взвизгнула и улыбнулась Сильвестру, а тот продолжил читать:
"Она явно не заслуживает жизни с отверженным и не должна подвергаться плевкам из-за него, но эта девушка такая же неисправимая, как и я. Поэтому я надеюсь, что ты попросишь отца. Я разбираюсь в продажах и покупках домов примерно также, как и во всем, что не плавает, а на моем корабле со мной не захочет жить даже Фенхель, девушка с героическим сердцем".
- Нет! - воскликнула Фенелла, сердце которой переполнилось радостью. - Если он иначе не может, мне все равно, я буду жить с ним хоть под водой.
Глаза Сильвестра сверкнули.
- Под водой, с отцом Бенедиктом и Летисией Флетчер? У тебя поистине героическое сердце.
- А почему с нами должен жить еще и отец Бенедикт? Епархия уже не предоставляет ему комнату?
- Боюсь, что Энтони много лет назад пообещал ему, что возьмет его в свою семью, если она у него когда-нибудь будет. Судя по всему он, как обычно, с тобой на этот счет не говорил. Только голову ему не оторви, ладно? Я достаточно часто ссорился с ним из-за этого священника, но он совершенно не понимает, почему меня злит этот конченый охотник за еретиками. Для него он просто святой.
- Он верен, - сказала Фенелла. - Тебе, мне и точно так же своему священнику. Я не буду ссориться с ним из-за этого. Просто мне кажется, что ему будет сложно вдруг начать заботиться обо мне и стариках.
- Фенелла, если вам когда-нибудь потребуется помощь… Ты ведь знаешь, что у нас дела идут отлично, к тому же в переделке "Мэри Роуз" будет участвовать и наша верфь.
- О, Сильвестр, я так рада! - Она обняла его. - Ты так хотел работать вместе с ним над кораблем, а теперь это не просто какой-то корабль, это "Мэри Роуз"! Ты помнишь, как говорил, что она - наша судьба? Я считала это глупостью, но в конце концов так и случилось.
- Ты отлично справляешься: что бы ни втемяшил себе в голову твой Энтони, в конце концов все так и получается.
"Мой Энтони, - прозвенело где-то в голове. - Он возвращается в Портсмут и женится на мне. Он купит дом, чтобы посадить там свою Фенхель". Казалось, Сильвестр тоже услышал эту музыку, и они немного покружились под нее среди посетителей рынка. А потом раздался крик. Фенелла и Сильвестр очнулись от охватившего их экстаза, а маленький Люк, сидевший на табурете у лоточника, расплакался.
Ликование людей почти заглушило трубы городских глашатаев. Между рядами прилавков вилась змея из тел, волочившая за собой телегу с подъемным механизмом. За шумной толпой следовали городские советники в своих отделанных мехом кафтанах и цепочках, и среди них сэр Джеймс, мировой судья, с опущенной от стыда головой.
Фенелла узнала повозку. Это была судебная телега. К подъемному механизму было приделано кресло для купания, и ревущая толпа тащила его в бухту Кеттклеф. Там, где Солент впадал в залив, наказывали женщин, которые плохо говорили о других, прелюбодеек, воровок и приезжих, продававших любовь без разрешения. Под улюлюканье толпы привязанных к креслу женщин опускали в ледяную воду и снова вытаскивали, мокрых и дрожащих от холода, - под еще большее улюлюканье. Слабая женщина могла от такого обращения даже умереть.
В детстве Фенелла и Энтони однажды видели, как подручные палача таким образом наказывали худую, как спичка, воровку, укравшую зерно.
- Мне хотелось бы, чтобы они не пользовались для этого морем, а хотя бы делали это своими руками, - сказал тогда Энтони.
Поток людей прижал Фенеллу к лотку, где они покупали сладости. Опрокинулся чан с жиром. Сильвестр встал на колени, пытаясь успокоить расплакавшихся детей. Фенелла взяла у него Люка, прижала к груди маленькое потное тельце. Мальчик то и дело запрокидывал голову и, хрипя, пытался сделать вдох, поскольку от плача не мог дышать.
