Открывшаяся ему картина повергла бы в ужас любой здравый рассудок, однако у Роуланда увиденное вызвало лишь новый приступ неконтролируемого веселья. Уходившее к корме леерное ограждение сомкнулось в треугольник, внутри которого копошилась различная корабельная утварь. Брашпиль превратился в чудовище, черное и угрожающее. Бочонки вспучились и стали глазами этого ужасного монстра, а якорные цепи и канаты - его бесчисленными щупальцами. Кошмарное существо тщилось вырваться за пределы треугольника из лееров. Якорные балки обернулись многоголовыми змеями, танцующими на своих хвостах, а якоря корчились и извивались, приняв форму огромных, покрытых жестким волосом гусениц. Вместо фонарей на двух белых башенках появились бледные призрачные лица. Они со злыми улыбками наблюдали за Роуландом. Вцепившись в ограждение, моряк хохотал и слезы текли по его щекам. Следившие за ним капитан, первый помощник и боцман ожидали, что он разразится очередной тирадой, однако моряк лишь продолжал смеяться. Этот звук заставил встрепенуться маленькую фигурку в белой рубашке, застывшую у подножия соединяющей прогулочную палубу и мостик лестницы. Словно влекомая смехом, она сделала шаг вперед и медленно, ступенька за ступенькой, стала подниматься вверх.
Фантасмагорическая картина постепенно растворилась в белесой стене тумана, и Роуланд пришел в себя настолько, чтобы пробормотать:
- Проклятье... Они все же сумели накачать меня какой-то дрянью!
А в следующий миг он уже стоял в глубине сада. Он хорошо знал это место. Впереди мерцали огни большого дома. Он был не один в этом видении. Рядом находилась молодая красивая девушка. Но она повернулась и бросилась прочь, едва только он попытался окликнуть ее...
Усилием воли он вернул себя на мостик "Титана".
- Почему именно это видение преследует меня долгие годы... - прохрипел он. - Я напился тогда... И до сих пор не могу протрезветь... Она могла спасти меня, но она предпочла отвернуться, отстраниться от меня.
Он попытался пройтись вдоль мостика, но зашатался и вцепился в ограждение. Затаившиеся неподалеку офицеры осторожно приблизились. А маленькую сомнабулическую фигурку отделяли от мостика всего несколько ступенек.
- Выживает сильнейший. - Роуланд, пошатываясь, вглядывался в туман. - Причина вызывает следствие. Эти два принципа в равной степени способны объяснить все, начиная со Вселенной и заканчивая мной. - Он поднял руку и заговорил громким голосом, словно обращался к бесплотному оппоненту, скрытому в тумане. - Каким будет финальный акт этой пьесы? По закону сохранения энергии моя нерастраченная любовь не может просто исчезнуть. Каждая ее капля будет сохранена и тщательно учтена. Но что мне с того? Где буду я сам, когда это произойдет?.. Эх, Мира, Мира! Знаешь ли ты, что потеряла?! При всем своем совершенстве, чистоте и праведности, ты хотя бы догадываешься, что натворила?.. Понимаешь ли?!.
Внезапно доски мостика, на котором он стоял, куда-то исчезли. Моряк ощутил, что парит в воздухе. Вокруг него был только серый безмолвный туман - безбрежное, бесконечное ничто, лишенное не только жизни, но даже способности как-то видоизмениться. Но ни удивление, ни страх, ни любые другие эмоции не способны были перевесить в его сердце гложущее чувство - жажду несбывшейся любви. Он не был уверен, что он все еще является самим собой - Джоном Роуландом, потому что теперь он плыл где-то далеко-далеко от земли, среди миллиардов звезд, приближаясь к самому краю Вселенной, за которой нет ничего, кроме абсолютной пустоты. И он слышал свой голос, который взывал, слабо, но довольно отчетливо. В нем словно сконцентрировалась вся безысходность его жизни - "Мира, Мира!"
И вдруг услышал ответный зов. И увидел ее - свою любовь - далеко-далеко, на другом краю света. В ее глазах была такая нежность, а в голосе - такая мольба, какие виделись ему лишь во сне. Она звала его: "Вернись, вернись ко мне". Казалось, две души взывали и не могли услышать друг друга, потому что вновь раздался отчаянный крик: "Мира! Мира, где ты!?", а в ответ прозвучало: "Вернись! Вернись ко мне!"
А потом впереди показалась слабая светящаяся точка. Точка приближалась, и он бесстрастно рассматривал ее, а когда перевел взгляд на тех двух, что взывали друг к другу, то увидел, что они исчезли. На их месте остались только две туманности, которые распались на бесчисленное множество светящихся искр. Искры заполняли пространство вокруг Роуланда и сияние их становилось все ярче и ярче.
