* * *
- Добрый день, господин Гизевиус!
- В отличие от вас, господин Мюллер, я не могу назвать этот день добрым.
- Рад, что чувство юмора вас еще не покинуло. - Гестапо-Мюллер скептически осмотрел со всех сторон сидевшего на табурете в центре комнаты дипломата. - Чего, правда, не скажешь о прежнем внешнем лоске. Как вам, кстати, наши апартаменты? Признаюсь, поначалу хотел определить вас в общую камеру. Там хоть сплошные уголовники, мародеры да убийцы, однако всё, как ни крути, живое общение. Потом, каюсь, испугался: вдруг из-за этого общения наша с вами беседа может не состояться?
- За что меня арестовали?
Мюллер изобразил на лице удивление:
- Вас, человека с дипломатической неприкосновенностью, арестовали? Помилуйте, это всего лишь задержание. - От улыбки Мюллера у Гизевиуса по коже прошел мороз. - Временное задержание. По подозрению в измене рейху.
- Что за бред? - Гизевиус даже не попытался придать голосу нотки гнева: сейчас его целью было простое затягивание времени. - Я не понимаю, о чем вы говорите.
- Бросьте. Всё вы прекрасно понимаете. - Мюллер выглянул в окно, затем вновь повернулся к арестованному: - Господин дипломат, теперь только от ваших ответов - подчеркиваю, правдивых ответов! - зависит, выйдете вы на волю или… будете "случайно" повешены в своей одиночной камере. Времени на ложь и сопли у меня нет. Итак, возвращаетесь в камеру… или?
- У меня есть время подумать?
- Значит, все-таки выбрали петлю. Гюнтер!
- Нет! - плечи Гизевиуса предательски затряслись.
Шеф гестапо хладнокровно наблюдал за конвульсиями арестованного. Когда истерика прекратилась, он продолжил допрос:
- Меня интересует, о чем вы говорили прошлой ночью, с 12 на 13 июля, с полковником Штауффенбергом.
"Всё, - обреченно подумал Гизевиус, - он обо всем знает. Даже о нашей тайной встрече с графом. Проклятая страна, доносчик сидит на доносчике…"
- Кажется, вы передумали отвечать?
- Мы обсуждали… - Каждое слово давалось Гизевиусу с большим трудом, ибо он понимал, что своим признанием подписывает смертный приговор не только себе. И все же где-то глубоко внутри теплилась надежда, что не все еще потеряно. - …вопрос смещения фюрера с поста главы рейха. И партии.
- Смещение каким образом?
- Умерщвлением.
На непроницаемом лице шефа гестапо не отразилось ни одной эмоции.
- Продолжайте.
- Инициатором покушения на фюрера является граф Штауффенберг. Мы его в этом решении не поддерживали, но…
- Кто - "мы"? - перебил Мюллер.
- Оппозиция.
- Назовите имена.
- Генерал-фельдмаршал Клюге…
- Мудрый Ганс?
- Да. Так его называют в определенных кругах вермахта.
- Кто еще?
- Профессор Йенсен, Отто Кип из иностранного отдела ОКВ, Карл Гердлер, советник концерна "Бош"…
- Хорошо. Оставим пока имена в покое и вернемся к деталям. Как полковник Штауффенберг намеревается убить фюрера?
- С помощью бомбы.
- Когда?
- Он уже едва не сделал это два дня назад.
Вот теперь Гизевиус, если б не был так озабочен страхом за свою шкуру; мог бы сполна насладиться произведенным на шефа гестапо эффектом. А у Мюллера буквально перехватило дыхание. Два дня назад могло произойти убийство Гитлера, а гестапо узнает об этом лишь спустя сорок восемь часов, да и то случайно! Чтобы не выдать своих чувств, следующий вопрос он задал, отвернувшись к окну:
- Как, когда и где это должно было произойти?
- 11 июля он, то есть граф Штауффенберг, прибыл на совещание в ставку фюрера в Берхтесгадене. Бомба находилась у него в портфеле. Все было готово к устранению фюрера. Но в последний момент граф передумал.
- Причина?
- Покушение планировалось не только на фюрера. Но в тот день на совещании не оказалось ни Геринга, ни Гиммлера.
Группенфюрер резко развернулся:
- Значит, ваша оппозиция готовила покушения еще и на министра авиации с рейхсфюрером?
- Совершенно верно. Но убийство рейхсфюрера не было обязательной целью. В отличие от Геринга.
- На какой день намечена следующая акция?
- Теперь не знаю. Последнее решение, которое было принято при мне, касалось встречи членов оппозиции в ближайшее время. Для окончательного обсуждения данного вопроса.
- О чем еще говорили со Штауффенбергом в ночь накануне вашего задержания?
- Обсуждали переговоры с англо-американцами. Пришли к выводу, что, пока не предпримем существенных действий, никто из них на сепаратные переговоры с нами не пойдет. Как сказал граф, все будет зависеть от того, каким образом свершится заключительный акт - изнутри или извне.
Неожиданно группенфюрер почувствовал сильную ломоту в висках. Видимо, сказалось нервное перенапряжение. Он подошел к двери, распахнул ее и позвал:
- Гюнтер! Гюнтер, черт бы вас побрал!
