Он звонко хлопнул моряка по широкой спине, я все засмеялись.
- Вот забубённая головушка! с завистью сказал Николай. Ему все нипочем… Да я, кстати, все собирался тебя спросить: что ты сделал с патроном то тем?
- В уборную бросил.
- С запиской?
- Нет, брат, шалишь. А вдруг Гепея ее оттуда выудила бы? Чорт ведь ее знает. С нее станется в… дерьме рыться.
- Так ты ее порвал?
- Ну, опять ты свое тугоумие проявляешь. Никакой изобретательности в тебе нет. Я уничтожил ее так, что даже Ирма не отыщет.
- Почему "даже" Ирма?
- Потому что она учится животы взрезывать.
- Так ты ее, значит, съел?
Сережа торжествующе кивнул головой, и друзья расхохотались.
- Ничего, ребятня!
Над страной весенний ветер веет,
Всюду стало радостнее жить!
И никто на свете не умеет
Лучше нас смеяться и любить!
- "Смеяться" - это, конечно, верно. А вот насчет "любить" - как? лукаво спросила Ирма, и в ответ на этот вопрос Сережа шутливо толкнул ее на траву.
- И любить тоже… Тамарочка призналась, что и она меня тоже н-е-е-е-множечко любит!.. Понимаешь ты - Та-ма-роч-ка, огненная заноза моего любвеобильного сердца!.. Нежный цветочек моей распускающейся розовой любви. Симпатяга моей одинокой жизни. Черноокая мечта моих голодных ночей… Тамарочка - о та, которую я люблю даже больше футбольного мяча!..
34. Кто-кого?
На этот раз народу в лодке было больше: кроме трех наших старых знакомцев, там были и Тамара и Митька и его неразлучный Шарик.
Последнему прогулка, казалось, нравилось больше всего. Он влез на нос, оперся передними лапами о борт лодки и с веселой яростью лаял на все: на мосты, под которыми они проезжали, на встречные лодки, на пропыхтевший рядом маленький пароходик. Порой Шарик оглядывался на своего хозяина, и тогда его желтый бублик бурно крутился в виде приветствия и выражения своего обожания.
Впрочем, весел был не один Шарик. Радостно смеялись и Николай с Ирмой, собиравшиеся скоро зажить настоящей "женатой жизнью". Веселы были Тамара с Сережей, словно нечаянно встречаясь взглядами и смущенно отворачиваясь. Радостен, наконец, был и Митька, впервые после долгих волчьих лет наслаждавшийся атмосферой дружеской сердечности. Его рыжие волосы, как и хвостик его четвероногого приятеля, трепались на свежем речном ветре.
- Вот бы когда, ребята, сосчитать, сколько у нас зубов? весело предложил Сережа.
- Почему это? усмехнулся гребший моряк.
- Да просто потому, что мы пастей своих ни на минуту не закрываем: ржем, так, что все данное от Господа Бога количество зубов видно. Посмотрите, Шарик то, Шарик как старается!.. Откуда, кстати, он, Митька, у тебя взялся?
- Шарик то? Он у меня уже года с три. Я его в Одессе с помойки выудил. Сунулся я как то раз в помойку - думал, что найду пожрать. А голод был подходящий, деваться было некуда. Ну, гляжу, а там что то пищит. Я рукой - щеночек. И как его не съели - ума не приложу.
- А ты сам то почему его потом не съел? спросил Сережа.
- Это я то Шарика то? обиделся Митька. Да он у меня вроде младшего братца… А тогда - что то меня за сердце взяло: был он такой же беспризорный и малый, как и я… Может, если бы так жалостно не пищал - каюк ему был бы: в те поры я все ел. Могу теперь целое сочинение написать, как кошек, собак, крыс, да ворон ловить на закуску. Эх, человек ведь не свинья - он все съест…
Друзья опять рассмеялись. Солнце сияло, все были молоды и о печальных темах никто не хотел ни думать, ни говорить. Смех - дар богов - не переставал звучать на лодке, быстро шедшей под мощными ударами весел Николая. Последний снял свою рубашку, и Сережа заметил, с каким вниманием и интересом смотрит Ирма на массивные мышцы своего "морячка".
- Что, Ирмочка, любуешься своей собственной машиной?
Девушка чуть смутилась.
- Да нет… Просто я думаю, как это верно сказано, что женское тело красиво в покое, а мужское - в движении, в борьбе…
- Ну вот - философию завела! А я думал, что ты просто мечтаешь, как бы такого бугая да на анатомический стол!
- Фи, Сережа! Как тебе не стыдно?
- Чего же? Николка - машина в одну лошадиную силу, что надо… На нем мускулы изучать - лучше натуры не нужно.
- Как будто нельзя изучать - не разрезая? Тамочка - воздействуй хоть ты на этого непутевого студента! Возьми его в оборот, а то он как неприкаянный живет. Он настоящей жизни еще и не видел и, вероятно, даже сыт ни разу не был.
- Нет был, категорически заявил студент.
- Ого, а когда?
- А когда мамочка своим молочком кормила… Все засмеялись.
