Лишь ты сама, твой образ; он с тобой
Является и пропадает вновь.
Вперёд ступай, тебя я провожу,
Не тень обнимешь ты, но существо,
Чьё ты подобье. Нераздельно с ним
Блаженствуя, ты множество детей,
Похожих на тебя, ему родишь,
Праматерью людей ты наречешься!"
Что было делать? За вождём незримым
Последовав, тебя я обрела,
Пригожего и статного, в тени
Платана; мне сдалось, ты уступал
Манящей негой, кроткой красотой
Виденью милому, что в глуби вод
Предстало мне. Я повернула прочь;
Ты, кинувшись вдогон, кричал: "- Вернись,
Прекраснейшая Ева! От кого
Бежишь? Ты от меня сотворена,
От плоти плоть, кость от костей моих.
Для твоего существованья, часть
От самого себя, от бытия
Телесного, ближайшее, у сердца,
Ребро я отдал, чтоб вовек при мне
Утехой неразлучной ты была.
Тебя ищу как часть моей души,
Мою другую половину!" Ты
Коснулся в этот миг моей руки.
Я предалась тебе и с той поры
Узнала, что мужской, высокий ум,
Достоинство мужское - красоту
Намного превосходят; поняла,
Что истинно прекрасны -лишь они!"
Так молвила Праматерь, томный взор
С невинною, супружеской любовью
И ласковостью мягкой возведя
На Праотца, его полуобняв,
К нему прильнув. Под золотом волос
Рассыпанных её нагая грудь,
Вздымаясь, прилегла к его груди.
Покорством нежным Евы упоён
И прелестью, он улыбнулся ей
С любовью величайшей; точно так
Юпитер, облака плодотворя,
Дабы цветы на Землю сыпал Май,
Юноне улыбался. На устах
Супруги милой чистый поцелуй
Адам запечатлел, а. Сатана
Завистно отвернулся, но потом
С ревнивой злобой искоса взглянул
На них опять и в мыслях возроптал:
"- Мучительный и ненавистный вид!
В объятьях друг у друга, эти двое
Пьют райское блаженство, обретя
Все радости Эдема. Почему
Им - счастья полнота, мне - вечный Ад,
Где ни любви, ни радости, одно
Желанье жгучее, - из ваших мук
Не самое последнее, - томит
Без утоленья. Должен я, однако,
Не позабыть подслушанное мной.
Им, кажется, не все принадлежит
В Раю. Здесь роковое где-то есть
Познанья Древо; от него вкушать
Нельзя. Познанье им запрещено?
Нелепый, подозрительный запрет!
Зачем ревниво запретил Господь
Познанье людям? Разве может быть
Познанье преступленьем или смерть
В себе таить? Неужто жизнь людей
Зависит от неведенья? Ужель
Неведенье - единственный залог
Покорности и веры и на нем
Блаженство их основано? Какой
Отличный способ им наверняка
Погибель уготовать! Разожгу
В них жажду знанья. Научу презреть
Завистливый закон, который Бог
Предначертал для униженья тех,
Кого познанье бы могло сравнять
С богами. К чести этой устремясь,
Вкусив, они умрут. Иной исход
Возможен разве? Надо лишь сперва
Повсюду исходить весь Райский сад,
Заглядывая в каждый уголок.
Авось какой-нибудь Небесный Дух
В тени прохладной или у ручья
Случайно попадётся, и тогда
Я постараюсь кое-что ещё
Разведать у него. А ты живи
До времени, блаженная чета,
И кратким счастьем пользуйся, пока
Я не вернусь; последует затем
Твоих страданий долгая пора!"
Так, с наглостью помыслив, отошёл
Он горделиво и пустился в путь;
Ловча и соблюдая осторожность,
Леса, поля, долины и холмы
Украдкой исшагал. Уже к черте,
Где небосвод на море и земле
Покоится, неспешно Солнце вниз
Катилось, и пологие лучи
Его закатные струили свет
Вечеровой на Райские Врата
Восточные - утёсистый хребет
Из алавастра; он издалека
Приметен был, вздымаясь к облакам
На гребень лишь одна тропа вела
Петлистая; со всех других сторон
Нависшие, зазубренные скалы
К вершине алавастровой горы
Дорогу преграждали. Там сидел
Среди столпов скалистых Гавриил,
Начальник стражи Ангельской, и ждал
Прихода ночи. Юные бойцы
Пред старшим героические игры
Затеяли, оружие сложив
Небесное: шеломы, и щиты
И дротики, блиставшие во мгле
Алмазами и золотом. Но вдруг
Сам Уриил на солнечном луче
Примчался к ним. Так падает звезда,
Осенней ночью небо прочертив,
Сквозь воздух, полный огненных паров,
И мореходам указует румб,
Откуда угрожает ураган.
