Голодные мысли были безрадостны и злы. Но особенно меня изводила зубная боль. Стоило холодному ветру попасть в рот, как обнаженные нервы острой болью, словно шпагами, пронизывали тело, заставляя стонать и морщиться; да и ноги, которые постоянно находились в холоде, вносили свою лепту в пытку. Чтобы хоть как-то заглушить боль, я постоянно громко стонал и подвывал.
"Прямо как поляк-интервент в костромском лесу, - думал я, - забрел в чёртовскую даль. Нечего и думать, что я пройду эти пять тысяч шагов. Еще максимум тысяча - и нужно будет поворачивать, иначе заблужусь в темноте… Я иду больше трех часов, а часа через два начнет темнеть… Замерзнуть в кромешной темноте! Нет уж! Вперед!.. Боже мой, да сколько же они будут ныть? Я, видать, умру не от холода и голода, а от зубной боли!"
Подкрепившись ромом, я пошел дальше, а, пройдя семьсот шагов, плюнул в сердцах и повернул, теперь мне следовало идти обратно, перпендикулярно реке.
"Надеюсь, я не промахнусь. Иначе уже ночью придется идти вдоль берега и искать свой "хвост", - подумал я.
Осмотревшись, я не увидел ничего нового, кроме снежного покрывала, пробитого серыми стволами деревьев. Вздохнув, я пошёл дальше. Я шёл, шёл, шёл и шёл.
Я так устал, что совсем потерял интерес к окружающей меня тайге, только изредка, для порядка, осматривался по сторонам, а большую часть оставшегося пути глядел себе под ноги. Мне уже не о чем не думалось, в голове было пусто, как в холодильнике перед зарплатой, я просто тупо брёл по лесу. И вдруг заметил небольшие следы на снегу. Совсем недавно, может быть, несколько минут назад, здесь пробежала зверушка. Я не следопыт, и почти ничего не помнил из зоологии, но после немногочисленных предположений и догадок я пришел к выводу, что этим зверем могла быть лиса. В общем-то, ничего незначащее событие, почему-то придало мне силы, и я уверенней продолжил свой путь.
Ближе к вечеру погода окончательно испортилась. Снег посыпал ещё сильнее, а ветер резко усилился, иногда его порывы были такими, что не было никакой возможности идти дальше и приходилось прятаться за каким-нибудь деревом. Начинался буран. Порывы ветра были не только очень сильными, но и коварными, напоминая ночного грабителя, неожиданно выскакивающего из темноты и бьющего по кумполу незадачливого прохожего. Не один раз ветер резко бил в грудь и валил меня в снег, он был такой сильный, что я не мог сразу встать, а моя плотная куртка начинала вздуваться, отчего я становился еще более неуклюжим, как надутая воздухом лягушка. Вдобавок ко всему снег постоянно налипал на лицо, забивая глаза и нос.
К моей радости оказалось, что я почти не ошибся в расчетах. Еще когда я переходил реку, заметил поваленную в воду березу, которая и послужила мне ориентиром.
Если бы можно было себя утешить только одной мыслью, что отрицательный результат тоже результат, то я был бы рад возвращению, однако сломанные зубы не давали покоя. От промозглого холода боль стала совсем нестерпимой, она буквально сводила меня с ума. Голод и усталость подхлестывали её. Одни испытывают тупую боль, другие - острую. У меня же было нечто невообразимое и жестокое.
Судьбе-злодейке было угодно сделать мне очередную подножку и дать испить до конца чашу сегодняшних испытаний. В полумраке переходя реку, я умудрился оступиться на камне. Ноги тут же разбежались в разные стороны, и я кувыркнулся прямехонько в воду. Хорошо, что упал на мелководье. Острая боль в поврежденной руке и ледяная вода, словно это вовсе не вода, а жгучая жидкость для выведения бородавок, заставили меня моментально выскочить, почти выпрыгнуть из реки. Отчаянный вой огласил тайгу. Выбравшись из воды, я из последних сил добрался до своей конуры.
Сидя весь мокрый в тесной кабинке, я чувствовал, что в ней немного теплее, чем снаружи. Какой же я молодец! Не зря значит, старался, когда делал крышу.
На ужин я выделил себе кусочек размятого в руке сникерса и глоток рома. Приложив к нёбу шоколадку, я осторожно начал разминать ее языком. Получалось сравнительно неплохо. Понемногу образовывалась сладковатая масса, которую я проглатывал, при этом стараясь не задеть обнаженные нервы сломанных зубов. Это мне удавалось не всегда, поэтому время от времени мое обиталище оглашалось диким воем…
Еда и питье даже в незначительных количествах помогли мне справиться с ознобом. Хотя время от времени меня колотило дрожью и терзали разные мысли…
"Рома осталось полфляги, - думал я с тоской. - Это около двухсот пятидесяти грамм. Как не крути, а завтра придется его допить. Или, может быть, развести его снегом? От сникерса осталось также чуть меньше половины. Завтра мне придется его съесть полностью. Шоколад мне не разбавить. А жаль! Если завтра я не найду самолет, то послезавтра мне жрать будет нечего. Плохо".