"Возможно, ты пережил то же самое, когда они забрали у тебя отца, когда ты был слишком маленьким, чтобы понять, но достаточно большим, чтобы видеть? Возможно, тот кошмар навсегда отпечатался в твоей памяти?" - думала Фенелла, стараясь успокоить малыша, и при этом напряженно смотрела поверх голов, чтобы увидеть происходящее. К решетке кресла для купания действительно была прикована женщина, хрупкое существо с рыжими волосами, спадавшими до бедер. Сильвестр держал на руках маленькую Элизабет, тоже вытягивая шею, чтобы увидеть приговоренную. Когда сэр Джеймс проходил мимо него вместе с городскими советниками, Сильвестр закричал:
- Отец, не позволяй им сделать это! Они должны отвязать ее! Это их мать, проклятье, это мать Люка и Лиззи!
Его отец на миг поднял голову.
"У меня связаны руки, - говорил его взгляд. - Я сделал все, что мог, и этого оказалось недостаточно". И он снова опустил голову и медленным шагом пошел дальше.
- Отец! - взревел Сильвестр. Он хотел побежать за ним, но вспомнил о плачущем ребенке, которого держал на руках. - Фен- ни, подержи Лиззи, пожалуйста! Я должен догнать его!
- Что ты собираешься делать? - крикнула Фенелла, пытаясь перекричать шум. - Ты же не думаешь, что твой отец не помог бы этой женщине, если бы у него была такая возможность?
- Но ведь мы не можем допустить этого! Разве над этой бедолагой недостаточно поиздевались?
- Это жена еретика из Саутгемптона, - с презрением произнес Себ, лоточник. - Пусть радуется, что ее только окунут, как будто она только и делала, что продавала свой зад.
- А что она сделала-то? - поинтересовалась Фенелла.
- Ш-ш-ш, - предупредительно зашипел лоточник и наклонился к ней через голову хнычущего малыша. - Произносила еретические речи, здесь, у нас, в "Морском епископе". Она сказала, что если мы принимаем таинство Господне, то должны думать, будто Господь приходил к нам, - а в хлебе, который дают нам священники, Его нет.
Фенелла уже слышала об этом. Подобные вопросы возникали повсюду, словно язычки пламени во время лесного пожара: действительно ли кусок хлеба и капля вина под слова священника превращаются в плоть и кровь Господа? Или же это лишь воспоминания о жертве Господней и его любви, оживающих во время праздника Евхаристии?
- Но это еще не все! - продолжал лоточник. - У нее были с собой бумаги - Грег Бишофсвирт был там и видел все собственными глазами!
- Что за бумаги? - накинулся на него Сильвестр.
- Ш-ш-ш, - снова зашипел Себ, теперь уже на него, и прошептал: - Страницы из Библии, напечатанные… Одному Богу известно, откуда они взялись. Но не из настоящей, которую священники кладут на алтарь, а из той, которую подделал еретик. На английском языке!
- Проклятье, о чем ты думаешь! - Лицо Сильвестра побелело от гнева. - Неужели Господь ходил на уроки к отцу Бенедикту и ничего не учил, кроме латыни? Неужели язык, на котором говорят его творения, недостаточно хорош для него?
- Умолкни, ради всего святого! - Фенелла одной рукой вцепилась в ребенка, другой рукой закрыла рот Сильвестру. - Хочешь быть следующим? Чтоб тебя потащили на костер или бросили в городскую тюрьму, где будут пытать раскаленным железом? - Она поняла, что произошло. Сэр Джеймс приказал схватить женщину за проституцию и приговорил к такому наказанию, чтобы избавить ее от необходимости предстать перед церковным судом и получить смертный приговор за ересь.
И, сладко улыбнувшись, она повернулась к Себу.
- Твое медовое вино просто чудо, - произнесла она. - Ударило в голову бедняге Сильвестру.
На миг Себ растерялся, а затем пожал плечами.
- Да я ничего не слышал, - произнес он. - Я никого не вожу в телеге, тем более сына сэра Джеймса.
- Спасибо тебе. И за то, что присмотрел за детьми, тоже.
- А откуда они вообще у вас взялись, два таких озорника?
- От моей кузины из Фрегтона, - солгала Фенелла. - Она умерла от сыпного тифа, как и ее муж. Господь дал, Господь взял, слава Господу.
Лоточник перекрестился.
- Хорошего дня, Себ. А ты, Сильвестр, иди дальше, а то лютнист убежит.
И вместе с негромко похныкивающими детьми они пошли между рядами прилавков. Там, где толпа людей протащила повозку с креслом для купания, на мостовой виднелись следы колес. Там, где еще только что бурлила жизнь, теперь царила тишина. Судя по всему, никто из посетителей рынка не собирался пропустить спектакль в Кеттклефе.