Сюжет повести "Костры на сопках" развернут вокруг одного из боевых столкновений на Дальнем Востоке в период Крымской кампании 1853-1856 годов.
Содержание:
Часть первая - ФРЕГАТ "АВРОРА" 1
Часть вторая - РОДНАЯ ЗЕМЛЯ 8
Часть третья - ЖАРКИЕ ДНИ 22
ПОСЛЕСЛОВИЕ 40
Мусатов А., Чачко М.
КОСТРЫ НА СОПКАХ
Рисунки К. Арцеулова
Часть первая
ФРЕГАТ "АВРОРА"
Глава 1
После долгого и утомительного плавания русский военный фрегат "Аврора" на всех парусах, легко рассекая океанскую волну, вошел в перуанский порт Кальяо.
Был апрель 1854 года.
Розовый утренний туман рассеялся, и город, весь залитый светом, открылся чудесной панорамой. Воздух был так прозрачно чист, что даже с далекого рейда отчетливо виднелись контуры каждого строения.
На левом берегу бухты высилась древняя крепость; справа, почти у самой линии прибоя, стояли виллы местной знати; за ними теснились крутыми уступами маленькие домишки с черепичными крышами. И повсюду тянулись к небу вечнозеленые кипарисовые рощи, высокие тополя, а дальше, к волнистой линии горизонта, виднелись Горы.
Военные корабли под английским и французским флагами стояли на рейде. Здесь были трехмачтовые фрегаты, быстроходные бриги, корветы, шхуны.
"Аврора", ответив на приветствия военных кораблей иностранных государств, убрала паруса и стала на якорь.
Плавание "Авроры" было тяжелым. Из Портсмута в Рио-де-Жанейро шли при сильном волнении в океане. Мыс Горн обогнули в самое бурное время года.
Тихий океан встретил фрегат переменными ветрами, частыми грозами, проливными дождями и шквалами. Все это сильно измучило команду "Авроры".
Сейчас все были довольны, что наконец пристали к берегу, и радовались предстоящему отдыху в порту.
К фрегату приблизилась шлюпка с таможенным чиновником.
Теперь уже недолго осталось ждать разрешения съехать на берег.
Свободные от вахты матросы, столпившись на баке, с любопытством приглядывались к очертаниям города и оживленно переговаривались.
- Что за народ здесь живет? - спросил молодой матрос писаря Егоркина.
- Известно какой! - с веселой издевкой ответил Егоркин. - Тут живет портовый народ.
Марсовый матрос Сунцов строго посмотрел на писаря:
- Ты толком отвечай, когда спрашивают. Нечего зубы скалить!
- А тебе что? Чего лезешь? - покосился на него Егоркин. - Давно линьков не пробовал?
- Вот постой, на берег съедем - я тебе линьки попомню, поквитаемся!
Егоркин отошел в сторону. Василий Чайкин, высокий матрос с широким, скуластым лицом, слушавший эту перебранку, покачал головой:
- Напрасно ты его зацепляешь. В недобрый час напакостит.
- Был бы ему ход, давно бы всех извел, - сдерживая гнев, проговорил Сунцов.
Смелый и опытный матрос, Сунцов был резок на язык, дух протеста всегда жил в его сердце, и из-за того он частенько подвергался порке. Его били много раз, но матрос, живучий и крепкий, быстро оправлялся и не становился податливей. На корабле "Николай-чудотворец" он получил сто ударов. Еле живого его доставили в госпиталь. Все думали, что Сунцов не выдержит той порки. Но, провалявшись в больнице несколько месяцев, матрос оправился. "Николай-чудотворец" к тому времени ушел в плавание, и Сунцова приписали к "Авроре". Хотя порка на "Авроре" не имела такого распространения, как на других судах, но и здесь ему один раз уже пришлось лечь под линьки. На это и намекал писарь Егоркин.
На юте оживленно переговаривались офицеры. Разговор шел о порте Кальяо, о службе, о жалованье, о быстроходности кораблей.
И только один молодой офицер, казалось, не разделял всеобщего оживления. Это был лейтенант Николай Оболенский, совершавший свое первое кругосветное плавание. Невысокого роста, широкий в плечах, с лицом, покрытым крепким загаром, он, облокотившись о борт судна, задумчиво смотрел на светло-зеленые волны океана.
- Николай, опять вы хандрите? - с мягким упреком проговорил кто-то около него. - Оболенский обернулся. Перед ним стоял Андрей Охотников, натуралист, член Петербургского географического общества, так же, как и Оболенский, впервые совершавший кругосветное плавание. Мягкий, веселый, с открытым лицом, он пользовался всеобщим расположением на судне.
