Отец первым вспомнил об этом пароходе. Вернее, постоянно думая о море, естественно, он не мог мысленно обойти и потерпевший пароход. Отец чувствовал себя в горах словно на гребне волны. Он ничего не имел против гор, но море было родной стихией. Однажды, когда я уже работал в порту, отец сказал: "Дождись дня, когда ты выйдешь со мной в море. В наследство я ничего тебе не оставляю, кроме него. У моря нет хозяина. Оно - владыка мира, праотец всей земли. Из чрева моря вышла суша, так говорили наши предки, и я верю, что все было действительно так. Море - повелитель всего сущего на земле. Люби его таким, какое оно есть. Люби его, как меня. Я и море - единое целое. В моей крови его соль. Нередко, поранив в плавании или на рыбалке руку или ногу, я смачивал рану морской водой, чтобы море впитало мою кровь, а я - его соль, так мы с ним побратались навеки. По этому море никогда не предаст меня. Его бездна - мой дом. Ты знаешь, Синдбад во время своих путешествий не встретил такого места, где сокровищ было бы больше, чем на дне морском. Если однажды земля станет мне тесной, я найду прибежище в море, оно защитит меня. Я могу жить в нем до конца дней своих. Ты видел, как хоронят людей в море? Их трупы бросают в пучину. Но так поступают только с умершими на борту судна далеко от берега. Мне бы не хотелось умереть на борту корабля, вдали от дома. Но если смерть настигнет меня на земле, похорони меня в море или на морском берегу. Я хочу не расставаться с ним даже после смерти. Я часто думаю, какое наказание оказалось бы для меня невыносимым. И сам себе отвечаю: отлучение от моря. Разлука с ним для меня равна смертному приговору, и, если однажды мне прикажут остаться в горах, я покончу жизнь самоубийством. Впрочем, что я говорю? Все это чепуха! Я не могу жить без любимой лазури, расшибусь в лепешку, но непременно вернусь к нему".
Мысли моего отца были весомы, как клятва. И поэтому в тот день, когда до нас дошло известие, что он в горах, я уже знал, что он там долго не задержится, вернется к морю, даже если на берегу его будет караулить смерть. Он вернется к нему, как возвращаются к любимой женщине, и найдет тысячи оправданий вынужденной разлуке. Мне хотелось, чтобы ему посчастливилось сразу же устроиться на корабль и уйти в рейс. Там, на чужбине, он будет в безопасности. И хотя он будет тосковать, живя среди чужих людей, по своим близким, ничто не будет угрожать его жизни.
Я решил, если кто-нибудь придет с гор, отправиться вместе с ним и попытаться убедить отца вернуться в Мерсин, уехать в Египет, наняться на любое судно. Я скажу отцу, что смогу заменить его, заботиться о доме и содержать семью. Я буду целовать ему руки и ноги, умолять на коленях и не отстану, пока он не ответит согласием на мою просьбу… И те, кто с ним в горах, должны тоже убедить его в том, что оставаться здесь чрезвычайно опасно. Но беспокойная душа моряка не выдержит разлуки с морем, не вынесет безделья и скитаний на чужбине, поэтому я знал, что рано или поздно отец вернется к нам.
Мне было не с кем поделиться своими тревожными мыслями. Матери я не мог открыться, она даже не представляла себе степени грозящей отцу опасности. Честно говоря, в душе я даже был рад этому. Но я боялся, что не смогу скрыть тревогу от соседей или моряков - друзей отца. Секрет, который известен хотя бы двоим, уже не секрет. Отец посвятил меня в свою тайну, я должен хранить ее, молчать… Держать язык за зубами, делать вид, что ничего не происходит, притворяться беспечным дома и вне его.
Однажды товарищ отца сообщил мне, что моряки нашего квартала нашли "клад"… Эта новость ошеломила меня. Я подумал, что они обнаружили неохраняемый склад с зерном, захватили частный банк или ворвались в дом богача. Тот, кто принес эту весть, рассмеялся: "Нет, ты не угадал. "Клад" находится в море, а хозяин его пока не объявился. Разве ты не видел бидоны с керосином, которыми полон квартал и город?"
Несколько дней я наблюдал за окрестными улицами и пришел к выводу, что эта новость достоверна. По ночам моряки уносили бидоны с керосином и тайно их продавали. Они договаривались утром с владельцами топливных станций, с хозяевами лавок и получали задаток, а ночью приносили товар. На вырученные деньги они покупали немного зерна и хлеба и помогали семьям рабочих. Мы тоже получали нашу долю.
Это была блестящая затея! Моряки, не нападая на "бензохранилище", пользовались вроде бы никому не принадлежащим керосином, и у властей не было законных оснований для ареста моряков. Таким образом, у моряков появилась возможность продержаться. Но я удивлялся: неужели моряки открыли в море нефтяную скважину? Тогда почему они работают ночью, тайком? Интересно, дошло это до властей или они умышленно закрывают на это глаза, чтобы таким способом поддержать голодающих? Или все, кто имеют к этой операции какое-то отношение, условились хранить тайну?
