Она говорила еще что-то, однако Гаральд уже не улавливал смысла ее слов, хотя сама мелодика ее речи вместе с ритмическими покачиваниями груди и движениями бедер вводила его в состояние транса. Он не успел заметить, когда именно это произошло, но оно все же произошло… Женщина как-то решительно, но в то же время ненавязчиво и почти незаметно овладела не только его вниманием, но и сознанием; не только его неутоленной юношеской страстью, но и столь же неискушенной юношеской душой. Их тела слились в поцелуе, в объятиях, в экстазе… И длилось это бесконечно долго, как может длиться лишь осознание необузданного счастья, и в то же время непростительно коротко, как способно пролетать разве что ощущение невероятной страсти.
Даже когда страсть их угасла, эти двое еще какое-то время продолжали оставаться в объятиях друг друга, не решаясь разомкнуть уста, ослабить руки, разъединить свои тела…
– В любом случае лично вы, принц, вернетесь в свои края самым богатым норманном, которых когда-либо знал мир.
– Этого мне и хотелось бы.
Пламя свечей становилось все менее ярким, зато цветовая гамма дымки, царившей над этой купелью влюбленных, представала еще более радужной и завораживающей. И звуки волынок воздействовали на этих полукоронованных любовников, как флейта факира – на укрощенных им змей.
Когда конунгу конунгов показалось, что страсть его окончательно угасла, женщина заставила его подняться на две ступеньки выше, с благоговейной нежностью провела рукой по самой сокровенной мужской тайне и, совершив некий обряд омовения, присела, чтобы припасть к ней губами. То, что происходило с ним дальше, Гаральд воспринял как нечто ни с чем не сравнимое. Тем более что уж здесь-то женщина оставалась неутомимой, во всяком случае так викингу казалось, когда он неохотно выпускал ее голову из своих рук.
– Мы передадим вам настоящие боевые корабли, снабженные катапультами с "греческим огнем", которого пираты боятся, как адских котлов, – как ни в чем не бывало, продолжила разговор правительница, когда, сойдя с "острова страсти", они улеглись на воду вверх лицами и лежали так с закрытыми глазами. – А еще – снабдим мощными персидскими луками, способными пробивать любую кольчугу или кирасу.
– Уже сегодня хотелось бы взглянуть на такой лук и как можно скорее – опробовать, – мгновенно загорелся Гаральд, думая о том, как бы такие луки пригодились в битве с датчанами. Его всегда удивляло, как мало среди норманнов настоящих лучников и как неохотно его соплеменники берут в руки это оружие, предпочитая длинные мечи и секиры.
– Сегодня не получится. Но луков можно закупить много. А еще лучше – открыть несколько мастерских, пригласив для работы персидских мастеров, которые считаются в этом деле непревзойденными.
– Увезти бы нескольких персов в Норвегию да обучить стрельбе несколько тысяч норманнов, – мечтательно произнес Гаральд.
– Привезешь, обучишь. Все будет у нас с тобой, принц ты мой, еще все будет, – потерлась она щекой о его щеку. Поначалу Гаральд опасался, что станет воспринимать ее ласки с отвращением, но этого не произошло. – И само собой, для борьбы с пиратами вам придется вооружиться короткими римскими мечами и абордажными тесаками, более приспособленными для абордажного боя, нежели ваши длинные двуручные мечи.
– Странно. Вы настолько хорошо осведомлены в военных делах…
– Ничего подобного, – едва заметно улыбнулась повелительница, – просто умею прислушиваться к тому, что говорит наш полководец Зеноний или командующий флотом.
– Восприму как еще один совет.
– Главное в нашем имперском ремесле в том и заключается, чтобы находить время выслушивать своих подданных и вовремя выдавать их мысли и опыт за свои.
– Очень поучительный совет, – признательно улыбнулся Гаральд. – Настолько же поучительный, как замысел, связанный с почтовыми голубями.
– Если окажешься достаточно храбрым в бою и мудрым в перерывах между битвами, прикажу подчинить тебе все норманнские отряды, которые находятся в пределах моей империи, – Гаральд обратил внимание, что она сказала: "моей империи", и вообще вела себя как полноправная императрица, совершенно забыв, что является всего лишь супругой коронованного и всемогущего императора.
– Да, ты не должен забывать, что перед тобой – дочь могучего императора Византии, – уловила ход его мыслей повелительница, – последняя из македонской императорской династии. Той династии, усилиями которой и была сотворена Византия. Очень скоро ты и сам поймешь, что я с трудом мирюсь с тем, что вынуждена делить власть в империи. Причем делить ее с человеком недостойным.
– Потому и приказали лишить короны своего первого мужа?
