31
Тщательно обыскав Нидана, начальник дворцовой стражи Варун провёл его по вылизанным дорожкам важного сада и велел ждать неподалёку от хрустальной беседки. Раджа услаждался танцами. Нидан от волнения не слышал музыки и, точно провинившийся, поглядывал по сторонам. Дело, которое привело его сюда, ещё совсем недавно казалось самым важным, но теперь, поглядывая из-за золотой осоки на плясунов, Нидан начинал сомневаться, что его усердие будет оценено во дворце. Ждать пришлось долго… Наконец плясуны и музыканты, утомлённые, прошли мимо, и начальник стражи Варун грубо и неторопливо прошипел на ухо:
- Быстрее!
И за локоть повёл Нидана к беседке. Беспокойство Варуна передалось и Нидану. Он посеменил к беседке и бухнулся на колени. Раджа велел подняться, но слова его, упавшие резко и сухо, будто наконечник копья, мешали Нидану разогнуться. Поднялся он с трудом, будто только что выплясывал с танцорами. Он забыл все слова, которые приготовил, и не знал, с чего начать. Одежда казалась неудобной, а самому себе Нидан казался нескладным, как молоденький жираф.
- О, божественный! Если вы согласитесь выслушать рассказ преданного слуги вашего и соизволите рассудить справедливо…
Дрожь проскользнула в голосе деревенского судьи, и раджа улыбнулся, вспомнив слова молочницы Анасуйи: "Нидан нагл, как десять обезьян…" И ещё: "Он жаден с детства, - доносила Анасуйя, - ещё мальчишкой убивал змей, ибо думал, что в их головах драгоценные камни".
- Говори!
Нидан весь расплылся от благоговения, даже горбинка на носу разгладилась.
- В нашу деревню, о, божественный, пришёл белый ятри с севера и поселился в заброшенной хижине на краю рисового поля. Мы приняли его, как и подобает принимать гостя. Брахман Дгрувасиддги прочитал мантры , какие положено читать, и просил, чтобы боги белого ятри увели его от нас, если он пришёл не с добром. Он купец и вития. Он говорил, что путешествует по Ындии, ищет товар на Русь и описывает свои наблюдения, - Нидан уловил благосклонный кивок раджи. - Но тут начались события, о которых я и пришёл рассказать… Неподалёку от нашей деревни остановился табор натов. Они скоморохи. И в сыне нашего брахмана Аруне вспыхнула страсть к девушке Маре из табора.
Нидан провёл пальцами по носу, потёр горбинку:
- Брахман Дгрувасиддги запрещал Аруну встречаться с Марой, но страсть оказалась сильнее отцовского запрета. Поначалу Мара отвечала взаимностью, но тут появился белый ятри, и Мара воспламенилась страстью к нему. И однажды Арун не выдержал и, выкрикивая угрозы, побежал к хижине ятри. Это было на глазах у всей деревни. Отец бежал за сыном, умоляя одуматься. Люди, чуя недоброе, побросали работу и побежали за отцом и сыном. Но, когда мы прибежали к хижине ятри…
Нидан сделал паузу, будто не решаясь говорить дальше, но раджа не торопил.
- Арун лежал без сознания в луже крови, а в руке его был зажат вырванный клок материи. Ятри делал вид, что поражён случившимся, но когда я приложил кусок материи к ущербной рубахе ятри… - Нидан снова сделал паузу, но раджа не торопил, а Нидану хотелось показать радже своё несомненное усердие. - Вырванный кусок материи из рук Аруна подошёл к ущербному подолу рубахи ятри. Я приказал братьям бросить Офонасея в колодец.
Нидан говорил уже свободно, разохотился. Прохладный ветерок подул с Гималаев.
- Сын брахмана ещё жив, но ему хуже и хуже. Он жив молитвами любящего отца. Поверьте, о, божественный, если бы дело ограничилось этим, я бы не посмел беспокоить вас, - Нидан поморщил горбатый носик. - Но дальнейший ход событий…
Снова сделал паузу Нидан. В складке губ прибавилось решимости.
- Но тут… Я поручил молочнице раз в день приносить пленнику воду и рис. Три дня назад через нашу деревню проходили саманы . Один из моих братьев видел, как они передали молочнице какие-то свитки.
- Свитки? Она умеет читать? - спросил раджа, окружённый солнечным сиянием.
- В том-то и дело, что нет! Но свитки предназначались для ятри! Я велел братьям доглядеть за странствующими аскетами, а сам остался в деревне, надеясь, что молочница расскажет мне о свитках, но она - это старая сплетница! - даже не явилась. И утром, когда принесла в мой дом молоко, ничего не сказала ни о саманах, ни о свитках. Брахману молочница тоже ничего не сказала. Но она опустила свитки в колодец! Наконец вернулись братья, посланные мной доглядеть за странствующими аскетами, которые передали свитки. И, когда они рассказали мне то, что они рассказали, я сразу решил ехать к вам, о, божественный!
- И что же они рассказали? - сухо спросил раджа, окружённый солнечным сиянием.
- Саманы, которые передали молочнице свитки, совсем не саманы.