А потом он услышал резкий нарастающий звук и, принялся вертеть головой в поисках его источника. Он развернулся и увидел бесформенный темный предмет, настолько же темнее серой пустоты вокруг себя, насколько призрачный свет был ярче ее. Предмет приближался и становился все больше и больше. И он понял, что эти свет и тьма - ничто иное, как добро и зло его жизни. Затаив дыхание, он стал всматриваться, стараясь рассмотерть, что достигнет его первым, и не почувствовал ни удивления, ни сожаления, когда понял, что тьма опережает свет. Она была все ближе и ближе и наконец полностью поглотила его...
- Что тут происходит, Роуланд?! - раздался гневный голос.
Мгновенно все видения исчезли. Серое ничто превратилось в туман, призрачный свет стал луной, а тьма обернулась первым помощником капитана. Одновременно маленькая белая фигурка, которая сумела проскользнуть незамеченной мимо трех офицеров, ткнулась ему в ноги. Влекомая неким подсознательным чувством надвигающейся беды, девочка, не отдавая себе отчета, не проснувшись даже, пришла искать защиту у бывшего любовника своей матери - сильного и слабого одновременно, опозоренного, но благородного, гонимого и одурманенного наркотиками, но далеко не такого беспомощного, как могло показаться. Джона Роуланда.
С лихорадочной живостью, характерной для только что проснувшегося человека, Роуланд проговорил:
- Это ребенок Миры, сэр... - наркотический дурман еще крепко держал его и голос матроса дрогнул. - Она... спит!..
Он взял на руки маленькую девочку в ночной рубашке. Та сразу же проснулась и испуганно вскрикнула. Моряк стащил с себя куртку и набросил его на озябшие плечи девочки.
- Какая еще Мира? - в голосе первого помощника читалось плохо скрываемое разочарование. - Ты, я вижу, сам заснул на посту!
Прежде чем Роуланд успел что-либо ответить, из "вороньего гнезда" донесся истошный вопль:
- Лёд! Впереди лёд! - кричал впередсмотрящий. - Айсберг прямо по курсу!
Первый помощник опрометью кинулся в рубку, а капитан - к машинному телеграфу. Он даже успел послать в машинное отделение соответствующий приказ, но тут нос "Титана" начал стремительно задираться вверх. Туман расступился и стал хорошо виден покатый склон гигантской ледяной горы, возвышавшейся на волнами на несколько десятков метров. Музыка в театральном зале резко смолкла. В следующий миг вавилонское столпотворение охватило пароход. Среди отчаянных воплей и оглушительного треска рвущейся о лед стали Роуланд ясно расслышал мучительный крик женщины, доносящийся с ведущей на мостик лестницы: "Мира! Мира, где ты!? Вернись! Вернись! Вернись ко мне!"
7
Всей своей чудовищной массой - семьдесят пять тысяч тонн - мчавшийся сквозь туман со скоростью пятьдесят футов в секунду "Титан" налетел на айсберг. Если бы удар пришелся в отвесную стену, сопротивление мнущихся шпангоутов и стальных листов обшивки погасило бы импульс с минимальным ущербом для судна и пассажиров. Носовая часть оказалась бы серьезно повреждена, а матросы в носовых кубриках неизбежно погибли бы, но это было бы малое из всех возможных зол. Корабль остался бы на плаву и с небольшим дифферентом на нос на малой скорости благополучно закончил бы рейс. Страховка погасила бы расходы на ремонт, а корабль только выиграл от этого досадного происшествия, подтвердив свою славу непотопляемого. Но склон массива льда, на который наскочил "Титан", был пологим. Скорее всего, он образовался в результате недавнего опрокидывания айсберга. Стальной киль гигантского корабль взрезал лед, словно полоз буера, и "Титан" все выше вползал днищем на ледяную гору. Кормовые винты уже наполовину показались из воды, когда левым бортом судно наткнулось на спиральный выступ в толще льда. Этого оказалось достаточно, чтобы корабль потерял равновесие и медленно завалился на правый борт.
Крепежные болты двенадцати паровых котлов и трех турбин, не рассчитанные на подобные нагрузки, не выдержали и сломались. Немилосердная масса стали и чугуна рухнула вниз, круша переборки и пробивая борта даже там, где снаружи их подпирал массив льда. машинное и котельное отделения враз наполнились раскаленным паром, сварившим заживо сотни находившихся там кочегаров и техников.
Под оглушающий рев вырвавшегося на свободу пара, леденящие кровь призывы о помощи трех тысяч человеческих душ, запертых в стальном чреве, и свист воздуха, выдавливаемого через сотни открытых иллюминаторов поступающей внутрь судна водой, "Титан" медленно сполз по ледяному склону назад в океан. Уйдя почти по борт в воду, он едва держался на плаву, словно смертельно раненный, умирающий морской зверь.