- Боги простят наш род, после того, как палач предаст лютой казни преступное тело моей любимой дочери. Да… Любимой. Но, именно ее старший жрец отведет по Дороге Мертвых.
Ужас в глазах матери доказал, что вождь не шутит. Жабий жрец после этих слов воздел жезл смерти к потолку и с силой бухнул черенком об пол. Топоры и боевые маски на стенах задрожали.
- Пернатый Змей услышал слово Несокрушимого! Оно порука благочестию! Да исполнится обещанное! Да насытится месть богов!
Жрец ударил нарисованным на колене глазом в бубен, потом вскинул руки вверх и во все горло завопил:
- Слушайте, люди! Вот что явилось Старшему жрецу в священном тумане! Вот что необходимо для почитания бессмертных! Искупление!
Он закатил глаза под лоб, белки сверкнули, как вареные яйца. Руки и ноги начали мелко дрожать, голова свесилась на грудь. Он зажужжал, потом воздел руки вверх, глаза его метались из угла в угол, словно давили мух на потолке, уши ловили невесомый звон. Он что-то разглядел в верхнем углу и начал осторожно подкрадываться к добыче. Со стороны казалось, что дикий взгляд жреца наткнулся на конец запутанного клубка, пальцы шевельнулись, он потянул за нить, она не поддалась, и вдруг невидимый груз из гнилого мешка, обрушился, намертво пригвоздив танцора к земле. Распластавшись на полу, жрец прорычал утробным голосом сквозь шорохи земли:
- Три всадника на единорогах…
Толпа, набившаяся в дом, вздрогнула и замерла, в глазах женщин застыл ужас. Жрец завыл, как ночной койот:
- Три всадника на единорогах прислали наказ!
Я снова попыталась улизнуть из страшного места. Но Крученая Губа с Ухом Пса успели схватить за плечи и повалили на колени перед бесноватым жрецом, дико вращающим глазами:
- Выбор сделан! Бог дождя указал перстом на деву нашего племени. На самую стройную и нежную плотью…
- О-о-о! - застонали воины.
- Она одна усмирит гнев богов, - указательный палец жреца едва не пронзил мой лоб. - Ее кровью наполним чашу греха, пусть возрадуется Кетсаткоатль и пошлет нам светлых дождей.
По щекам женщин потекли слезы. В глазах Крученой Губы я заметила дикую радость. Тварь… Это она выследила нас с Храбрым Лисом у святилища, это она, ревнивица, предательница, убийца, привела Ухо Пса к месту наших свиданий.
Жабий жрец бил в бубен и выл в потолок:
- Плачьте, женщины, плачьте! Ваша сестра усмирит гнев богов. Мы долго скрывали красоту этой девы. Но чары созревшей лилии заметил Кецалькоатль у водоема слез…
- Ойух! - закричали воины.
Жрец снова ударил жезлом о пол:
- Так сказал мне Пернатый Змей: "Восполни поруганный источник слезами, которые чище росы на весенних цветах, иначе твой род погибнет".
- Ойух-ойух! Иначе род погибнет! - повторили мужчины, топая ногами.
Ритм барабанов стал тяжелым, как дыхание борца, накурившегося маккао.
- Немало слез должна пролить преступная дева, чтобы разрушить каменную гордость господина, - с этими словами жрец ударил бубном по лбу, а потом прошелся им по преклоненным головам воинов.
- Ойух! Ойух! - кричали они, словно жрец благословлял на войну.
- Да свершится! - жрец вытащил из мешка большую жабу и вместе с ней принялся скакать по кругу, подпрыгивая чуть не до потолка.
- Ийуйя! - гудело племя, поднимая руки к летящему жрецу.
Дом Побед превратился в желудок, изрыгающий в небо утробные крики, плач и проклятия. Меня схватили за руки, и, не позволяя вздохнуть, бросили в ноги отца. Сквозь бой тамтамов и завывание жрецов я прокричала:
- Взгляду Несокрушимого подчинилась арена Вождя-всех-Вождей! Воины повинуются только тебе, отец. Ты не отдашь меня жрецам!
Он ответил:
- Дочь моя, мы гордились твоей красотой в жизни, да возгордимся же кончиной. Помни: всем умирать… Но не каждый погибнет так, чтоб навеки остаться в сердцах людей. Каждый стон, вырванный из груди мастерством палача, мы сохраним в летописи нашего рода.
Над моим ухом с приторной ухмылкой заворковала Крученая Губа:
- Будет больно. Очень. Но не плачь, Синевласая. Порадуйся, что войдешь в обитель сладострастного бога в столь юном возрасте.
- Подожди, узнаешь, что я сделаю с тобой, когда позабудется эта история.
- Эта история не позабудется никогда, - шепнула Крученая Губа, приблизив к уху распаренное, как кукурузная лепешка, лицо. - Попроси у бога красивых и здоровых детей для несчастных подруг, жена Пернатого Змея. В твоих глазах я вижу страх. Ужас вывернул душу, как шкурку мертвой капибары.
- Я видела его кости на дне Святой Чистоты.
- Ты видела кости гигантской жабы, а не бога. Бог жив. И мы любим его. Любовь к нему - наша судьба. Разве не так? Кто думает по-другому? - закричала Крученая Губа, окидывая прищуренным взглядом притихших подруг. - Кто осмелится сказать, что бог умер? Расскажите преступнице, как вы любите его.