Архангел, торопясь, проговорил:
"- О, Гавриил! Блаженный этот край
Ты неусыпно должен охранять,
По жребию, - от всяческого зла.
Но в сфере, мне подвластной, некий Дух
Явился нынче полднем и заверил,
Что жаждет он создания Творца
Новейшие увидеть, - предо всем,
Последний образ Божий - Человека.
Я указал дорогу, но следил
За ним. Когда он завершил полет
На севере Эдема, на горе,
Подметить я успел, что Небу чужд
Его страстями омрачённый взор.
Я из виду его не упускал,
Но скрылся он в тени. Меня страшит:
Не из орды ли он бунтовщиков
Низвергнутых, покинувший Геенну,
Чтоб смуту здесь посеять? Разыщи
Во что бы то ни стало чужака!"
Крылатый воин молвил: "- Не дивлюсь
Нимало, Уриил, что в силах ты,-
Пресветлый сферы Солнца властелин,-
Непогрешимым зреньем проницать
Безмерное пространство вширь и вглубь.
Но бдительная стража этих врат
Сюда не даст прохода никому,
Впуская лишь насельников Небес,
Ей хорошо известных. До сих пор
Не появлялся ни один из них
С полудня. Если ж Дух иной проник
С дурными целями, преодолев
Земные огражденья, - знаешь сам,
Что бестелесных трудно удержать
При помощи вещественных препон.
А если тот, о ком ты говоришь,
Здесь прячется, - его разоблачу
К рассвету, под личиною любой!"
Он так заверил. Тотчас Уриил
Вернулся вновь на пост, и тот же луч
Сверкающий, полого наклонясь,
Отнёс его на Солнце, что теперь
За острова Азорские зашло,-
Поскольку Солнце с дивной быстротой
Неслыханной дневной свершило круг,
Иль менее проворная Земля,
Спеша путём кратчайшим на восток,
Оставила светило позади,
Где отражает золото оно
И пурпур, украшая облака
У своего закатного престола.
Вот безмятежный вечер наступил,
И серый сумрак все и вся облёк
Одеждой тёмной; он сопровождён
Молчаньем, ибо птицы и зверьё
Уже расположились на ночлег;
Кто на траве заснул, а кто в гнезде.
Лишь соловей не спит; ночь напролёт
Поёт влюблённо; тишина ему
Восторженно внимает. Просиял
Сапфирами живыми небосклон,
А самым ярким в хороводе звёзд
Был Геспер, их глава, пока Луна
Не вышла величаво из-за туч
И разлила свой несравненный свет,-
Царица ночи! - и на тёмный мир
Набросила серебряный покров.
И Еве так сказал Адам: "- Подруга
Прекрасная! И ночь, и мирный сон
Природы призывают нас вкусить
Отдохновенье. Присудил Господь,
Чтоб труд и отдых, словно день и ночь,
Сменялись. Вот урочная роса
Дремоты сладким бременем легла
На наши веки. Для других существ,
Бродящих праздно, длительный покой
Не столь потребен. Должен Человек,
Духовно иль телесно, - каждый день
Трудиться; в этом истинный залог
Его достоинства и знак вниманья
Небесного ко всем его путям.
Животным же Создатель разрешил
Бездейственно слоняться и Творцу
Отчёта не давать; но завтра мы,
Опережая свежую зарю
Румяную, что наступленье дня
С востока возвещает, - мы опять
Работу радостно возобновим,
Цветущие деревья станем холить,
Зеленые аллеи, где в тени
Полуденный пережидаем зной;
Там ветви разрослись, как бы смеясь
Над нашей маломощью; больше рук
Здесь надо, чтоб смирить их буйный рост.
Увядшие цветы и сгустки смол,
Устлавшие тропинки, подлежат
Уборке, а пока, блюдя закон
Природы, нас на отдых ночь зовёт".
Блистая совершённой красотой,
Сказала Ева: "- Мой жизнеподатель,
Владыка мой! Безропотно тебе
Я повинуюсь; так велел Господь.
Он - для тебя закон, ты - для меня;
Вот все, что женщине потребно знать,
И для неё превыше в мире нет
Ни мудрости, ни славы. Близ тебя
Не замечаю времени; равно
Все перемены суток, все часы
Мне сладостны: и утра первый вздох,
И первый свет, и ранний щебет птах,
И Солнце, что на чудный этот край,
На травы, дерева, цветы, плоды
В росистых искрах, - первые лучи
С востока проливает; и земля
Пахучая в тучная, дождём
Напитанная тёплым; и приход
Затишных, сонных сумерек; и ночь
Немая; и торжественный певец