Этот вопрос вырвался как-то сам собой, и, прекратив плескание в воде, Гаральд с опаской взглянул на императрицу: слишком уж прямолинейно он прозвучал.
– Не только короны, но и головы, – неожиданно спокойно ответила императрица. – Не достойной этой священной, предками моими прославленной, короны.
На сей раз конунг предусмотрительно промолчал: стоило ли вмешиваться в дела местного двора? Об убиенном тут же было забыто.
– Если у ваших родителей не было сына-наследника, то почему они не усыновили кого-то из достойных отпрысков?
– Что ж вы так запоздали со своим приездом в Константинополь, достойнейших из достойных? – саркастически поинтересовалась Зоя.
– Или пусть бы родила одна из наложниц. Страшно, когда обрывается династия.
– Вот отец и попытался спасти ее, короновав одного из претендентов… прямо на мне, – все еще не теряла чувства юмора повелительница.
– Что вам мешает короновать саму себя?
Зоя взглянула на викинга как на наивного простолюдина и снисходительно пожала плечами.
– Теперь уже поздно думать даже об этом. Впрочем, все еще может случиться. Возможно, на какое-то время мне и придется, как ты выразился, короновать саму себя. Хотя с куда большим желанием подвела бы под корону такого юного наследника, как ты.
– Но я не из рода Македонцев.
– А разве мои мужья из этого рода? – тут же парировала Зоя.
Викинг растерянно помолчал и, чувствуя, что разговор заходит в тупик, поинтересовался:
– Не боитесь, что эти ваши слова достигнут ушей императора? Не от меня, конечно.
– Они давно достигли его августейших ушей. Причем не только эти.
– Вы сказали, что со временем я смогу возглавить все норманнские отряды империи.
– Я сказала, что не исключаю этого, – уточнила Зоя.
– Значит, в один прекрасный день я могу превратиться в командующего небольшой, но вполне боеспособной, опытной армии. Правда, армии, пока еще не имеющей страны.
– Зато вовремя получившей своего "конунга конунгов".
– Не знаю, чем смогу отблагодарить вас за столь щедрый жест.
– За щедрое обещание. Пока всего лишь обещание, но, как ты понимаешь… Отблагодарить сможешь. У тебя крепкое молодое тело. До поры до времени оно будет восприниматься женщинами как самое большое, неоценимое сокровище. А пока что ты назначаешься начальником прибрежной стражи империи.
– Как прикажете, повелительница. Стражи – так стражи.
15
Человек, который передал голубиной почтой сообщение о трех пиратских галерах, нашедших приют в безлюдной бухте столь же безлюдного островка, затерянного в архипелаге небольших прибрежных осколков суши, не обманул и не ошибся. Этот агент Визария был потомственным рыбаком, предводителем артели, а значит, прекрасно знал многие шхеры Эгейского моря. К тому же не раз сталкивался с пиратами, которые на рыбацкие суда не нападали. Иное дело, что пытались вербовать молодых рыбаков. Но самое важное, что он указал бухту, в которой эти грабители укрываются и до поры до времени прячут в пещерах и гротах награбленное.
Подойдя лунной ночью к соседнему островку, викинги укрылись в одном из проливов и, выставив на вершинах двух прибрежных гор дозорных, дождались, когда пираты ограбили два корабля еще одного богатого арабского купца. Команды эти сорвиголовы почти полностью истребили, а корабли увели с собой, в Пиратскую бухту.
Абордажный бой этот разразился буквально в двух милях от места засады викингов, однако Гаральд предпочел не ввязываться в него. Приближаться к пиратам следовало по открытому морю, но стоило бы этим грабителям заметить византийскую флотилию, как купеческие суда они тут же пожгли бы, а сами спрятались бы в узком заливе, расставив своих лучников по окрестным скалам.
Поздней ночью викинги подошли к острову корсаров, и часть из них, под командой Гуннара, высадилась на противоположный от Пиратской бухты берег, куда доносилась громкая дробь барабанов – грабители праздновали победу. Сам Гаральд подождал, пока воины конунга преодолеют холмистую косу и, бесшумно зайдя в тыл пиратам, охватят их лагерь полукольцом. Только после этого отряд принца обогнул мыс и косу и, перекрыв выход из бухты, высадил на берег еще одну часть отряда, в основном лучников. Морские разбойники так увлеклись своим победным пиршеством, что опомнились, когда на их суда и на прибрежный лагерь полетели кувшины с "греческим огнем" и сотни стрел, после чего островные норманны бросились в атаку.
Последних защитников лагеря викинги блокировали в пещере, и, чтобы не терять своих людей, Гаральд приказал выкурить их дымом костров.