Женщины испуганно переглянулись и вдруг заговорили разом, стараясь друг друга перекричать.
- Пернатый Змей велик!
- Он сияет морской волной!
- Свист его топора нежен, волшебен!
- Кецалькоатль - владыка снов!
- Он превращает слезы в ослепительный оникс!
- Он в пламени самоцветов купает тела избранниц!
Так вопили чванливые подруги, подлые завистницы и ревнивицы. Я хорошо знала, почему они спешат спровадить меня к мертвым богам. И уж тем более Крученая Губа, тайно влюбленная в Храброго Лиса. Соперница давно мечтает сплясать на моих костях танец осемененной куропатки.
- Ты поняла, что мы любим нашего бога? Он нужен нам. Да, милая, на скале Виноватых Женщин тебе не понравится. Ты пожалеешь, что родилась. Об этом специально попрошу отца.
А жрец продолжал:
- Прольется океан крови, и гейзеры возликуют, целуя небо, а струи талых звезд хлынут обильной грозой! Ручьи наполнятся прохладой, когда руки палача закроют мертвые глазницы преступницы на скале Виноватых Женщин.
Его помощники связали мне руки за спиной и бросили в ноги Несокрушимого. Тамтамы умолкли. Мне позволили говорить:
- Отец, неужели в твоем сердце нет жалости к дочери, не познавшей первой брачной ночи?
Несокрушимый отвернулся от меня:
- Мы скрываем созревших дев от выбора богов. Ты сама виновата, что великолепие твоего совершеннолетия заметили жрецы.
- Лейтесь слезы дождями и реками кровь! - снова завыл старший жрец, кружась с жабой на голове.
- Мама, что же ты молчишь?!
Мать издали ободряюще кивнула. Или мне показалось? Неужели все предали меня? А жрец со свитой уже направился в мою сторону. На вытянутых руках он держал жабу. Чтобы она не убежала, он ее надул дымом. Жаба тяжело дышала и смотрела в мои глаза. Я знала, что сейчас жрец разорвет жертву и замажет мое лицо кровью. И тогда я стану для соплеменников ничуть не ценнее какой-нибудь лягушки.
Тут Храбрый Лис с топором в руке выскочил из толпы и прикрыл меня собой.
- Стойте! Злой навет невыносимее жажды. Я не отдам невесту! - заявил он, отсекая резкими взмахами топора любую попытку жрецов подступиться ко мне.
Жрец подал знак глазами, и на юношу бросились воины. Схватка не состоялась. Храброму Лису в одно мгновение вывернули руки, отобрали оружие, напинали по ребрам, а потом связали и бросили у входа, как поверженного каймана.
- Этот воин тоже там был, - Ухо Пса заглянул в лицо юноши. - Да, он тоже там был, но не остановил надругательство над святыней. Более того, он прелюбодействовал. Причем в неподобающем месте.
Старший жрец хищно разглядывал тело связанного воина, который извивался в путах и рычал:
- Не смей, жрец, прикасаться к невесте! Я вызываю тебя на скалу состязаний!
- Отныне ты, Храбрый Лис, - никто. Преступник потерял привилегии воина. Ты не сможешь вызвать на состязание даже бобра, - прошептал Старший жрец вполголоса. - Разве твоя грязная плоть не коснулась хотя бы капли Святой Чистоты? Разве ты не должен был остановить неразумную деву? Почему бы тебе не пойти по дороге мертвых вместе с ней? Ты сделал ее женой не по заветам предков.
- Я не тронул пояса невинности!
- Вас видели!
- Синевласая Лань так же чиста, как святой источник!
И тут, наконец, вмешалась мать:
- Слава Кетсаткоатлю! Мы все услышали, что сказал милый юноша. Нет причин не доверять двоим, поверив одному. О, непоруганная святыня! Наши дети не виноваты! Они сама Святая Чистота! - воскликнула она, пристально глядя в глаза жреца.
Жрец не смог выдержать ее взгляда. Он уставился на жабу, которая уже испустила дух. Стало очень тихо. Жена вождя была единственной женщиной в племени, которой дозволялось встревать в спор мужчин.
- Если юноша не воспользовался и не нарушил табу, то источник девственно чист. К тому же, по нашим законам жених может искупить вину избранницы, - продолжила она, обводя ряды воинов нежным взглядом. - Народ чтит законы предков. Они гласят, что лучший воин, победитель победителя получит любую деву на выбор. Дайте Храброму Лису шанс стать героем.
- О, мудрая, она спасла свое дитя, - прослезились женщины.
Вздох облегчения пронесся по толпе, воины закричали:
- Жабий жрец, закрывай праздник!
- Нет, - прошипел жрец. - Поздно. Дева принадлежит Кецалькоатлю. Это закон. Она избранница. Ни один юноша не сможет забрать добычу бога.
- Пусть юноша выкупит Синевласую Лань, - предложила мать. - Он достаточно храбр, и мы это знаем. Он сделает то, что не по силам сотне доблестных мужей. Он сделает даже то, что не по силам самому Пернатому Змею. Дайте ему задание. Я знаю, что он выполнит его. Он отвоюет невесту у бога.
Эти слова не понравились Жабьему жрецу: