- Неправильно вложил, так будет точнее.
- Во что вложили?
- В камешки. И в рыжьё. - Заметив на лице обер-лейтенанта признаки явного непонимания, Курков усмехнулся: - Простите. Я имел в виду несколько бриллиантов и золото.
- Продолжайте.
- Попался. Посадили. Через год бежал. Подделал документы. Промышлял золотишком.
- Работали на приисках?
- Еще чего не хватало! Мои "прииски" располагались в ювелирных лавках и частных коллекциях. За что был судим еще дважды: в 1934-м и 1936-м. Снова бежал. В тридцать восьмом приехал на Украину. Провернул пару незаконных дел. Последнее - неудачно: снова погорел. Да что я вам рассказываю?! "Дело"-то мое перед вами лежит! Небось, познакомились уже.
Скорцени утвердительно кивнул.
- Вот сейчас вы не лжете. - Переводчик достал записную книжку. - Это действительно ваше "дело", - указал он на папку. - Подписи, бумага, печати - всё подлинно и действительно заполнено в тридцать восьмом году. Мы проверили. Однако нас интересует еще несколько моментов. Первый: как вы оказались на передовой? На советской передовой.
Курков пожал плечами:
- Пошел воевать, что ж тут непонятного?
- Против нас?
- А против кого ж еще?!
- Но вы же вор! Рецидивист.
- Одно другому не помеха. В тылу горячо стало: нашего брата пачками к стенке ставить начали. А если не к стенке, то - в штрафбат. Вот я умишком пораскинул да и решил: лучше уж самому правильно определиться, чем тебя власть определит. Подстерег однажды военного из госпиталя, позаимствовал у него документы - так и стал Михаилом Самойловичем Политовым, младшим политруком.
- А если бы встретили настоящего Политова?
- Исключено. - Курков хотел было сплюнуть, но передумал. - У него сердце слабое оказалось.
Скорцени понимающе усмехнулся.
- Я просмотрел фотографии, на которых запечатлено, как вы убиваете своих соотечественников. Спокойно, хладнокровно… Неужели не испытывали никаких чувств?
Курков вскинулся:
- А что я должен был испытывать? Там, - бывший зэк мотнул головой за спину, - я убивал и ваших солдат. Почему про - "чувства" к ним не спрашиваете? По мне же, мясо - оно везде мясо…
- Грубо, однако верно. Тогда перейдем к следующему моменту. Итак, на первом допросе вы заявили, что… - Переводчик уткнулся в блокнот и зачитал: - ..ля являюсь сыном царского генерала и хотел отомстить за отца". Зачем обманывали нас?
- Так сами же говорите, что терпеть не можете предателей! Или уже поменяли к ним отношение?
В этот момент Скорцени наклонился к переводчику и перешел на шепот. Курков смог расслышать немногое, но и того, что услышал, было достаточно.
- Пауль, - спросил Скорцени переводчика, - вы звонили генералу Власову?
- Так точно, господин штурмбаннфюрер. С ним работал генерал Жиленков. Отзывы положительные. Рекомендация: годен к проекту.
- В отличие от самого Жиленкова, который ничем, кроме бумагомарания, заниматься больше не может, - буркнул Скорцени. Потом указал пальцем на Куркова: - Подключайте "сына царского генерала" к подготовке и предоставляйте мне ежедневный доклад о нем. Подробный доклад! Как работает, что ест, что пьет, как спит, о чем говорит, о чем думает…
- Последнее, пожалуй, невыполнимо, господин штурмбаннфюрер, - улыбнулся переводчик.
- Должно быть выполнимо! То, для чего мы его готовим, требует от вас этих знаний!..
…Грейфе затушил сигарету.
- Господин Курков, наш шеф снова желает видеть вас. Мы отправляемся в Берлин.
- Когда? - голос Куркова прозвучал устало и безразлично.
- Через два часа. Возьмите с собой все, что сочтете нужным. Сюда вы, судя по всему, уже не вернетесь.
* * *
Девятого июля рейхсканцлер Адольф Гитлер прибыл со своим штабом в Восточную Пруссию. В последний раз он посещал "Вольфшанце" пять месяцев назад. За истекшее время "Волчье логово" заметно преобразилось. Старые блиндажи были теперь покрыты семиметровой толщины железобетоном - с расчетом, чтобы ни одна бомба не смогла их отныне повредить. Рядом же выросли новые укрепления, мощным своим видом совершенно не гармонировавшие с лесистой местностью, зато обнадеживающие очевидной крепостью стен.
Первым делом фюрер осмотрел личный блиндаж. Внешние работы по его укреплению завершили три дня назад, однако внутри пахло побелкой и краской: рабочие из организации "Тодт" продолжали заниматься внутренней отделкой.
- Очень медленно работают, - пожаловался Гитлер после осмотра помещения своему лейб-доктору Теодору Морелю. - Сыро. Тяжело дышать.
- Мой фюрер, - вскинулся Гейнц Ланге, личный камердинер Гитлера, - вам, как вы и распорядились, приготовлены гостевые апартаменты! Там суше и теплее.
