– Оказывается, вы тоже заинтересованы, чтобы к власти в Норвегии пришел Гаральд Гертрада?
– А кто еще заинтересован в этом?
– Ну, скажем, великий князь киевский Ярослав.
– Мы настоятельно советовали князю воспринять именно этого претендента на трон, – вежливо объяснил ему ромей Визарий.
– Разве на этот счет у него возникали какие-то сомнения? – искренне удивился Гуннар.
– Не могли не возникнуть, поскольку сразу же после разгрома войска норвежского короля Олафа к князю прибыли послы датского короля Кнуда. Причем дело не ограничилось традиционными подношениями. Датчанин, под короной которого оказались теперь все земли норвежских конунгов, обещал руссам всяческую поддержку в их вражде с поляками. Но мы не советовали князю сближаться с датчанином, полагаясь на возвращение на норвежский трон принца Гаральда. Который, – заговорщицки понизил голос ромей, – надеюсь, окажется сговорчивее своего сводного братца Олафа.
– Значит, вы принадлежите к тому же "Обществу Иисуса", что и Николас?
Визарий снисходительно осклабился и столь же многозначительно осмотрелся. Гуннар не так уж и много знал об этом человеке, но и того, что ему все же удалось узнать от монаха Илариона, впечатляло настолько, что заставляло посматривать на посланника империи с уважительным подозрением. Сын не слишком знатного понтийского грека, рожденный иудейкой, он всех вокруг заставлял почитать себя как чистокровного эллина, ведущего свой род чуть ли не от внебрачного сына спартанского царя Леонида.
Вряд ли кто-либо способен выяснить, каким образом этот авантюрист оказался при византийском дворе. Зато все знали, что он был участником всех мыслимых заговоров, путчей и переворотов, которыми в последнее время так "славился" Восточный Рим, но при этом не только не побывал на плахе, но и ни разу не предстал перед каким-либо судом. Представители каждой веры считали его своим искренним приверженцем, хотя, скорее всего, перед небесами он представал закоренелым безбожником. Но ведь только перед небесами…
Единственное, в чем сходились все сведущие, так это в том, что Визарий, несомненно, был одним из высоких "посвященных" тайного среди тайных "Общества Сиона", которое всегда оставалось невидимым, а потому вездесущим; которое вроде бы не обладало никакой реальной властью, а потому умудрялось диктовать свою волю или же "смиренно наставлять", как было принято выражаться в среде самих членов этого загадочного ордена, многих известных правителей. Вот только неясно было, во имя чего оно это делало и чью непререкаемую волю исполняло.
Поэтому теперь Гуннар не очень-то удивился, когда услышал из уст Визария:
– Точнее будет сказать, что мы прикрываемся членством в одном и том же богоугодном обществе.
– А на самом деле?
– И запомните, – решительно не расслышал его вопроса Визарий, – что после этой сделки в Константинополе у вас всегда будет человек, который в нужный момент сможет предупредить, а значит, уберечь. Да и замолвить за вас словцо тоже сможет.
– Если только?..
– Если только оно не приведет нас обоих к одной и той же виселице.
5
Галера "Принц Гаральд" обогнула южную косу и под большим красным парусом легко и быстро входила в затон Норманнов. Именно на этом судне, которое становилось теперь головным в эскадре викингов, должны были выходить в море принц Гаральд и конунг Гуннар. Оба они стояли на корме, у невысокой надстройки, в которой размещалась их общая каюта, и наблюдали за действиями экипажа из восьми опытных мореходов, уверенно управлявшихся не только с парусом, но и с веслами. Судно было крепким, мастерски сработанным и надежно защищенным специальными бортовыми щитами, способными выдерживать удары самых мощных стрел.
– Что ж, по крайней мере за этот корабль мы можем быть спокойны, – сказал Гаральд, которому нравилось здесь все – от резного носа, украшенного ликом златокудрой валькирии, до большого крепкого паруса и увешанной медвежьими шкурами каюты.
– За все остальные – тоже, – заверил его Гуннар. – Мы возьмем с собой нескольких корабельных мастеров, которые перед выходом в открытое море осмотрят все суда и основательно подремонтируют их.
– Завтра должен прибыть последний отряд новгородцев. Пусть наши мастера решат, можно ли на их судах выходить в море.
– Если они окажутся непригодными, у нас будет время, чтобы достроить последнее из заложенных нами судов.
– В любом случае нам следует взять одно запасное судно, в котором не было бы никого, кроме экипажа и десяти воинов охраны.
– Скорее всего, этим запасным судном должно стать наше, – посоветовал Гуннар. – Нам не нужно скопление воинов. Тем более что вам, как принцу норвежскому, придется принимать на его борту гостей и послов. Не зря же название у него – "Принц Гаральд".
– Так и решим, – охотно согласился юный викинг. – Еще одну, трюмную каюту для команды нужно будет оборудовать на носу, чтобы на этом судне воины не чувствовали себя обойденными вниманием.