- И кто же они? - сухо спросил раджа, окружённый солнечным сиянием.
- Христианские отшельники! И они скрываются неподалёку от нашей деревни! - воскликнул Нидан, выказывая тоном бурное огорчение. - И я решился… Я не знаю… Может быть, надзиратель за лесом не знает об этом…
- Вы забрали свитки у ятри? - спросил раджа.
- Я счёл нужным, о, божественный, посоветоваться с вами, а пока оставить всё как есть. До этих катакомбных христиан и их свитков я думал, что ятри покалечил сына брахмана случайно, а теперь думаю, что случайность здесь то, что сын брахмана ещё жив. И ещё… Подходя к колодцу, молочница почему-то начинала шипеть как змея и тут же сама эту змею начинала уговаривать подпустить к колодцу, в который мы бросили ятри…
- Ты ничего не напутал? - строго спросил раджа, и голос его стал жёстче.
- Нет, божественный! Услышанное тобою так же верно, как то, что в году 354 рабочих дня.
- Я доволен тобой, Нидан, - сухо сказал раджа. - Ты останешься во дворце до утра. О тебе позаботятся, а завтра я снова приму тебя.
Глаза Нидана впивались в размытые солнечным блеском очертания владыки. Нидан, довольный и несколько озадаченный милым обхождением, поклонился повелителю, как божеству. И как бы окаменел. Начальник дворцовой стражи Варун схватил Нидана за локоть и резко оттащил от беседки. Деревенский судья был благодарен придворному воину за услугу.
32
А утром, когда (как пишут ындусские витии) раджа-солнце только-только взял трон мира в своё управление, Нидан, как было велено, уселся на прохладную скамью в тени густокронного дерева и стал ждать, когда позовут. Птичка капнула на горбинку носа судьи, тот выругался, но, вспомнив, где находится, улыбнулся неловкой ситуации, в которую угодил, так, на всякий случай, точно за ним могли наблюдать. Птичка как-никак не из деревенского сада. Но мысленно зыркнул в листву, испепеляя взглядом маленькую пакостницу. Тут он увидел на дорожке молодого вельможу в обществе старика, который внимательно и с почтением слушал его. Нидан подумал, что ему, может быть, и сидеть непозволительно на этой скамье. Велено было ждать у скамьи - у скамьи, а не на скамье! Нидан сорвался с места и спрятался за деревом. Прижавшись к стволу, ждал, когда двое пройдут мимо. Но они присели на скамью.
- О, пестун мой Мадхав, как жаль, что ты не можешь разделить со мною моей радости! Ты не поверишь, но этой ночью я узнал о Христе!
- Но, господин, - сказал пестун Мадхав, - как мог ты узнать о Распятом? Ночью никого из посторонних не было во дворце! Стража отрубила бы голову любому, кто осмелился бы…
- Монах Дионисий огласил меня, Мадхав!
33
В то же утро перепуганный Нидан принёс радже ещё тёпленький донос.
- Беда, божественный! - Нидана подташнивало от страха.
- Что за беда? - усмехнулся раджа из солнечного блеска.
- Я ожидал под деревом и случайно услышал…
- Да что такое? Говори!
- Дионисий… Дионисий… - Нидан не мог собраться с мыслями. Он клялся и божился, делал вид, что услышанное волновало его безмерно, и это было почти правдой. - Дионисий проник во дворец…
- Какой Дионисий?
- Сегодня утром я невольно стал свидетелем разговора твоего сына, божественный, с пестуном Мадхавом, - Нидан взглянул на раджу, выведывая взглядом, как отреагирует тот на его любопытство.
- Говори же! - сухо щёлкнул раджа.
- Вот их разговор: "- О, пестун мой Мадхав, - сказал царевич, - как жаль, что ты не можешь разделить со мною мою радость. Ты не поверишь, но этой ночью я узнал о Христе!
- Но, господин, - сказал пестун Мадхав, - как мог ты узнать о Распятом? Ночью никого из посторонних не было во дворце.
- Монах Дионисий огласил меня, - отвечал царевич, - и совсем скоро я приму Святое Крещение".
Раджа хотел позвать пестуна Мадхава, но Нидан воскликнул:
- О, божественный! Старый пестун сказал царевичу, что новость весьма опечалит вас, и царевич умолял пестуна пока ничего не говорить вам.
"- Препоясанные чресла и власяницы христианских монахов, их измождённая плоть порой производят впечатление, что эти люди подчинили себе бесплотные силы. Может быть, именно это поразило твоё молодое воображение? - спросил тогда Мадхав.
- Нет, - сказал царевич. - Дионисий был в сером, немарком подряснике с пятнами пота подмышками. Он немного косноязычен, и порой одышка заставляет его умолкать".
Раджа приказал явиться начальнику дворцовой стражи.
Тот немедленно предстал перед божественным.
- Царевич спал всю ночь на крыше дворца, - твёрдо сказал начальник стражи Варун. - И никто не приближался к нему.
- По-твоему, - обратился раджа к стражу, - царевич придумал то, что говорил пестуну? Или Нидан лжёт?
Деревенский судья бухнулся на колени, взмолился: