- Да, слова… На бересте о моём рождении слишком дерзко губы священника сравниваются с куриной гузкой, христианин так написать не мог. Тем более православный человек.
- Ты так считаешь? - Махатма в смущении остановился и с изумлением посмотрел на меня. - Может быть, ты и прав. Пока этот текст дошёл до меня, его вполне могла коснуться рука неправославного переписчика… Ты сможешь исправить ошибку!
- Но кто?.. Кто написал эти тексты?
- Я не знаю, Офонасей, - на ходу ответил махатма как можно увереннее, но голос его стал голосом лгущего человека (если он был человеком).
- И тятя, и матушка так похожи! И отец Пафнутий похож!
- Несмотря на "куриную гузку"?
- Может быть, и благодаря ей, но нельзя, нельзя подобное писать о губах священника!
- А о губах кого бы то ни было? Я имею в виду человека…
- Ну-у… - я замялся, - если герой отрицательный…
- А кто определяет отрицательность? Ты?.. Человек сотворён по образу и подобию Божьему, не так ли?
Махатма остановился и, обернувшись, улыбнулся непонятной улыбкой. Я был в замешательстве.
- Когда я упоминал Единого Бога вслух, ты не возражал мне, но мысленно всегда повторял: Единого в Троице. Я должен тебе кое-что показать, Офонасей.
- Мне трудно дышать, - сказал я с придыханием.
- Это ненадолго… Мне хочется, чтобы ты воочию убедился, что идея триединства божества была присуща всем или почти всем верованиям, всем или почти всем народам, населяющим вселенную.
27
Мы свернули со знакомой подземной тропы в унылый ход и стали спускаться вниз. Перед нами зиял огромный кратер, на дне которого, в скале, был выбит храм. К нему концентрическими кругами загадочно спускалась каменная лестница. Как освещалось пространство, оставалось непонятным. Красноватый свет будто просвечивался из другого мира.
Когда мы спустились к храму, дышать стало ещё тяжелее из-за поднятой вековой пыли. И я сказал об этом махатме.
- Это ненадолго, - снова сказал он.
И мы вошли под своды древнего храма. Изнутри они поддерживались каменными столбами и пилястрами. Из стен и колонн как бы вырастали буты. Первым я увидел громадного истукана в человеческом обличии с тремя лицами, обращёнными в разные стороны.
- Ни до, ни после об этих истуканах я не слышал, но почему-то запомнил всё, что говорил мне про них махатма, - рассказывал Офонасей купцам на русском подворье в Кафе, - хотя и чувствовал я себя довольно погано из-за нехватки воздуха. Порой казалось, что одна морда будто выглядывает из-за уха другой и подмигивает мне.
- Это образ триединого бога Брахмы, - неспешно рассказывал махатма, точно не замечая, что мне плохо из-за нехватки воздуха. - Всевышнее существо постигается только духом мысленного созерцания…
На стене были выбиты иероглифы, какими пишут в стране Чин, и махатма сказал, что на древнем камне запечатлено славословие буддистов - восхваление ипостаси высшего духа.
- И заметь, Офонасей, иероглифы расположены так, что имена ипостаси высшего духа нельзя прочитать одно прежде другого… А это триединое божество персов Ахурамазда.
Из земли торчал идол с тремя нечеловеческими головами.
- А на этой колонне - памятник древнехалдейской письменности…
Красноватая пыльца из-под моих ног повисла в воздухе храма. Махатма скользил, не задевая ни пылинки. Земляной прах под его ступнями не шелохнулся. А сквозь завесу пыли и духоту казалось, что буты трепещут руками и ногами. А буквенные строки на треснувших языческих скрижалях поочерёдно увеличивались, будто невидимая рука проносила по-над ними чистый кусок льда. А я, не зная древнего языка, читал. И понимал прочитанное. Триединые красавицы и триединые уроды Рима, Египта и Греции дышали на меня сказкой. Мы проходили между ними точно по инобытию.
- Все народы стремились к Единому Богу, но не всегда получалось…
Я уже плохо соображал, не хватало духу попросить махатму поскорее уйти отсюда. И точно через воду слышал его красивый голос:
- Осирис, Исида, Тор… И, хотя иудеи сегодня отвергают Троичное Божество, ты, Офонасей, не хуже меня знаешь, что в книгах Ветхого Завета упоминается о Троице, пусть и подспудно. Я уже не говорю о том, что три имени Единого Бога - Иегова, Эпохим, Адонаи - заменяются одно другим. Про оттенки этих имён ты как христианин…
И тут среди гигантских триединых уродов, на стене, я увидел скромную фреску, где Бог Отец и Бог Сын сидят рядом, а между ними - Бог Дух Святой в виде голубя.
Пол храма заходил подо мною ходуном. Мне показалось, я моргнул и заметил движение век, и очутился на известной мне площади с маленьким прудом и водопадом. Махатма остановился, как и всегда, у солнечной бреши в корнях. Из света доносился щебет обезьян, из кустов алоэ поднимались лягушачьи трели. Я упал на колени у пруда и, сделав ладони лодочкой, протянул их к воде. Она повторила мой жест.
