Охранник молча указал на одну из бойниц, затем закрыл глаза и наклонил голову, делая вид, что спит. Посмотрев в окно, Франкур все понял. Темно-синее небо, которое еще недавно светилось звездами, стало бледнеть. До ушей зуава донеслось несмелое чириканье просыпающихся ласточек. Забрезжил рассвет.
- Пора идти спать, не так ли? - спросил молодой человек.
Ответом была тишина. Тюремщик не мог или не хотел говорить.
- Ясно! Вы не говорите по-французски либо выполняете приказ. Меня это немного раздражает, так как я разговорчивый по натуре, и мы могли бы замечательно поболтать.
Старый охранник повторил пантомиму.
- Похоже на настоятельный совет, - сказал Франкур. - Ладно, повинуюсь! К тому же я действительно хочу спать. И несмотря на эти "побрякушки" и соседство злобных чудовищ в балахонах с дырками вместо глаз, меня не придется укачивать.
И с видом человека, которому плевать на все, не вынимая сигары изо рта, он растянулся на матрасе. Однако цепи мешали капралу расслабиться. Раздосадованный, он проворчал:
- Я непривередливый заключенный, но эти проклятые железки доставляют столько неудобств…
Старый охранник тихо подошел и заботливо укрыл одеялом француза, а затем удалился, не проронив ни слова.
Удивленный, Франкур расположил цепи так, чтобы они не мешали, и, отложив сигару, заснул с мыслями о Беттине.
ГЛАВА 4
Семеро в капюшонах. - Версия политического убийства. - Франкур хочет быть богатым, но не ценой преступления. - Предательство или смерть. - Кинжал медленно входит в грудь молодого человека.
Истекали вторые сутки заточения.
Франкур ел, пил, курил, спал. Провизии было вдоволь. Но одиночество угнетало. Для энергичного, решительного и свободолюбивого француза заключение - тяжкое испытание. Если бы переброситься хоть парой слов с охранником, услышать человеческий голос! Но старый тюремщик молчал. Его отношения с пленным, вполне доброжелательные, ограничивались жестами. Франкур, уставший от безделья, раздосадованно бурчал себе под нос:
- Я здесь скоро отупею и растолстею… Неужели мне придется, как Латюду или барону Тренку, четверть века провести в одиночной камере. Лучше смерть!
Близилась ночь. Капрал поужинал, выкурил сигару и с помощью охранника расположился на ночлег. Сон не шел, и Франкур закурил снова. Звук шагов, гулко отдававшихся в тишине коридора, заставил его насторожиться.
Дверь отворилась, и вошел охранник, неся с удивительной для его возраста легкостью массивный прямоугольный стол. Поставив его, мужчина направился к выходу.
- Эй, папаша, - добродушно крикнул зуав, - а вы, оказывается, не из папье-маше! Очень мило с вашей стороны - заботиться об интерьере моей тюремной камеры.
Через некоторое время старик появился снова. На этот раз он притащил четыре стула и большой кусок черной материи, которой застелил стол. Ниспадавшая до земли ткань выглядела довольно мрачно. Принеся еще три стула, старый солдат расставил шесть стульев вокруг стола, а седьмой поместил напротив Франкура.
- Интересная арифметика, - заметил зуав, выпуская дым изо рта, - три и четыре будет семь. Магическое число: семь грехов, семь дней в неделе, семь членов "Тюгенбунда"!
Капралу показалось, что глухонемой вздрогнул, в его мутных глазах мелькнуло выражение искреннего сострадания. Тюремщик с сочувствием посмотрел на пленного. Что это значит? Старик жалел его? Жалел молодого храброго солдата, чей веселый смех и бодрый голос выдавали страстную любовь к жизни? Охранник снова вышел из комнаты и больше не возвращался.
Оставшись один, Франкур принялся размышлять: что значили эти странные приготовления? Только одно: члены ассоциации намерены нанести визит. О чем пойдет разговор? Франкур дорого бы дал, чтобы узнать это.
- Что ж, будем держаться! - сказал он сам себе вслух.
Наконец дверь бесшумно отворилась и в камеру вошел человек в длинном черном плаще, с канделябром, уставленным горящими свечами. Незнакомец поставил канделябр на стол и жестом пригласил войти остальных. Черные силуэты бесшумно расселись вокруг стола. Капрал знал врага и не преувеличивал опасность, которой подвергался. Однако он быстро справился с приступом слабости и, решительно скинув одеяло, встал около стены. Не обращая внимания на тяжелые цепи, зуав правой рукой по-военному салютовал собранию.