Адъютант стремительно вбежал на крик начальника.
- Арестованного в камеру. Дать ему бумагу карандаш, ручку или что там у вас еще пишет… Охрану у его камеры усилить! И не тревожить меня двадцать минут. Слышите, Гюнтер, двадцать! Не десять и не пятьдесят. И принесите мне таблетку от головной боли.
Гизевиуса увели. Мюллер достал из шкафа бутылку коньяка и бокал. Наполнил последний до половины. Дверь приоткрылась.
- Гюнтер, вы идиот или не знакомы с часами?
- Ваши таблетки, господин группенфюрер. И еще… - адъютант неуверенно покосился на телефон, - вам звонит рейхслейтер Борман.
Мюллер мысленно чертыхнулся, опрокинул в рот содержимое бокала вместе с лекарством, потянул носом воздух и поднял трубку:
- Мюллер слушает.
* * *
Курков вышел из костела Святого Иосифа и, исподволь оглядевшись вокруг, направился к раскинувшемуся метрах в двадцати от церкви небольшому озерцу, на берегу которого виднелась нужная ему скамейка.
Ждать пришлось минут сорок.
Подошедший к нему человек оказался стариком лет семидесяти в изрядно поношенном, но чистом костюме. Голову незнакомца венчала шляпа с потертыми полями, в руке он держал небольшую сумку.
- Простите, господин солдат, у вас не найдется пары монет для моей жены Берты? Она очень больна. - Первым желанием Куркова было вскочить и выразить радость от встречи, но старик опередил его: - Суньте руку в карман и сделайте вид, будто ищете деньги. За вами следят. Не гестапо: слишком не профессионально. Скорее кто-то из ваших сослуживцев. Наклоните голову и шепните, где вы служите.
Курков послушно выполнил все указания старика:
- У Отто Скорцени.
- Всыпьте деньги мне в ладонь. Мы вас найдем. - И благодарно закивал: - Спасибо, господин солдат! - Откланявшись, старик шаркающей походкой направился к следующей скамейке.
- Стоять! - тут же раздался повелительный окрик. - Старик, это тебя касается! - Из кабины притаившегося в прибрежных кустах армейского грузовика, который Курков по пути к скамейке непростительно не заметил, выскочил Шталь. Догнав недавнего собеседника Сергея, он схватил его за плечи и рывком развернул к себе: - Я же сказал: стоять! Быстро покажи, что у тебя в руке!
Связной "недоуменно" развернул ладонь:
- Добрый господин солдат только что дал мне два пфеннига. Господин офицер, не отнимайте! У меня больная жена! Наш дом разрушен, и мы вынуждены жить у сестры жены. Я профессор Штельцер, Теодор Штельцер. Вы, конечно, не слышали обо мне, но среди ученых-ботаников мое имя хорошо известно. Если я совершил что-то противозаконное, то готов немедленно вернуть деньги господину солдату! Я ведь не знал…
- Пошел вон! - Шталь брезгливо откинул от себя руку старика.
- Простите, но вы же остановили меня…
- Пошел вон, я сказал!
Курков, наблюдая за их диалогом со скамейки, зашелся в хохоте: пришла пора и ему "включить артиста".
Шталь, приблизившись, угрожающе навис над Курковым:
- Немедленно прекратите смеяться! - Получив в ответ новую порцию издевательского смеха, Шталь бросил короткий взгляд вслед удалявшемуся старику и, сжав кисть правой руки в кулак, резким движением ударил Куркова по лицу.
Разбитая губа русского окрасилась кровью.
- Давненько я по морде не получал, - сплюнул Курков кровь на землю. - Только слабоватый у вас удар, господин капитан. Губу вон разбили, а зубы-то целы. Вот как надо бить… - Удар кованого армейского сапога пришелся немцу под правое колено. Охнув, тот кулем свалился на песчаную дорожку. Теперь Курков склонился над ним. И смачно произнес по-русски: - Руки о тебя пачкать не хочется, гнида. - Не удержавшись, нанес еще один удар ногой - на сей раз по ребрам офицера. Тот тихо взвыл и свернулся от боли калачиком.
Сергей посмотрел по сторонам. Старик ушел. А больше, кажется, никому не было до них дела.
"Вот и свиделись, - подумал Сергей, успокаиваясь. - Теперь мне остается только ждать. Раз дед сказал, что меня найдут, значит - найдут".
Более не удостоив стонущего капитана и взглядом, он решительно зашагал в противоположную сторону, к автобусной остановке.
Проезжая улицами Берлина, Курков через окно общественного транспорта безучастно наблюдал, как местные жители пытаются привести свой город хотя бы в относительный порядок. Старики, женщины и дети убирали с проезжей части и с тротуаров обломки бетонных плит, кирпича, камни, битое стекло, обгоревшее дерево - наглядные свидетельства недавнего авианалета. "Прямо как у нас, - машинально отметил про себя Курков, и вдруг ему жутко захотелось курить. Причем затянуться непременно родной, обжигающей горло махоркой. - И ничем-то мы от немцев особо не отличаемся. И даже своих "Шталей" у нас с лихвой хватает. Ну да ничего, Бог даст, и с ними рано или поздно разберемся…"