- Ей Богу!.. Но с тех пор, правда, ни разу. Так - набить живот - это случалось, но чтобы сытым всерьез и надолго быть - что то не упомню. И ничего - все таки живой. Машина у меня живу-у-у-учая…
- Но даже если машина у вас, Сережа, хорошая - то все таки надо ее беречь, заботливо заметила Тамара. Тем более, что вы - спортсмен. Нужно перестать быть богемой и так зря растрачивать свое здоровье.
Но студент тут же шутливо высмеял ее заботливость.
- Тамочка… Ради Бога… Не заставляйте меня краснеть от избытка моей застенчивости… До сих пор обо мне только одна прекрасная дама заботилась, да и то - ГЕПЕЯ… Я привык, что жизнь мне щелчки дает, а не поцелуи.
- А теперь отвыкай, Сережа, лукаво сказала Ирма. Вовсе даже не нужно бурбоном быть. Благодари Бога, что женская душа, да еще такая, как Тамочки, о тебе заботится. Не стоишь ты этого, оболтус!
- Во, во… Я ведь сам говорю, что не стою! Нашлась тоже ценность, подумаешь?
Сережа поднял со дна лодки гитару и взял несколько мягких аккордов.
Умрешь - похоронят, как не жил на свете…
Уж больше не встанешь к веселью друзей.Налей, налей, товарищ,
Заздравную чашу.
Бог знает, что с нами
Случится впереди…Эх… По рюмочке, по махонькой,
Тирлим-бом-бом, тирлим-бом-бом…
По рюмочке, по махонькой,
Чем поят лошадей…
Несмотря на все ухарство и беззаботность, в голосе веселого студента проскользнули нотки грусти.
Тамара удивленно взглянула на Сережу и только вздохнула. Ирма бросила значительный взгляд на Николая и мягко усмехнулась.
- Знаешь что, Серж? Ты просто на просто - большой мальчик, неприкаянный и нелепый. Ты в женщинах даже, собственно, не любовь возбуждаешь, а материнское чувство: тебя, как щеночка, облизать хочется. Оберегать от жнзни!
Футболист притворно обиделся.
- Эй, товарищ доктор! Нельзя ли посимпатичнее сравнения выбирать? Легче на поворотах! А то этак и в воду загреметь можно.
- Нет, в самом деле, Сережа! Вот и Тамочка тебя немножко любит только за твою беспечность и беззаботность. Скорее жалеет, чем любит!
Сережа украдкой поглядел на девушку и весело усмехнулся.
- Это верно. Сказал же какой то умный парень: "женщины любят нас за наши недостатки". А у меня их мильон сто тысяч. Ну, а за что мы то женщин любим? Да за их уютность и ласковость. Но ежели женщины вздумали бы на мне насчет дисциплины тренироваться - я бы мигом взвыл бы и сбежал… Помнишь, как кто то сказал: "Что такое жена? Это - гвоздь в стуле. Она никогда не дает тебе спокойно сидеть"… Ха, ха, ха… Словом - долой женщин! Да здравствует футбольный мяч… Ничего!
"Гром победы раздавайся,
Серж Иванович держись"!..
В этот момент Николай извернулся и ударом весла окатил студента холодной водой. Он вскрикнул от неожиданности.
- Это тебе для охлаждения чувств. А то такие влюбленные разговоры завел, что весне впору. А теперь ведь сентябрь… Ну вас! Ты лучше скажи, Митя, как это ты в беспризорники попал. Я уже давно хотел тебя об этом спросить.
- В беспризорники? А очень даже это просто вышло. Я - "парикмахер".
Николай даже грести перестал, так был удивлен таким коротким объяснением.
- Как это "парикмахер"? Волосы резал, что ли? Митька в свою очередь с удивлением посмотрел на него.
- Тю… Какой же ты необразованный! А я думал - ты с понятием… Парикмахеры, это, браток, - никакая не специальность. Это так колхозников на деревне зовут, которые по ночам с ножницами на бывшее свое поле прутся, чтобы там колосков настричь, жрать что сварить. Ну, а их за это в конц-лагерь и пхают. Лет на десять… Так вот я из этих самых парикмахеров. Наше село под Воронежем было. Мы вот ночью раз с батькой и пошли на бывшее на свое на поле. А тут пионеры подследили… Не зря ведь про них поют:
Пионеры - лодыри,
Царя и Бога продали!..
Что ж им продать простого человека? Нас, рабов Божих, конечно, за зад и в конверт. Батьку куда то в лагерь законопатили, а меня подержали и выпустили.
- Чего ж ты не вернулся в деревню?
- А что я тама делать стал бы? Мамка старая уже была… Двое сестер малых… Что с ними за полгода сталось? Вряд ли кто и выжил…
Митя опустил голову. Все замолчали. И странное ощущение охватило всех - словно на небо нашла серая туча, и краски яркого мира вокруг них поблекли.
Но потом радость жизни опять вернулась - молодость брала свое. Опять все шутили и смеялись беззаботно и шумно, словно счастье не хотело уместиться внутри, и все время выплескивалось наружу, как брызги кипящей воды.
Сережа залихватски закрутил свой белокурый чуб, весело забренчал на гитаре и звонко запел:
Пока хмелем кудри вьются,
Будем девушек любить,
Пока денежки ведутся,
Будем весело мы жить…