– Значит, все это время вы держали нас за идиотов. Лгали нам. Ваша физическая слабость, погоня, от которой вы спасались… Все это вы выдумали? – по голосу чувствовалось, что она до сих пор не может в это поверить.
– Цель оправдывает средства, – грубо ответил он. И хотя ни стыда, ни угрызений совести он не испытывал, под их презрительными взглядами ему было не по себе. – И хватит смотреть на меня. Перейдем к делу. Пошлите за предателем, которого вы прячете у себя.
Мадонна Фульвия гордо выпрямилась.
– Мой Бог! – воскликнула она. – Иуда, жалкий шпион! И я сидела с тобой за одним столом. Мы принимали тебя, как равного, – голос ее переполняли ужас и отвращение. – Мерзкая тварь! Вот для чего пришел ты к нам? Вот…
Пальцы старого графа коснулись ее руки, и она замолчала, повинуясь его невысказанной просьбе. Граф следовал своему учителю-стоику даже в такой трагической ситуации. Не зря же он столько лет посвятил изучению мудрости древних.
– Успокойся, дитя. Уважение к себе не позволяет обращаться в подобном тоне даже к таким ничтожествам, как этот человек, – сказал граф ровным, спокойным голосом. – Что тебе до его предательства и бесстыдства? Может ли это причинить тебе урон? Если качества эти кому-то и навредят, то лишь их обладателю.
Но мадонна Фульвия не согласилась с великим Сенекой.
– Да, он может навредить мне. И Маттео.
– Но так ли уж страшна для человека смерть? – задал Альмерико риторический вопрос. – Маттео уже мертв, хотя еще живет. А этот бедолага живет, хотя уже умер.
– Не пора ли перейти от разговоров к делу? – Панталеоне надоели философские рассуждения о жизни и смерти. – Вы сами пошлете за Маттео Орсини или мне просить моих людей привести его из того уединенного павильона, в котором он прячется? Сопротивление бесполезно, затяжка времени ни к чему не приведет. Мои солдаты перекрыли все проходы, и никто не выйдет из замка и не войдет в него без моего разрешения.
Он увидел, как изменились лица графа и его дочери. Глаза девушки широко раскрылись, как подумал Панталеоне, от страха, старик же коротко рассмеялся.
– Мессер, раз вы так хорошо информированы, завершите ваш труд без нашего участия.
Панталеоне глянул на него, потом пожал плечами.
– Как скажете, – и, повернувшись на каблуках, шагнул к двери.
– Нет, нет! – остановил его вскрик мадонны Фульвии. – Подождите, мессер! Подождите!
Панталеоне остановился, обернулся. Одну руку она прижимала к груди, словно успокаивая гулко бьющееся сердце, другую протягивала к нему.
– Позвольте мне переговорить с отцом наедине… и мы примем решение, – выдохнула она.
– Решение? – брови Панталеоне удивленно взлетели вверх. – А что тут решать?
В волнении она заломила руки.
– Мы… возможно, мы найдем, что вам предложить.
– Предложить? – Панталеоне нахмурился. Неужели они хотят подкупить его? – Клянусь Богом… – с жаром начал он, но не договорил. Ибо врожденная алчность не дала ему докончить фразу. В конце концов, почему бы не выслушать их предложение. Может, оно его и устроит. Только дурак пренебрегает личной выгодой. Ведь о том, что Маттео в Пьевано, известно только ему. Но и предложенная цена должна быть достаточно высокой, чтобы компенсировать не только тысячу дукатов герцога, но и его уязвленное тщеславие, ибо придется прилюдно признаваться в том, что он не сумел справиться с поручением герцога.
Истолковав молчание Панталеоне, как колебания, мадонна Фульвия усилила натиск.
– Едва ли вы что-либо потеряете, даровав нам эти несколько минут. Разве вы не сказали, что замок занят вашими людьми? Что никто не сможет ни выйти, ни войти без вашего разрешения?
Панталеоне поклонился.
– Я согласен. Я обожду в приемной, – и вышел из зала, бряцая шпорами.
Оставшись одни, отец и дочь долго смотрели друг на друга.
– Зачем ты помешала ему? – прервал затянувшееся молчание старый граф. – Надеюсь, не потому, что пожалела такого мерзавца?
Ее губы презрительно изогнулись.
– Как ты мог даже подумать об этом?
– Другого объяснения я не нахожу.
– Если б мы позволили ему пойти за Маттео, подумай, что бы он сделал. Солдаты перевернули бы замок вверх дном, но нашли бы его.
– А что сейчас изменилось? Он все равно отдаст такой приказ. Как нам ему помешать?
Монна Фульвия наклонилась к отцу.
– Ради чего ты так долго изучал человеческую природу, если не можешь найти ответа на свой вопрос?
Альмерико сжался в кресле, ибо дочь его попала в точку: в критической ситуации философия древних оказалась бесполезной. А вот юная Фульвия, похоже, знала, что нужно делать.
