- Нет. Он дает на откуп богатым людям. Даже купцам. Те - другим, помельче. А кто помельче - совсем мелким.
- Зачем же так?
- Удобно. Никто не возится со сбором, кроме мелкого люда, а богатые получают свое все равно, будет урожай или нет.
Подумав, Никитин неуверенно сказал:
- Произволу больно много может выйти. Ведь ясно, если я плачу тебе динар, то мне хочется и себе что-то оставить. Стало быть, я на тех, кто ниже, жать буду… А мужику на кого жать? На землю? А коли недород?
- Великим визирем тебе, Юсуф, никогда не быть! Кто же печалится о благе земледельца? Да на какие же средства содержались бы армия, двор, чем жила бы торговля?! Аллах каждому уготовил свой путь. Крестьянин должен трудиться и платить налоги. Вот и все.
- Так, так… А подати одинаковые, что у мусульман, что у индусов?
- Одинаковые. Только индусы еще особый налог платят.
- За что?
- За то, что они индусы.
- А они виноваты в этом нешто?
- Странный вопрос! - оскорблено отозвался Ахмат. - Законы ислама освятили этот налог.
- М-да. А вот у нас на Руси есть Касимов город. Его наш великий князь татарам отдал. Мы русские, христиане, а они татары, мусульмане… С них, выходит, особо тоже брать надо?
- То мусульмане, а то кафиры.
- А у нас разницы нет.
- Не может быть! Что ж, берут с татар налог?
- В том-то и дело, что не берут.
- Ага! Ваш князь умнее тебя!
Ахмат торжествовал. Никитин поморщился.
- Да ты глянь, ведь обобран у вас народ до нитки! Я как приехал, все дивился - голых сколько! А теперь вижу: обнищали люди, даже прикрыться им нечем! Это хорошо?
Ахмат прищуривался:
- Забудь эти речи. До добра они не доведут.
- Нет, ничего. Я просто примечаю.
А дорога все длилась. Караван все дальше углублялся в страну. Начались плоскогорья Декана. Джунгли стали низкорослы, вместо рисовых полей и болотистых лощин потянулись каменистые просторы, ржавые холмы. Кустарники и деревья стояли голые: время дождей кончилось, и листва здесь облетела от жары.
Поселения жались к воде. Никитин поражался трудолюбию жителей, сооружавших на реках десятки плотин, устроивших сотни прудов, уступами тянувшихся друг за другом, прорывших тысячи каналов на свои клочкастые поля.
- Тут дождей мало выпадает! - пояснил Ахмат.
Да, воду здесь ценили… Надо же было выдалбливать в каменистом грунте такие колодцы, как в Декане! Была бы вода, не мучились бы, вгрызаясь в камень на добрый десяток саженей. И не крутили бы от зари до зари деревянные колеса-чпгири возле каналов, чтоб поднять влагу для пшеницы, бобов и кунжута. Скрип этих ручных колес и журчанье воды по желобам так и преследовали Никитина.
"А и не сладко же вам, братцы мои, живется! - раздумывал он, глядя на сложенные из плоских камней жилища местного люда. - Ох, не сладко! Поднаврал греческий филозов Кузьма Индикоплов, будто в золоте вы купаетесь. Крепко поднаврал!"
Проступали недоумение и тревога даже на лицах "жадных". Они не видели пока тех богатств, о которых грезило их воспаленное воображение.
- Есть другая Индия! - утешали их купцы. - Индия дворцов, алмазов и сапфиров! Индия жемчуга и рабынь! Все еще впереди. Идите, идите, правоверные!
Как-то караван натолкнулся на вымершую деревню. О ней говорили со страхом.
- Эта деревня прогневала богов! - с опаской передавали биринджары. - В ней убили обезьяну. Тогда пришло войско Ханумапа, царя обезьян, и опустошило все поля. Все опустошили. И привели тигров-людоедов и диких слонов… они и сейчас неподалеку бродят.
Правда, по ночам из джунглей доносился трубный зов, страшные рыки.
- Почему так обезьян чтут? - спросил Никитин у одного из погонщиков, кое-как говорившего по-персидски.
- Они помогали царю Раме, богу! - тихо ответил тот. - Они умны и обид не прощают… Прости, я не буду говорить о них.
Было что-то загадочное в этой тревоге погонщиков, в разрушенной деревне, в голосах джунглей.
"Ну, все равно допытаюсь!" - волнуясь, думал Никитин.
Он с уважением посматривал на мохнатых зверей, ничуть не боявшихся человека.
Заметил такие же взгляды Ахмата.
- Не шути! - серьезно ответил тот. - Обезьяны знают, где стоят заросшие джунглями храмы с сокровищами. Говорят, они могут провести туда и человека…
Купец явно верил в то, что говорил.
В двух переходах от Бидара, на ночлеге, Афанасий долго не мог уснуть. В покоях дхарма-сала было душно, кто-то раздражающе храпел, кусали блохи. Никитин неслышно вышел на улицу. Ночь стояла лунная, светлая. Он присел на камень в косой, черной тени конюшни. За плетеными стенами вздыхали, переступали кони. Пахло мочой, теплым навозом.