Через неделю мне стали известны некоторые подробности. Оказалось, что бидоны с керосином извлекаются ночью из трюма парохода, на котором был пожар в прошлом году. Его отбуксировали в юго-западном направлении, и теперь он стоял прямо напротив нашего квартала. Отсюда при свете дня нам были видны верхушки его мачт.
Хотя летом мы купались в самых разных местах, никто из нас к затонувшему судну не приближался, боясь перемазаться в вытекающей из него нефти, пораниться о порванную обшивку или обо что-нибудь острое на палубе. Пароход оставался заброшенным, без всякой надежды, что его когда-нибудь поднимут и отремонтируют. Власти о нем даже не вспоминали, а компания, которой он принадлежал, как будто махнула на него рукой: спасательные работы обошлись бы значительно дороже стоимости находящихся на судне товаров, и игра не стоила свеч. Разве что можно было использовать водолазов, но и это было недешево…
Это дело оказалось под силу только морякам. Ночью, при свете луны, они подплывали к пароходу, один из смельчаков нырял в трюм и вытаскивал оттуда бидоны. Так как трюм был заполнен водой, ему удавалось лишь вытащить бидоны из трюма, остальное брало на себя море, выбрасывая их на поверхность, - тут остальные мужчины подхватывали бидоны и толкали их к берегу.
"Нет у моряка ничего, кроме моря, - говорили в квартале. - Великодушное море - наш кормилец. Оно знает, что мы голодаем". Но море помогает только ловким и отважным. Ему нужна не униженная мольба, а сильная воля. Кто же задумал эту рискованную операцию? Кто сумел ее осуществить? Несомненно, на такое способен только опытный моряк.
Я решил тоже принять участие в общем деле. Ведь я неплохо нырял, этому меня научил еще отец. Хорошему ныряльщику нужны не только мощные легкие, у него должны быть сильные руки и умение правильно распределить время и силы под водой. Он может спуститься на большую глубину и всплыть на поверхность стремительно, как ракета.
Отец наверняка не слышал об этой истории с пароходом, иначе он бы никому не уступил пальму первенства. Он всегда был непревзойденным ныряльщиком. Я опасался, что, как только слух о корабле дойдет до него, он непременно явится в город, позабыв об опасности. И тогда его схватят. Этот пароход - коварная "приманка", которой могут воспользоваться власти. Так что я был рад, что отец подался в горы. Я решил на следующий день пойти к морякам и предложить себя вместо отца. Я представлял себе, как он будет гордиться мною, когда узнает, какой подвиг я совершил. Тогда он, возможно, убедится, что я стал настоящим мужчиной, моряком и способен занять его место в порту и дома.
Окрыленный радужными надеждами, я с нетерпением ждал утра, которое принесет мне заслуженную славу спасителя квартала. Я Саид Хаззум, сын Салеха Хаззума, того Салеха, который спас в Мерсине пароходы на реке, оставив по себе добрую память, мужественно защищал квартал "Аш-Шарадык" от нападения турок. Я докажу, что тоже достоин носить это имя. И когда-нибудь люди скажут обо мне: "Его отец был моряком и воспитал еще одного достойного моряка".
Не знаю, долго ли я так грезил наяву, зачарованный видениями, которые рождал мой возбужденный мозг. Мне виделось, как я, блестяще справившись со своей задачей, иду по улице и все мальчишки квартала провожают меня восхищенными взглядами.
На рассвете я задремал. Усталость одержала верх над взбудораженными нервами. Не успел я насладиться прекрасным сновидением, как меня грубо вырвали из объятий сна. Сквозь сон я услышал стук в дверь. Не желая возвращаться в жестокую реальность, я повернулся на другой бок. Но стук повторился, и я услышал, как меня окликают по имени:
- Саид, Саид! Открой, Саид!
Я поднял голову с подушки. Протер глаза, отгоняя сон, и прислушался: кому я мог понадобиться среди ночи? Убедившись, что голос мне не почудился и в дверь действительно стучат, я встал и, не зажигая света, крикнул:
- Кто там?
Из-за двери донесся голос одного моего знакомого моряка:
- Это я, Бадр… Открой… Ты мне нужен по срочному делу.
Мать проснулась и закричала:
- Кто там? Чего они хотят?
Вспомнив, что теперь я за хозяина дома, я стал успокаивать мать:
- Ничего страшного… Это Бадр. Я ему нужен по делу. Ты спи…
- Какие могут быть дела, когда все люди спят?
- Не знаю… Расскажу, когда вернусь.
- Я выйду с тобой… Мое сердце чует недоброе. Уж не стряслась ли беда с твоим отцом?
Я прикрикнул на нее, вспомнив, как это делал отец:
- Не выходи! Это не женского ума дело… Отец, слава аллаху, далеко, и опасность ему не угрожает. С чего ты взяла, что ему плохо…
Нащупав в темноте шлепанцы, я влез в них, открыл дверь и вышел. Бадр терпеливо стоял у двери. И, не объяснив, зачем разбудил меня, он молча кивнул, чтобы я шел за ним. Мать попыталась незаметно выскользнуть вслед за мной, но я прикрикнул на нее и, втолкнув в дом, закрыл дверь на ключ.