- И правда, вроде спокойнее стало, - сказала она и пожала руку Генриха. - Еще раз спасибо тебе, Генрих, ты очень славный.
Генрих растроганно поклонился, галантно поцеловал ручку Настеньки и тихонько вышел.
Настенька глубоко вздохнула и впервые за последние дни крепко уснула, несмотря на грохот пушек.
И ни ей, ни Генриху даже в голову не могло прийти, какие роковые и страшные последствия будет иметь это маленькое событие и как изменит оно судьбу нескольких людей…
Но что такое жизнь и судьба отдельных человеческих личностей перед лицом другого грандиозного события, которое уже началось, уже происходило и которому суждено было изменить жизнь и судьбу целых племен и народов.
Началось величайшее действо, навсегда оставшееся в истории как Стояние на Угре.
II
Глава первая
ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ МОСКОВСКИЙ ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ
Много было в тот год недобрых предзнаменований, шепотом люди друг другу передавали, где что дивное случилось, - то в Алексине, там, где Орду ждали, в ночь перед появлением татар звездопад был страшный, сыпались, как град, с неба звезды и искрами по земле разлетались, то в Москве колокола той ночью сами по себе звонили, а еще раньше взял вдруг да и упал ни с того ни с сего купол церкви Рождества Богородицы и много старинных и знатных икон сокрушил.
Не к добру все это деялось, бояться стали люди посадские, что вокруг Москвы жили, забирали свое имущество и в Кремль с ним бежали прятаться в ожидании нашествия Ахматова, а некоторые даже поджигали дома свои, как то в обычае было: идет враг - сжигай все посады, забирай все добро свое да припасы съестные и за стены города прячься, готовясь к осаде и штурму…
Шум, гам, крики, щелканье кнутов, ржание коней, очереди и давка у всех кремлевских ворот, отдельные пожары вокруг среди брошенных посадских домов - такую картину увидел великий князь московский Иван Васильевич, подъезжая к Москве со стороны Тарусы.
Там он стоял уже месяц с войском, а когда донесли ему доброхоты, что появились, наконец, татары на том берегу и ужас как много их - горизонта не видно, дрогнуло сердце государя - не за себя, за державу - а что там деется в Москве? как Патрикеев справляется? вернулось ли посольство от братьев? как супруга и дети? Нет, но надо же о них тоже позаботиться, да и казна, казна-то полная в Кремле - страшно подумать, что случится, коли захватят ордынцы столицу - нет-нет, нельзя этого допустить, ни за что нельзя, но и на авось полагаться не стоит, а ну ж перейдут Оку и на Алексин - а там до Москвы совсем рукой подать… Пресвятая Богородица, помогай!
Иван Васильевич привык к народной любви и громким ее проявлениям, когда появлялся на людях… Но сейчас с ним не было Патрикеева, который всегда знал, что надо сделать, прежде чем государь явится к народу, каких смутьянов заранее утишить, кому меда бочку выставить и сколько монет выделить людям, которые их в толпу кидать будут.
Впервые за все время своего правления Иван Васильевич появился перед народом, не подготовленным к встрече государя, да еще в столь смутный час, когда царила паника, когда все с минуты на минуту ожидали страшного неприятеля и были уверены, что и великий князь, и сын его, и лучшие воеводы сражаются сейчас там, то ли на Оке, то ли на Угре, с татарскими ордами.
Эту встречу Иван Васильевич запомнил на всю жизнь, и долго еще она снилась ему в страшных снах, когда он кричал так, что прибегала Софья из соседней спальни и успокаивала его, отирая лоб, весь мокрый от холодного пота…
Ивана Васильевича, едущего верхом в воинских доспехах, сопровождала целая свита его приближенных и отряд охраны, двигались они медленно, и народ увидел своего государя еще издали.
Сперва все стали показывать в ту сторону пальцами, переговариваясь о чем-то все громче и возбужденней.
Иван Васильевич подумал было, что сейчас его будут приветствовать, улыбнулся и поднял руку в благосклонном жесте.
И вот тут-то случилось нечто незабываемое.
Общий ропот усиливался, как грохот приближающегося обвала, потом люди начали что-то кричать, размахивали руками, затем кулаками, и до ушей великого князя и его свиты стали доноситься отдельные вполне различимые выкрики:
- Он оставил войско!
- Он бежит!.
- Он спасается!
- Налоги с нас драл, а татарам не отдавал!
- Разозлил хана, а за Отечество не стоит!
- Трус!
- Позор!
- Долой!
Иван Васильевич растерянно остановился, его тотчас окружили воины охраны, выставив пики вокруг, но народ, собираясь со всех сторон в мгновенно растущую и густеющую толпу, напирал все больше, передние ряды, толкаемые задними, уже вплотную приблизились к охране.
Иван Васильевич побледнел и начал было что-то говорить, но его никто не желал слушать - толпа орала свое и напирала все сильнее.
