* * *
Доусон оказался на редкость неуютным и холодным. Вдоль тротуаров тянулись не растаявшие еще с зимы грязные сугробы. Под ногами хлюпала жижа. Прямо посреди улицы были свалены кучи дров. В воздухе висел туман, в котором с дымом печных труб смешивался парок от дыхания людей и животных.
Прежде чем отправиться своей дорогой, Фред привез Марию к Китти. Они в изумлении стояли перед фасадом маленького барака, который недавно был салоном дамских причесок.
Он изменился до неузнаваемости. Чуть ниже прежней вывески висела другая, написанная маслом. На ней была изображена фривольная молодая дама, одетая по последней моде. Талия ее была неправдоподобно узкой, а бюст – невероятно пышным. Однако самой замечательной деталью её облика были волосы: медно-рыжая копна, уложенная в высокую роскошную прическу, была увенчана бриллиантовой диадемой, каждый камень которой художник выписал с необыкновенной тщательностью. Вывеска была огромной, по крайней мере четыре на шесть футов, и подчеркивала более чем скромные размеры фасада.
Надпись гласила: ""Принцесса Севера", самые прекрасные девушки Юкона, виски – дешево".
Мария Михайловна на мгновение онемела перед дверью, чувствуя себя подавленно и угнетенно. А потом решительно постучала в дверь.
– Входите, открыто, – раздался голос изнутри.
Она толкнула дверь и вошла внутрь. В комнате было полным-полно девушек, которые, весело щебеча и смеясь, толпились вокруг стола, перебирая гребни и украшения, в беспорядке разложенные на нем. Они жеманно крутились перед зеркалами, обсуждая новые фасоны шляпок и платьев.
Перед ней мелькали напудренные лица, накрашенные губы, подведенные глаза, нарисованные карандашом, удивленно приподнятые ниточки бровей, локоны, разукрашенные атласными лентами, гребнями и фальшивыми бриллиантами.
Скоро Одинцова заметила и саму хозяйку. Та сидела на стуле среди всей этой кутерьмы в белой блузке и простой черной юбке. Китти носила изящные красные сапожки и самородок в пару унций на цепочке на шее. Волосы, как обычно, были забраны в высокую прическу, которая подчеркивала легкую смуглоту ее лица.
– Китти…
Смуглянка оторвалась от ожерелья, которое показывала девушкам.
– Мэри!
Не обращая внимания на любопытные взгляды девиц, забыв обо всем на свете, Маша бросилась к Китти и разрыдалась, уткнувшись лицом в ароматный шелк ее блузки.
– Китти… Мой муж… Дмитрий бросил меня, и мне… мне некуда идти.
Американка обняла ее и крепко прижала к груди. Потом хлопнула в ладоши, и девушки послушно вышли из комнаты, сдержанно хихикая и распространяя запах дешевого парфюма.
– Ну вот. Они ушли. Теперь мы можем поговорить.
Через час Китти уже знала все о её жизни, включая бегство Дмитрия от жены к золоту.
Всплакнув, она обняла подругу:
– Это горе надо пережить. Я знаю, ты сможешь.
Она сварила кофе, и подруги продолжили разговор.
– Да, я теперь хозяйка варьете.
Мария кивнула.
– Видать, удача решила, что свою порцию палок я получила. Мне везет. Деньги идут к деньгам… Ну и… один друг помог. Хочу вот прикупить хрустальные канделябры и соорудить новую сцену с бархатным занавесом. Одна эта вывеска чего стоит! Кстати, как она тебе понравилась? Я ее заказала у одного художника, которого сюда принесло за золотом. Ты, кстати, догадалась, на кого девчонка с вывески похожа? По-моему, получилось великолепно. Сразу бросается в глаза, мимо нее нельзя пройти, не заметив. Джеку она очень нравится. Он говорит, что парень из Чикаго, который её нарисовал, Джон Мэрин, когда-нибудь по-настоящему прославится.
Китти улыбалась. Маша не могла оторвать от нее глаз. Никогда прежде её зеленоглазая подруга не выглядела так обворожительно: ее лицо лучилось спокойной, уверенной красотой, тяжелая прическа подчеркивала сильную грацию ее фигуры.
– Мэри, ты не представляешь, как я рада тебя видеть. Мне ведь так одиноко. У меня здесь никого нет, кроме Джека.
Пожала плечами и продолжала уже другим, деловым тоном:
– Ты, наверное, удивишься, когда узнаешь, сколько хлопот доставляет управление таким бизнесом.
Купеческая дочь смутилась. Эти переходы американцев от самых буйных эмоций к деловой прозе жизни не переставали её удивлять.
– Китти, скажи мне, ты довольна, тебе нравится быть хозяйкой… заведения? Неужели это то, о чем ты мечтала?
– Да, – уверенно кивнула смуглянка. – Я хочу делать деньги. А варьете очень прибыльное дело. Пока, во всяком случае. Поговаривают, что скоро "золотая лихорадка" пойдет на убыль и тогда Доусон опустеет. Но до того я хочу сделать все, чтобы на память об этом времени мне остались не только хрустальные бра да старый рояль, а еще и кругленькая сумма в банке. – Китти с оттенком печали улыбнулась. – Ну и Джек. Он тоже останется со мной.
– Но как же…
– Не волнуйся за меня, Мэри. Я ведь сама решила отправиться на Аляску. Я вообще привыкла делать то, что мне заблагорассудится.
Гостья уже совсем было собиралась уходить, как вдруг её подруга кое-что вспомнила.
– Мэри, тут вот какое дело, – озабоченно и в то же время с некоторым сомнением сообщила она. – Ты вроде рассказывала, что в России у тебя остался жених. Этот, как его… Айрбэнни, что ли?
– Арбенин, – поправила Маша. – Но он вообще-то мне никакой не жених. А что?
– Да как сказать… Он сюда приехать за тобой не может или кого-то прислать?
Одинцова была поражена.
– Нет, – покачала головой. – Он не сможет бросить дело. А прислать…
Задумалась. С одной стороны, представить нечто подобное невозможно. С другой – она же убежала на Аляску и даже нашла Дмитрия, значит, и её могут найти.
– А почему ты спрашиваешь?
– Да вот одна моя… девушка, в смысле работница сказала, что к ней один тип с расспросами подкатывался. Не рассказывала ли я про тебя чего такого и где тебя можно отыскать. Он спрашивал в аккурат про Мэри Воронофф, да еще именно так, как это по-русски произносят. По бумажке, говорит, читал, смешно было.
– Что за тип? – нервно передернула Маша плечами.
– Да так… Толком неизвестно. Вроде Рич его зовут, Марк Рич. Будто бы из команды Тима Игла. Это такой старатель, не из самых богатых, но удачливый. А может, просто интересно ему было. Твоя история в кабаках гремит. Знаешь, что про тебя говорят? Русская княжна, мол, за своим парнем сбежала от богатого старого мужа-генерала. А парень при этом еще и генерала на дуэли чуть не убил, за что его царь лично повесить хотел!
Китти засмеялась, улыбнулась и её гостья.
Однако ощутила некоторую тревогу.
* * *
Ворочаясь с боку на бок, она стараясь заснуть, что оказалось не так то просто.
Было 4 июля, американский День независимости, который в Доусоне праздновался широко и с настоящим американским размахом, под грохот фейерверков, пьяный рев старателей и женский визг. Вся эта какофония далеко разносилась в прозрачном ночном воздухе. Странно было думать о том, что празднование это происходит на земле британского владения, Канады, с метрополией которой сто с небольшим лет назад воевали предки нынешних американцев.
Еще за три дня до праздников в Доусон стали стекаться толпы народа. В центре города был сооружен огромный бревенчатый помост для торжественного представления. Кто-то из старателей в баре, как случайно услышала Маша, мрачно заметил по этому поводу, что городу гораздо нужнее общественные уборные, чем еще одна сцена для того, чтобы потаскухи из шоу вертели задами на глазах у мужичья.
Народ развлекался, как мог. Многие влезли на крыши домов, чтобы лучше видеть происходящее. И было для чего – на той самой сцене, изображая парижский канкан, отплясывали по двадцать – тридцать девиц, задиравших голые ноги выше головы.
На все это действо мрачно смотрели редкие патрульные канадской Королевской конной полиции в красных мундирах, выражением лиц напоминавшие архангелов, вынужденных присматривать за карнавалом взбесившихся чертей.
Мария перевернулась на живот, уткнулась лицом в грубую наволочку и заткнула уши, чтобы не слышать салюта.
Если бы, по крайней мере, было темно! Тогда еще можно было бы попробовать заснуть. Но в летние месяцы солнце в этих краях, похоже, вообще не садится. Гнус, которого развелось невероятное количество, казалось, тоже слетался сюда со всей округи, радуясь обилию людей, лошадей и собак в городе. Китти и её девочки ходили покусанные, Мария тоже, хотя инсекты в Доусоне куда менее злобные, чем на приисках в тайге. Не в силах уснуть, она раздумывала о словах Китти. Мысли об этом её не оставляли.
Само собой, как бы ни злился Арбенин и как бы ни сходил по ней с ума, он вряд ли лично помчится на Аляску. Но Маша за время пребывания в Северо-Американских Штатах наслышалась немало о беспардонности здешних бандитов. Да и разные частные сыскные конторы, вроде Пинкертона, и одиночки "хэдхантеры" – "охотники за головами" – за плату не хуже любых охотничьих псов разыскивали людей, чем-то не угодивших богатым и сильным. Что, если Арбенин как-то договорился с этими людьми? Те вполне могли подрядиться выкрасть её. А потом, накачав опийной настойкой, погрузить на пароход и отправить в Россию. А там уже подкупленные доктора заготовили заключение о признании её скорбной умом, и перед ней станет выбор между желтым домом и постылым браком. Правда, она замужем, но её замужество с Дмитрием можно объявить фальшивым или вообще заплатить какому-то дурному священнику, и тот в два счет обвенчает и запишет в церковную книгу… И что она потом будет доказывать?
Так ничего и не надумав, Маша встала и оделась. Хотелось прогуляться и развеяться.