– Разве ты не знаешь, разве об этом не написано на какой-то из этих страниц, что предавший раз будет предавать снова и снова. Разве ты не видишь, сколь низок этот человек, предавший того, кто протянул ему руку помощи, дал кусок хлеба? И, уж конечно, он предаст своего хозяина, если увидит в этом собственную выгоду.
– Ты хочешь сказать, что мы должны подкупить его?
Фульвия коротко рассмеялась.
– Мы должны сделать вид, что хотим подкупить его, – она прижала руки к вискам. – Знаешь, меня осенило. Словно с глаз слетела пелена и я увидела, какие перед нами открыты возможности. В мои руки вложено оружие, которым я смогу поразить нашего заклятого врага и отомстить за всех убиенных Орсини.
– Дитя мое, ты бредишь. Как сможет слабая девушка…
– Слабая – нет. Но сильная женщина из рода Орсини сможет. Слушай, – она наклонилась ближе и зашептала отцу на ухо сложившийся в ее голове план.
Альмерико слушал, сжавшись в комок, на лице его отражалось изумление.
– Боже ты мой! – ахнул он, когда Фульвия замолчала. – Боже ты мой! Как в такой ангельской головке мог зародиться столь чудовищный замысел? За все эти годы я не смог узнать тебя, Фульвия. Я-то держал тебя за дитя, а ты… – ему не хватило слов, так что осталось лишь всплеснуть руками. Стоик в нем уступил место родителю.
В тревоге за нее, своего единственного ребенка, он попытался отговорить Фульвию. Но та не уступала. Спорила с отцом, доказывая, что это единственный способ разделаться и с Панталеоне, и с его хозяином, герцогом Валентино. Она убеждала старого графа, что не будет покоя ни ей, ни ему, ни кому-либо из Орсини, если он удержит ее и не позволит реализовать разработанный ею план. Она напомнила ему, что, пока Чезаре Борджа жив, ни один Орсини не сможет считать себя в безопасности. А напоследок привела самый главный аргумент: мол, по ее убеждению, сам Господь Бог вдохновил ее, ибо как иначе слабейшая из Орсини могла даже подумать о том, что она должна отомстить за погибших сородичей, дабы не оборвался их род на земле.
И в итоге ее порыв передался старому графу, и он, все еще терзаемый страхом за дочь, согласился не препятствовать ей.
– Оставь мне Чезаре Борджа и его лакея, – хищно улыбнулась Фульвия, – а сам помолись за их души.
С тем она поцеловала отца и вышла к начавшему терять терпение Панталеоне.
Тот сидел в кресле с высокой спинкой у стола, на котором стоял серебряный канделябр с зажженными свечами. При ее появлении Панталеоне поднялся, отметив бледность лица мадонны Фульвии и ее крайнее волнение. Красота же, стройность фигуры, гордая посадка головы, наоборот, остались им незамеченными.
Мадонна Фульвия оперлась руками о стол, чуть наклонилась вперед, не сводя глаз с Панталеоне.
Как мы уже заметили, ему нельзя было отказать в хитрости и проницательности, но на этот раз он столкнулся с противником, который превосходил Панталеоне именно в этих, сильных его сторонах.
Мадонна Фульвия видела его насквозь, а потому знала, куда надобно наносить решающий удар.
– Посмотрите на меня внимательно, мессер Панталеоне, – голос ее звучал ровно, хотя сердце буквально выпрыгивало из груди.
Он подчинился, гадая, к чему она клонит.
– Скажите мне, красива ли я? Стройная ли у меня фигура?
Панталеоне поклонился, губы его изогнулись в саркастической улыбке.
– Красива, как ангел, мадонна. Вы могли бы затмить сестру герцога, монну Лукрецию. Но какое отношение…
– Короче, мессер, вы находите меня желанной?
От этого вопроса у Панталеоне перехватило дыхание. С ответом он нашелся быстро, но саркастическая улыбка исчезла бесследно. Сердце его забилось сильнее, с глаз словно спала пелена, и в одно мгновение он разглядел в монне Фульвии тысячу достоинств, которых не замечал ранее.
– Желанной, как рай, – он опустил глаза.
– Прошу заметить, что к моим несомненным достоинствам можно отнести не только красоту. Я принесу будущему супругу и хорошее приданое.
– Вполне естественно, что такой бриллиант должен иметь дорогую оправу, – он уже начал понимать, куда может привести этот разговор, и кровь еще быстрее побежала по его жилам.
– За мной дают десять тысяч дукатов, – пояснила монна Фульвия.
От одного упоминания о такой сумме голова Панталеоне пошла кругом.
– Десять тысяч дукатов? – замирающим от восторга голосом повторил он.
– Их получит тот, кто женится на мне, – еще раз подчеркнула монна Фульвия. – Хотите стать моим мужем?
– Хочу ли… – Панталеоне не договорил. Нет, нет. Такое просто немыслимо. Вопрос девушки потряс его. Он уставился на нее, а лицо его побледнело, несмотря на загар.
– Разумеется, при одном условии, – продолжила она. – Вы должны прекратить поиски Маттео и сообщить вашему господину, что найти его не удалось.