И вдруг неизвестно почему эта толпа смолкла, затихла, по ней волнами пробежал какой-то шепоток, и она стала расступаться, освобождая кому-то дорогу.
Седой древний старец, согнутый тяжестью прожитых лет, опираясь на посох, шел навстречу кортежу великого князя.
Архиепископ ростовский Вассиан, личный духовник государя, упорно настаивал на том, чтобы Иван Васильевич взял его с собой в поход "для поддержания духа". Великому князю стоило больших трудов уговорить старика, который по возрасту и слабому здоровью не выдержал бы и недели походной жизни, отказаться от этой затеи и остаться в Москве, и вот теперь архиепископ встречал его здесь.
- Остановися, князю! - воскликнул он патетически. - Неужто и вправду оставил ты войско и бежишь прятаться за стенами города? Неужто там идет бой, а ты, уклонившись, хочешь спасти свою жизнь? Смертным ли бояться смерти? Рок неизбежен! Я стар и слаб, но не убоюся меча татарского, не отвращу лица моего от его блеска! Так отчего же ты здесь?
Великий князь прикусил до крови губу от досады и нелепости положения.
Толпа молчала, ожидая его слов.
Что ж это делается-то, а? Я - великий государь должен покорно стоять перед толпой холопов и оправдываться? Перед кем? Перед теми, которые сами бегут, как крысы, побросав свои дома? Ну подождите, псы поганые, дайте срок, покончим с Ордой, я вам такие порядки заведу - на коленях ползать передо мной будете, за каждое дерзкое слово головы всем рубить буду, пока страх и уважение к государю и власти державной в кровь вашу и молоко материнское не вольются на веки вечные!
Великий князь московский Иван Васильевич побледнел еще больше, но, склонив голову с христианской покорностью, отвечал архиепископу:
- Прости меня, отче, однако ты ошибаешься. Никакой бой нигде не идет. Татары действительно явились, но боятся перейти реку, ожидая подкрепления от короля, а до тех пор не тронутся с места. Я же приехал в свою столицу на несколько дней, ибо того требуют весьма важные державные дела, о которых мне надо посоветоваться с матушкой, боярами и духовенством, после чего немедля вернусь к войску. Уверен, что мой любезный народ правильно меня понимает и помолится за нашу победу.
Погодите, ублюдки, вы у меня еще попляшете! Рабами хуже татарских будете!
- Коли так - добро пожаловать, государь, - поклонился архиепископ и дал знак толпе.
Угрюмо ворча, "любезный народ" расступился, и в полном молчании великий князь двинулся вперед.
Но вдруг он подумал, что и дальше, на улицах его может ждать подобная встреча, и резко переменил решение.
- Не поедем в Кремль, - скомандовал он свите. - Остановимся в Красном селе.
Там, в Красном селе, и нашел великого князя Картымазов, примчавшийся из Великих Лук.
- От братьев? - спросил его Патрикеев и тут же провел к государю.
- Вижу по лицу, что ты с хорошими вестями, - сказал Иван Васильевич. - Они приняли мои предложения?
- Да, государь, они послали меня вперед посольства, чтобы поскорее успокоить тебя, заверить в братской любви и сообщить, что они немедля выступают со всеми своими войсками на Угру - под твое командование! В этом письме все подробности, - Картымазов протянул свернутое в трубку послание братьев.
- Это славно! - радостно воскликнул Иван Васильевич и даже хлопнул в ладоши. - Это замечательно! С Ливонией покончено, с братьями мир! Две задачи решены! Еще две бы так же решить - и мы на коне!
Картымазов не знал, о каких оставшихся двух задачах идет речь, а в силу своего обычая не интересоваться чужими делами скромно промолчал, ожидая, пока великий князь прочтет послание.
- Очень хорошо! - удовлетворенно сказал великий князь, швырнув прочитанное письмо на стол. - Ты сам разговаривал с ними?
- Да, государь, я имел честь изложить мнение рядового дворянства князьям Углицкому и Волоцкому.
- Молодец! Я помню, что обещал тебе землю. Погоди немного, вот закончим с Ахматом и потом поговорим. Братья пишут, что отдают тебя в мое расположение, и я воспользуюсь этим. Ты, верно, соскучился по семье?
- Я нахожусь на службе, государь, - поклонился Картымазов.
- Ладно-ладно, я дам поручение, которое тебя обрадует. Поезжай на Угру - в твоем имении сейчас остановился князь Даниил Холмский. Он правая рука моего сына Ивана. Передай, что я жду обоих здесь и немедленно! Вернешься сюда вместе с ними!
- Хорошо, государь, - поклонился Картымазов, - я отправлюсь тотчас же.
Он ничем не выдал своей радости или удовлетворения.
Просто пошел выполнять это поручение, как любое другое.
- Необычные, однако, люди живут на этой Угре, - сказал великий князь Патрикееву, когда Картымазов вышел.
- Другие там просто не выживают, государь, - улыбнулся Патрикеев.