Теперь мне были видны недостатки моего необычайно идиотского, наиглупейшего плана: начать жизнь заново. Да уж, начал так начал! Последствия решения лететь на край земли оказались совершенно иными, чем я предполагал. Они были просто катастрофическими. Меня оправдывало одно обстоятельство: всё это я сделал, находясь в состоянии временного умопомрачения. Благодаря собственной слабости я оказался у разбитого летающего корыта, в прямом смысле этого слова. И мне пришлось пережить не самые приятные минуты своей жизни, совершенствуя эквилибристику в туалете падающего с огромной высоты лайнера.
На душе скребли кошки, я честно признался, что вёл себя, как распоследний осёл, совершенно не стоило так убийственно переживать, так сходить с ума сидя в теплой квартире в Москве… Но теперь было поздно сожалеть о случившемся. Что сделано, то сделано, как говорили римляне. Теперь мне оставалось бороться за свою непутевую жизнь и надеяться на скорейшее прибытие спасателей.
Я так устал и замерз, что даже нахлынувшее на меня отчаянье и зубная боль поддались чарам Морфея. Я не заметил, как погрузился в дремоту и уснул.
Глава пятая
СЕРАФИМ
Следи за собой, будь осторожен…
В. Цой
Я вновь оказался на мосту, но теперь рядом со мною кто-то был. Кто-то потихоньку крался за мною, но когда я несколько раз резко и неожиданно оборачивался, то успевал заметить только тень, быстро исчезающую в полумраке. Первое время меня это жутко беспокоило. Кто или что это? Следует бояться или нет? Но никакой угрозы со стороны моей "Тени" я не чувствовал. И скоро она совсем перестала доставлять беспокойство, вызывая лишь жгучее любопытство.
Мост в этой части был весьма широк. И, что самое неожиданное, покрыт роскошным садом, приятно радовавшим глаз зеленью, украшенной мириадами разноцветных цветов.
"Экий райский уголок, - подумал я, - красиво, словно в тропиках".
За всю свою жизнь мне не приходилось не только видеть, но даже и слышать о подобных деревьях. Сами по себе невысокие, они широко раскидывали свои ветви, осыпанные соцветиями. Присмотревшись, я понял, что деревья в саду были разные, они отличались и цветами, и формой листьев. И все они были фруктовыми! Только одни цвели, другие обильно плодоносили. "Бог ты мой!" - воскликнул я то ли от увиденной красоты, то ли от обилия красивейших, и наверняка наивкуснейших фруктов.
Их было огромное множество. Некоторые, похожие на яблоки, прямо свисали над моей головой. Их тонкая шкурка была почти прозрачной, демонстрируя медового цвета плоть. На другом дереве росла "клубника", но только с кулак величиною. Несколько "ягод" от моего легкого прикосновения к дереву сорвались, разбрызгав в разные стороны светло-розовый сок. Там было полно и других необычных плодов самых причудливых форм и цветов, похожие на инжир и груши, манго и кокосы, персики и абрикосы.
Я почувствовал, что мой голод больше не хочет терпеть. Он гневно бурлил, ревел, стучал по животу и готов был вот-вот сожрать меня самого, если я не утолю его.
"Эх, была - не была", - сказал я себе и, сорвав с ветки медовое яблоко, смело откусил здоровенный кусок.
Яблоко оказалось очень сочным и приятным на вкус, сладким, но не приторным, как мед. С трудом прожевав почти пол-яблока, обливаясь соком, который словно из соковыжималки лился изо рта, я почувствовал себя на вершине блаженства.
И голод и жажда тут же пропали, а усталость прошла, словно рукою сняло. Управившись с яблоком и утерев рот ладонью, я тут же принялся за "клубнику". Ягоды были и впрямь были зрелыми, и когда я срывал их, нежная шкурка лопалась, и на мои руки брызгал розовый сок. Мягкую "клубнику" даже не пришлось кусать, я с обалдевшими от удовольствия высасывал её целиком. И вскоре я был сыт, как удав, проглотивший кролика. Но не смог удержаться и отведал "инжира", и нечто похожее на ананас. Инжир был как инжир. Я откусил от него один бок, подумал, что стоит попробовать что-нибудь поэкзотичней и, не доев, выкинул его. Однако "ананас" мне оказался не под силу.
Я присел на очень кстати поставленную лавочку.
- Хор… шо, эйк, просто отли… эйк, - попытался я произнести, но из-за икоты не получилось.
- Но нельзя же так обжираться, друг мой, - раздался за моей спиной чей-то ироничный голос. - Смотреть на такое больно.
Я с испугу подпрыгнул и чуть было не свалился с лавочки. Оглянувшись, я увидел ту самую "Тень". Она висела в воздухе, немного покачиваясь и не пытаясь спрятаться.
- Нельзя так много есть, - нравоучительно повторила "Тень", - иначе вам будет плохо, и вы не сможете идти дальше, что очень важно для вас и в равной степени для меня.
Я молчал.
- Однако это же неприлично, когда с вами разговаривают, а вы в ответ только молчите. И вдвойне неприлично не предложить своему собеседнику присесть.