Охотников привез с собой на "Аврору" большую библиотеку и всем давал читать свои книги. Матросы относились к нему с какой-то трогательной, нежной заботливостью. Они охотно выполняли все его поручения, собирали для него во время стоянок ящериц, незнакомые растения, камни…
С первых же дней пребывания Охотникова на корабле между ним и Николаем Оболенским установились близкие, дружеские отношения. Николаю Оболенскому Охотников чем-то напоминал старшего брата Сергея, и он искренне привязался к молодому ученому. В темные Южные ночи, когда фрегат спокойно шел по бесконечной водной глади океана, они, стоя на юте, подолгу говорили о России, о литературе, о будущем. Николай рассказал Охотникову о трагической судьбе своего брата, томящегося в рудниках Сибири. Перед ним одним не боялся он горячо и взволнованно говорить о своих юношеских мечтах…
- Не печальтесь, Николай, - ласково сказал Охотников, прикасаясь рукой к плечу товарища, - все образуется. Не надо хандрить.
- Я не хандрю, - улыбнулся в ответ Оболенский. - Просто так, задумался.
И друзья присоединились к компании офицеров, ожидающих разрешения съехать на берег.
Формальности по приему судна были завершены, и таможенный чиновник уехал. К офицерам вышел капитан Изыльметьев. Высокий, сухощавый, с резкими чертами лица, он пользовался непререкаемым авторитетом среди своих подчиненных.
Капитан придирчиво оглядел вытянувшихся перед ним офицеров и глуховатым голосом проговорил:
- Разрешаю господам офицерам съехать на берег. Считаю нужным напомнить, что вести себя в иностранном порту следует, подчиняясь обычаю приютившей нас страны… Я сейчас поеду с визитом к губернатору города и попросил бы господ старших офицеров сопровождать меня. Приглашаю также поехать с нами лейтенанта Оболенского и господина Охотникова…
Моряки спустились по трапу, разместились на скамейках, матросы взмахнули веслами, и шлюпка понеслась к незнакомому берегу.
- Много здесь нынче судов, - проговорил Изыльметьев, обращаясь к офицерам. - Странно мне это…
- Что же странного, Иван Николаевич? - спросил старший офицер Якушев.
- Да как же! Никогда здесь не собиралось столько военных кораблей. Не место это для стоянки. А сейчас видите сколько пожаловало, и даже под адмиральским флагом.
- Какие-нибудь ученья проводят, - высказал свои соображения Николай Оболенский.
- Ученья? - переспросил Изыльметьев, пристально посмотрев на стоящие на рейде суда. - Только почему же это английские и французские суда их проводят вместе? Что им, не хватает морей? Нет, не ученья их сюда привели… - А что же?
- Поживем - увидим! - невесело усмехнулся Изыльметьев. - Но задерживаться здесь дольше времени нам, полагаю, не следует. Нагрузим фрегат - и к родным берегам… Как, молодые люди, соскучились по дому?
- Как не соскучиться, - ответило несколько голосов, - дом есть дом…
- До дому уже недалече - вон по ту сторону океана, - усмехнулся капитан.
Офицеры засмеялись, и каждый мысленно представил себе огромные водные пространства, разделяющие два материка - Америку и Азию.
Глава 2
Шлюпка врезалась в прибрежную мель и зашуршала на гальке. Матросы прыгнули в воду, подтащили шлюпку поближе к берегу и помогли офицерам сойти. Вскоре причалила вторая шлюпка с матросами.
И тотчас же русских моряков тесной толпой окружили перуанские торговцы. Они крикливо предлагали купить у них разные безделушки, фрукты, напитки.
Офицеры протиснулись сквозь толпу назойливых торговцев и вышли на набережную.
Они с нескрываемым любопытством приглядывались ко всему, что встречали по пути. Вот выступает высокий, худой испанец в ярко-зеленом плаще. Издали его можно принять за высокопоставленное лицо, но вблизи видно, что плащ испанца запыленный и дырявый, а лицо изможденное.
Пробежал мимо оборванный, босой китаец, держа на голове лоток с ананасами. Он громко кричал, очевидно восхваляя достоинства своего товара. Попался навстречу перуанский крестьянин из горной деревушки, подгонявший хворостиной медленно шагавшего быка.
Когда миновали набережную, стало спокойнее. Маленькие домики с наглухо закрытыми ставнями в тени деревьев казались необитаемыми. На стенах домов, на белых каменных оградах садов вился зеленый плющ. Изредка в каком-нибудь домике приоткрывалась ставня и оттуда выглядывали черные глаза перуанки или сонное лицо горожанина.
Наконец моряки подошли к дому губернатора. У входа в большое кирпичное здание, обнесенное валом, дремал часовой.
- Проснись, дружище, - сказал старший офицер Якушев и легонько толкнул перуанца.
Сонный страж открыл глаза и, ничего не говоря, опрометью кинулся в дом.