- Никто не сможет увидеть себя в воде без света, - сказал махатма, будто процитировал, но не пояснил откуда. В мыслях у меня было большое замешательство. Я долго пил воду, а насытившись, повалился на замшелые камни и долго созерцал перевёрнутые струи водопада, с середины - солнечные.
Махатма учил меня собирать и концентрировать прану - разлитую повсюду жизненную силу. Я обучался с усердием. Я черпал силы в каждом упражнении, каждом слове махатмы. Мои телодвижения походили на дыхательную гимнастику, которой занимался в Декане продавец чаем. Помнится, он звал меня с собою в страну Чин, где люди желтолицы и узкоглазы. А махатма, следя за моими несложными движениями, время от времени веским словом поправлял мою осанку или разворот ладони и как бы между делом просвещал меня:
- Я попытаюсь объяснить тебе то, что объяснить невозможно ни человеку, ни ангелу…
Я мало что понимал. Махатма думал обо мне много лучше, чем я того заслуживал. В мыслях у меня было большое замешательство.
- …Это вечная мыслеоснова вселенной, из которой излучается Первый Логос или выраженные мысли. "В начале было Слово, Слово было у Бога, и Слово было Бог"…
Я не улавливал связи между словами махатмы и изречением из Евангелия, но терпеливо помалкивал.
- Логос необходим для творения мира. Логос совечен Отцу. У Отца всегда необходимость миротворения. Логос был всегда (прежде всех век). Бог всегда был творцом. А если всегда был творцом, значит, прежде того, как создал наш мир, создавал другие миры. Бог обязан творить. И после создания нашего мира Он творит другие миры и населяет их. Душа путешествует из тела в тело и воплощается в каждом из миров "паки и паки". - Махатма с покровительственным благодушием улыбнулся, и я улыбнулся на его "паки и паки". И вдруг махатма сухо щёлкнул: - Повтори!
И я к своему изумлению повторил однажды услышанное слово в слово.
- Я призываю тебя, Офонасей, избавиться от христианской зашоренности и усвоить, что наша душа при новом вступлении в материальный мир выпивает напиток из чаши забвения, которую подносит ангел. А выпив, забывает свою предыдущую жизнь. Я надеюсь, ты понимаешь, что всё это символы?
- Но откуда это известно? - не удержался я. - Кто-то пронёс чашу мимо рта?
- Ты необычный человек, Офонасей, - сказал махатма, повернув ко мне лицо. Он лучезарно улыбался. Но от меня не ускользнул его мгновенный пытливый взгляд. - В сущности, ты прав. Никто не знает, почему некоторые люди (независимо от кастовой принадлежности) помнят свою предыдущую жизнь. Но махатмы знают об этом, ибо мы вышли из круга воплощений. - Он поправил мой локоть, развернул мою ладонь и опустился на замшелый зеленоватый камень у пруда. - Знаешь ли ты, Офонасей, что Фома написал евангелие, когда вернулся из Иерусалима?
- Нет.
- Между верными, что хоронили Богородицу, ходили уже свитки с рассказами о жизни Христа. Дочь апостола Филиппа достала для Фомы творение Никодима, который снимал Иисуса с Креста. Я надеюсь, что ты, Офонасей, в курсе, что до того, как записал своё Евангелие апостол Матфей, было уже более пятидесяти формализованных благих вестей, написанных людьми, близкими ко Христу?
Притворно соглашаясь, я кивнул, хотя слышал об этом впервые.
- Прочитав Евангелие от Никодима, Фома дал себе слово, что, вернувшись в Ындию, непременно напишет своё Евангелие. И он написал его. Он выдавил его ногтем на листьях лотоса. И я позабочусь, Офонасей, чтобы ты прочитал его.
- Мне передадут лотосы?
- Нет, - махатма улыбнулся нежными, невинными, светлыми глазами. - Лотосы, должно быть, давно рассыпались от времени. Я подарю тебе пергамент с греческим текстом. Надеюсь, что сможешь прочитать его. Он существенно обогатит твоё представление о святом апостоле Фоме, а стало быть, и твою повесть о нём.
- Это было бы замечательно, поскольку у меня трудности с написанием некоторых глав, - мне захотелось поделиться с махатмой, и, оставив упражнения, единым махом я оказался у ног учителя. - Отправляясь в Ындию, я думал, что найду товар на Русь, думал найти верных Церкви, которую насадил святой апостол Фома, думал написать о нём повесть. У меня была цель. И не одна! Но все они кажутся маленькими и несущественными в сравнении с тем, что предстояло в Ындии святому апостолу. И я не могу представить, что мог чувствовать Фома, перед тем как покинул Палестину.
К моей радости, махатма начал рассказ, который много позже я предал бумаге, когда милостью Божьей прошёл три моря и добрался до Кафы в Крыму.