Незнакомцы слегка наклонили головы. Вошедший последним занял место председателя во главе стола и обратился к пленнику:
- Вы действительно капрал Франкур из Третьего полка зуавов?
- Я уже отвечал на этот вопрос… Да, это я.
- Кое-кто из нас знаком с вами, но нужна твердая уверенность, что ошибки нет. Капрал Франкур приговорен к смерти, и мы не хотим, чтобы казнили невиновного.
- Очень гуманно с вашей стороны, - съехидничал зуав. - Должен заметить, что мой товарищ Перрон был абсолютно невиновен, но умер, выпив кофе, предназначавшееся королю.
Не желая вступать в спор, председатель продолжал:
- Вам известны некоторые наши секреты и цель, которую мы преследуем. Вы помешали нашим людям выполнить планы, важные с точки зрения политики и дипломатии.
- Я всего лишь убил бандита, который стрелял в императора… В спину! Солдат бы понял меня. Конечно, вы можете меня ненавидеть, но в глубине души, я уверен, вы уважаете солдатскую честь!
- Ненависть - проявление слабости, а уважение - не более чем кокетство. Мы слишком сильны, чтобы ненавидеть, и не стали бы привозить вас сюда из-за таких пустяков. Людей оценивают по их делам. Вы - человек действия, это то, что нам нужно. Один из наших товарищей погиб от вашей пули во дворце Амальфи…
- И вы хотите, чтобы я понес наказание за обе смерти и оплатил их своей жизнью?
- Ваша жизнь целиком в наших руках. Но, заметьте, вы здесь уже двое суток и до сих пор живы.
- Очевидно, вы готовите какую-нибудь изощренную казнь…
- Это слова человека, чья голова забита театральными представлениями и приключенческими романами. Все гораздо проще, чем вы себе представляете. Мы безжалостно уничтожаем тех, кто нам мешает, но не тратим времени на то, чтобы их мучить.
- Тем не менее меня заковали в кандалы, которые причиняют боль и неудобство, устроили судилище… Все это попахивает мелодрамами Амбигю.
- Вы скоро убедитесь в реальности происходящего. Но вернемся к тому, что касается непосредственно вас. Вы молоды, любите жизнь, и у вас наверняка есть привязанности, которыми вы дорожите. Не так ли?
- Что вы имеете в виду?
- Сейчас поймете.
- Предупреждаю, я - солдат и привык рисковать жизнью.
- Что ж, воинская доблесть заслуживает уважения, но у вас ничего нет. Вы бедны.
- Это так. Ни семьи, кроме моего полка, ни денег, кроме жалованья…
- А вам никогда не хотелось разбогатеть? Чтобы жить в роскоши, наслаждаться удовольствиями?
Франкур удивился такому неожиданному повороту, но честно признался:
- Конечно, мечты о богатстве были. И уж поверьте, если у меня когда-нибудь будет кругленькая сумма, никто лучше меня не сумеет ее растранжирить.
- Капрал Франкур! Вы в тюрьме, закованы в цепи, несчастны… Ваша жизнь висит на волоске, вы умрете и никогда больше не увидите свой полк…
- Зачем вы мне это говорите? - воскликнул юноша.
- Чтобы вы хорошенько прочувствовали свое положение.
- Это уж слишком!
- Ну а теперь я скажу, что вам будет дарована жизнь и вдобавок - деньги, большие деньги… - Председатель немного помолчал. - Вы хотели бы иметь… миллион?
- Я?
- Да, вы.
- О черт!
- Миллион в твердой французской валюте, приносящий пятьдесят тысяч франков в год.
- Вы шутите?
- Шутить не в наших правилах. Предложение серьезное и сделано людьми, которые не привыкли обманывать ни друзей, ни врагов.
- А что вы потребуете взамен? Какую подлость я должен совершить?
- Опять слова… Наполеон I, погубивший миллионы людей, для вас герой, для нас - преступник. Немецкий студент Фредерик Штабе, который хотел его убить и был казнен за вторичное покушение, для нас - герой, для вас - бандит. Истина - по ту сторону, ошибки - по эту.
- Значит, вы желаете, чтобы я убил кого-нибудь и сделался одновременно героем и разбойником?
- Нет.
- Тогда чего же?