– Раньше викинги уходили в походы в открытых, беспалубных драккарах, без каких-либо кают, вообще без укрытия, – проворчал конунг.
– Ты видел, какие галеры попадались нам в Балтике, – с большими пышными надстройками, настоящие плавучие дворцы. Нам предстоит создавать такие же, чтобы можно было совершать самые долгие плавания.
Гаральд хотел молвить еще что-то, однако конунг сжал его плечо и молча указал рукой на прибрежную возвышенность. На ней отчетливо были видны фигуры нескольких всадников и кибитка с розовым тентом, на которой обычно совершали поездки великая княгиня и ее дочери.
– Неужели сам князь с семейством? – удивился принц.
– Князь обычно выезжает с намного большей свитой, и крайне редко – в сопровождении розовой кибитки.
– Не думаю, что княгиня задержится здесь надолго. Мы еще успеем испытать два оставшихся судна.
– Позвольте мне самому испытать их, принц. Вам стоит заняться гостями.
– Может, лучше ты ими займешься, – поморщился Гаральд, – а я выйду на "Морском драконе"?
– У вас сейчас будут другие заботы, конунг конунгов, – хитровато ухмыльнулся Гуннар.
– Какие еще… другие заботы?
– В кибитке наверняка сидит княжна Елисифь.
– И что? Пусть сидит.
– "Кхир-гар-га!" – как говорит в таких случаях Ржущий Конь. Речь идет о той самой золотоволосой княжне, которая давно, еще с первого дня, приглянулась вам, храбрый конунг конунгов, – еще выразительнее ухмыльнулся Гуннар.
Гаральд недовольно покачал головой, однако предпочел промолчать. Они оба проследили за тем, как опытный моряк Скьольд Улафсон, который был назначен капитаном "Принца Гаральда", умело развернул судно и подогнал его правым бортом к охваченному камышовыми вязками – для смягчения ударов – причалу. И, только ступив на обшитый досками настил, вновь обратили внимание на княжеский экипаж. К удивлению Гаральда, к нему направлялась не великая княгиня Ингигерда, а королева-вдова Астризесс.
– Не прикажете ли своим морякам вновь поднять парус вашего корабля, принц Гаральд? – озорно поинтересовалась она, приближаясь к причалу.
– Вообще-то моряки устали, – довольно холодно заметил юный конунг конунгов.
– Не настолько, чтобы отказать в скромной просьбе сразу двух королев.
– Сразу двух?
– Разве не понятно? Со мной – будущая королева Норвегии, – взглянула она в сторону Елизаветы, осторожно пробиравшейся вслед за ней по заваленному невостребованными бревнами и какими-то древесными обрезками лужку. – Но, увы, она никогда в жизни не выходила из гавани на боевом корабле викингов.
– Это легко исправить, – охотно заверил ее Гуннар, воспользовавшись тем, что принц немного замялся. Этот сорокалетний конунг давно благоговел перед Астризесс, преклоняясь не столько перед неяркой красотой вдовы, сколько перед ее сдержанностью и мудростью. – Переходите на судно, и мы отчаливаем.
– Не торопитесь, конунг, – холодно осадила его Астризесс, давая понять, что не про его честь появление здесь кибитки королевы и княжны. – Нам есть, что обсудить на берегу. Знаю, что вы уже немного знакомы, и все же представляю вас теперь уже официально: это княжна Елизавета, принц.
– Норманны называют вас Елисифью, – сдержанно засвидетельствовал свою осведомленность принц.
– Княжной Елисифью, – с подростковым упрямством уточнила юная славянка.
– Это моя племянница, дочь великого князя и шведской принцессы, то есть моей сестры Ингигерды. Очень скоро вы убедитесь, что не только внешне, но и по характеру своему Елисифь – истинная норманнка.
– Постараюсь убедиться, – чуть мягче пообещал Гаральд, исподлобья присматриваясь к симпатичному, с ямочками на пухлых щечках, личику княжны.
Ржаные вьющиеся волосы, ярко-синие, бездонные, но какие-то слишком уж холодные глаза, четко очерченные, пухлые губки… Гаральд поневоле засмотрелся на девушку и, даже поймав себя на том, что столь откровенно засматриваться неприлично, все равно не сразу сумел отвести от нее глаза.
"А что я могу сделать? Такие лица, такие девушки запоминаются сразу", – сказал себе в оправдание Гаральд, искоса поглядывая на Астризесс. Только она одна из всех норманнов Руси знала о его "ночи жаркой любви", проведенной со шведской принцессой-вдовой Сигрид. И юному викингу почему-то казалось, что в самый неподходящий момент Астризесс решится рассказать о ней то ли Ингигерде, то ли самой княжне.
– Я так и решила, что вы не останетесь безразличными друг к другу, – объявила Астризесс. – Но хочу, чтобы так продолжалось долго, возможно, в течение всей вашей жизни.