Гостевые апартаменты представляли собой настоящий лабиринт внутри железобетшгаого саркофага. От входной двери человек сразу попадал в своеобразный "шлюз" - коридор с бронированными дверями и круглосуточно дежурившей возле них личной охраной фюрера. Далее шел первый поперечный коридор, в котором располагались жилые помещения: спальни секретарш, адъютантов, самого Гитлера, его врача. Следующий "шлюз" вел к комнатам адъютантов и ординарцев, а от них зигзагообразные ходы уходили к столовой, залу совещаний, библиотеке.
Гитлер без всякого оптимизма осмотрел предложенное ему помещение: потолок, стены, пол - все здесь руки неизвестных мастеров отделали деревом, на полу были расстелены ковры, всюду горело освещение. И все-таки что-то внушало неприятные, тревожные чувства.
- Вентиляция хорошо работает?
- Да, мой фюрер! - Линге показал на трубы под потолком: - Через кислородные шланги сюда постоянно поступает свежий чистый воздух.
- Кислородные шланги? - Гитлер резво повернулся к адъютанту. - А где находятся баллоны? Надеюсь, не за этой стеной?!
- Никак нет, мой фюрер. Они установлены в отдельном специальном помещении в пятистах метрах от ваших апартаментов.
Гитлер слегка успокоился: не хватало еще взорваться вместе с кислородными баллонами!
Линге протер лоб платком. С каждым днем общаться с фюрером становилось все невыносимее. Подозрительность и мнительность вождя нации приняли просто угрожающие масштабы. Он везде и всюду видел врагов и предателей. Страхи накладывались на заболевания физического плана, что еще более угнетало фюрера и как результат его окружение.
Гитлера долго просили перенести Ставку в Восточную Пруссию. Первым заговорил про отремонтированный и укрепленный центр "Вольфщанце" Адольф Хойзингер, генерал-лейтенант, представитель сухопутных войск в Генеральном штабе. Но Гитлер долго противился. Плохие предчувствия не давали ему покоя. Он не мог объяснить, что с ним происходит, по каждой клеткой своего тщедушного тела ощущал: в "Волчье логово" ему ехать не стоит. Потому и придумывал разные предлоги, лишь бы оттянуть поездку на Восточный фронт. Да и Ева Браун, его секретарь и подруга, не хотела отпускать "своего Ади" из "Бергхофена". Как она сама утверждала, из опасения, что вдруг с фюрером произойдет несчастный случай, а она будет находиться далеко от него. Однако фюрера на фронте ждали, и потому Хойзингеру пришлось подключить к уговорам своего боевого товарища - Рудольфа Шмундта, генерал-лейтенанта, начальника Управления сухопутных войск. И вот после продолжительных и настойчивых уговоров Гитлер наконец сдался.
В самолете Линге опасался, что канцлеру в любую минуту может стать плохо. Тот сидел в мягком кожаном кресле, закутавшись в плед до самого подбородка и неподвижно уставившись в одну точку в обшивке самолета. "Взгляд обреченного", - отчего-то подумал Линге. И вздрогнул. Такие мысли не должны посещать голову члена НСДАП и СС! Фюрер рядом - значит, все в порядке.
Самолет приземлился без каких бы то ни было проблем. Фюрер, несколько успокоенный удачным перелетом и мягкой посадкой, спустился по трапу, ответил на приветствие встречающих. И даже, впервые за день, на его лице появилось некое подобие улыбки. Относительно бодрый вид патрона потряс тогда Линге до глубины души.
Меж тем рейхсканцлер шагнул в предоставленную ему комнату. Камердинер хотел было последовать за ним, но Гитлер остановил его:
- Я хочу отдохнуть.
- Но, мой фюрер, вас ждут!..
- Двадцать минут, Гейнц. Всего двадцать минут.
Гитлер вошел внутрь небольшой комнаты, в которой стояли постель с мягким валиком вдоль стены, небольшой походный столик с настольной лампой, два стула, полка для бумаг и кресло. На стенах висели репродукции его любимых картин. Шаркающей походкой фюрер направился к столику.
На людях Адольф Гитлер изо всех сил старался казаться мужественным арийцем: не волочил ногу, пытался выглядеть волевым и подтянутым. Но когда оставался наедине с собой, тело тут же начинало вести себя предательски: левая рука постоянно сотрясалась в нервных конвульсиях; нога, раненная в Первую мировую, отказывалась слушаться; желудок громко заявлял о себе, изрыгая газы. По этой причине Гитлер старался употреблять пищу в небольших количествах и как можно менее калорийную. А заодно и как можно чаще пребывать в одиночестве.
Заботливая рука адъютанта заранее выложила на столик любимую книгу рейхсканцлера. Его книгу. В кожаном черном переплете. С тиснением из чистого золота, с выбитыми по центру" опять же из чистого золота, готическими буквами: АДОЛЬФ ГИТЛЕР. МОЯ БОРЬБА.
Основатель Третьего рейха дрожащей рукой открыл свой шедевр, перевернул несколько страниц и прочитал:
"Поздним летом 1920 года наш партийный флаг впервые увидел свет. Он превосходно подходил к нашему молодому движению. Он был нов и молод, как само наше национал-социалистическое движение. Новое, невиданное дотоле знамя оказало могучее агитационное влияние.