На Руси приближался декабрь. Там зима, бобровые шапки снега на столбах и перильцах, валенки скрипят по морозу… Марья, поди, за упокой свечу поставила. Знать бы, что Кашин сделал с домом?.. А Оленушка-то уже выдана небось. Да. Некому его ждать. А он вернется. Разбогатеет и вернется.
Еще через день караван вошел в Бидар. Никитин проник туда, куда не ходил до него ни один европеец.
- Рам, Рам, Рам ре Рам!
- Я сам видел!
- Камнями ее бейте!
Никитин приподнял голову, прислушиваясь к шуму на улице. Только прилег вздремнуть - на тебе! Но шум приближался, его взяло любопытство, и он вышел на голоса.
Мимо подворья волокли молодую бабенку с растрепавшейся косой, в рваной одежде, с окаменевшим лицом.
- Что это? - спросил Афанасий у Хасана.
Тот уже успел откуда-то выведать: бабенка варила зелья, отравила какого-то господаря. Вот схватили, волокут на суд.
Никитин покачал головой.
Всего два дня назад прошел он в кирпичные ворота Бидара, а уже столько навиделся, хоть беги. Про сам город худого нельзя было сказать. Стены добрые, дома все с садами, базар большой, частью крытый. Целые улицы обсажены пальмами, тисом. По белым заборам вьются растения с яркими цветами. В восточной части города - крепость. Тяжелые, мрачные бастионы, отвесные стены глядятся в ров, где на темной воде неподвижно лежат крупные белые лилии. Через ров - каменный узкий мост. В крепость нужно проходить сквозь трое ворот. Везде стража и писцы-кафиры. В крепость пускают только мусульман. Лишь по огромным пестрым куполам мавзолеев, по виднеющимся над стеной крепости павильонам и галерейкам дворцов можно догадаться, какое там, внутри, великолепие. Там живет султан Мухаммед-шах. Там. палаты ныне воюющего везира Махмуда Гавана. Там жилье других вельмож.
Дом хазиначи не в крепости, в городе. Но и такой дом князю под стать! Строен в два яруса, над внутренним двором-садом - гульбища. В саду большой пруд. В пруд набиты сваи. На сваи наложены ветки и земля, на этой земле разрослись розы и жасмин. В зеленой воде, где медленно плавают стайки рыб и черепахи, колышутся цветы лотоса. Прохладно в доме, полном утвари, дурманен запах в саду. А захочешь искупаться - в двух мраморных бассейнах всегда холодная проточная вода, подающаяся по бамбуковым трубам из глубокого колодца…
Что говорить! Град велик и чуден!
Пожалуй, останься Афанасий жить в доме Мухаммеда, не пришлось бы ему теперь бранить Бидар
Но, повидав богатые хоромы хазиначи, Афанасий, к удивлению Хасана и слуг перса, которые не знали, как угодить другу своего хозяина, решил уйти на подворье. Не по себе ему было как-то жить в чужом доме, без владельца.
Тут все и началось. Бродя по базару, разглядывая алые, зеленые, оранжевые шелка и камни, чеканную посуду, оружие, выложенные серебром по черному камню безделушки, украшения, вдруг почуял, как ослабел кожаный пояс с деньгами. Еле успел ухватиться за него. Сзади дернули. Он живо оборотился. Какой-то ворюга нырнул под тележку с баклажанами. Сбоку Афанасия толкнули. Глянул вбок, толкнули в спину. Сдернул пояс, наддал плечом, швырнул окружавших в стороны, выскочил на свободу.
- Ах, тати проклятые!
Свернул пояс, спрятал за пазуху, стал выбираться из толпы, привязалась старая ведьма, седая, с ехидным, подмигивающим глазом, бормоча, стала звать к дочке:
- Такой цветок достоин султана! - Дергала за рукав, не отставала. Хорош, наверное, был цветок у этой кочерыжки обглоданной!
Отвязался от сводницы, разыскал лавчонку с украшениями, спросил камни. Сивобородый, гнилозубый басурманин с великими предосторожностями повел в темноватую клеть, из кованого сундука достал деревянный ларец:
- Алмазы! Самые крупные!
Думал, что на дурака напал! Стекляшки всучить хотел!
Обозлился на гнилозубого, ушел.
А сегодня вон какое происшествие. Отравительницу изловили!
Хасан рассказал: старая жена господаря приревновала его к молодой, хотела приворотным зельем мужа опоить, нашла чародейку, дала ей золота, получила пузырек со снадобьем. Но то ли чародейка обмишулилась, то ли ревнивица мужу сверх меры в питье тайной жидкости плесканула, но муж в одночасье околел.
Ну Бидар! Ну город! Ну и женки в нем!
В это время откуда-то вывернулся попутчик, необязательный человек Ахмат.
- Салам!
- Салам! Продал коня, ходжа?
- Продашь у вас! Жулье цены сбивает!
- А на базар Аладдинов едешь?
- Куда это?
- Двенадцать ковов от Бидара. В память шейха Аладдина каждый год большой праздник и торг там. Коней тысячи пригоняют. Пойдешь?
- Не знаю…