– А кто вам сказал, что убить ее должны именно вы? Оставьте! Внешне ее смерть будет выглядеть вполне естественной.
– Я не понимаю вас, – промолвил маркиз.
– У этой дамы есть дети, внуки, друзья, защитники. Нужно сделать так, чтобы ничего этого со временем не стало. Дети ее должны быть обесчещены, внуки – стать позором ее последних дней, а друзья – в ужасе бросить. Когда же она, наполовину побежденная, позовет на помощь защитников, на сцену выйдете вы, это та самая роль, которую я вам отвела. Вы будете безжалостно и без сожалений по очереди убивать их до тех пор, пока я не скажу: хватит.
Ярость баронессы вселяла ужас.
– Защитники! – ухмыльнулась она, возобновляя свои хождения по комнате. – До волков я еще не добралась, но вот волчата теперь в моих руках и я найду способ их удавить.
"Настоящая фурия!" – сказал про себя Матален.
– Я хочу сплести сеть! – воскликнула она, вновь ожесточаясь. – Сеть, в которую попадутся эти негодяи, посчитавшие, что я повержена, побеждена, мертва… И тогда… Знаете, Матален, их можно только пожалеть… Потому что более жестокого наказания даже придумать невозможно!
Маркиза охватил такой ужас, что он даже стал раскаиваться, что так опрометчиво подпал под влияние этого чудовища в юбке. Но сей бретер был тщеславен, кроме того, эта женщина внушала ему страх.
Поэтому отступить он не осмелился.
Но если уж продаваться – то не за гроши же!
– Послушайте, я помогу вам, но вы тоже поможете мне: все расходы вам придется взять на себя.
– Не возражаю.
– Вы мне назовете своих врагов, я вам – своих. И мы, занимаясь вашими делами, не будем забывать и о моих.
– Как вам будет угодно.
– Вертей, дез Арно и десяток других должны пасть – как от ударов моей руки, так и под градом вашей клеветы.
– Хорошо, я согласна. Я ввергну их в пучину отчаяния, а если хотите, даже убью собственными руками, лишь бы вы пошли по тому же пути, на какой встала я.
– Я последую за вами.
– В первую очередь постарайтесь завязать как можно более тесные отношения с молодыми американцами, прибывшими недавно. Будьте с ними максимально любезны и обходительны. Усыпите их бдительность – до тех пор пока я не скажу вам: час отмщения пробил.
– Понимаю, Меротт, но против одного из них я безоружен.
– Кого вы имеете в виду?
– Господина де Коарасса.
– Но помилуйте, почему?
– Потому что он вытащил меня из тюрьмы, сделал своим должником и поверил моему слову чести.
– Вашему слову чести! Вы себе льстите. Мой добрейший Матален, вы как были идиотом, так им и остались.
– К тому же я должен ему крупную сумму денег, и пока этот долг не будет выплачен, у меня не будет права драться с виконтом на дуэли.
– Ну так расплатитесь с ним, с этим вашим кредитором! – завопила злобная старуха, бросая на колени Маталену туго набитый кошелек.
Тот почувствовал себя побежденным, готовым в любую минуту стать вещью, слугой, наемным убийцей этой мегеры. Остатки всего хорошего, что в нем оставалось, еще сражались с увлекавшим маркиза потоком, но он прекрасно понимал, что все кончено, что сцена, разыгравшаяся в салоне мадам де Федье, была последним в его жизни хорошим поступком.
К тому же Маталену не хватило храбрости вырваться из тисков баронессы де Мальвирад, поэтому он остался, взял кошелек и окончательно превратился в негодяя.
– На сегодняшний день я не могу предложить вам конкретную роль в той жестокой драме, которая готовится моими стараниями, потому как часто действую по наитию случая, – вновь взяла слово Меротт. – Но будьте готовы!
– Хорошо, – неуверенно протянул Матален.
– Теперь вот что, – продолжала страшная старуха. – Отныне, услышав о мадам де Лонгваль и других какую-нибудь скандальную сплетню, вы доставите мне огромное удовольствие, если разнесете ее по всей округе, а не оседлаете в очередной раз свою пресловутую честь. Если тем или иным господам эти слухи не понравятся, вы их попросту убьете..
У Маталена не было сил противостоять женщине, которая столь властным тоном отдавала ему приказы.
Пока он имел дело с Меротт, одетой в старое тряпье, в душе у него сохранялось нечто, что можно было бы назвать чувством превосходства.
Но столкнувшись с баронессой де Мальвирад, поселившейся в этих роскошных апартаментах и облачившейся в наряд настоящей принцессы, наш бретер, от природы наделенный лишь мастерством, которому суждено было стать роковым, почувствовал рабскую покорность и вновь стал маленьким мальчиком.
– А теперь, мой милый маркиз, ступайте, прошу вас, – сказала баронесса, мгновенно овладевая собой с помощью усилия воли. – В округе меня знают немногие, с первого раза на вас никто не обратит внимания, но отныне вы будете являться ко мне исключительно в полночь. Каждую ночь в этот час я будут готова вас принять.
– Хорошо. Вы, случаем, не позаботились об условленном сигнале?
– Позаботилась. Под увесистым молоточком на входной двери есть три гвоздя с большими шляпками. Нажмите на тот, что справа, и все поймут, что это вы. Ступайте, дорогой мой, я жду человека, которому не следует вас здесь видеть.
Матален, которому никак не удавалось прийти в себя от изумления, склонился перед баронессой в весьма почтительном поклоне и удалился.
– Ну вот, самый обыкновенный идиот, с которым я сделаю все, что хочу, – сказала Меротт, когда за ним закрылась дверь. – Только вот обойдется он мне дороговато. Ну ничего! Как только маркиз сослужит мне службу, я пошлю его ко всем чертям.
Пока в доме Меротт разворачивалась описанная нами сцена, Мэн-Арди, в сопровождении братьев Коарасс, направлялся в условленное место, чтобы драться на дуэли с юным Газеном, который вскоре должен был к ним присоединиться.
В десять часов его секунданты явились в небольшой дом на улице Тан-Пассе, в котором поселились четверо молодых людей и о котором у нас еще будет возможность поговорить.
За несколько минут стороны договорились, что поединок состоится на болоте за аллеями Буто, почти в том самом месте, где ныне располагается вокзал Медок. В качестве оружия были выбраны шпаги.
В те времена во всей округе было не найти более пустынного места, чем эта бесконечная равнина, усеянная редкими купами плакучих ив.
– Гляди-ка, – произнес Мэн-Арди, добравшись до указанного места, – мы прибыли первыми.
– Долго нам ждать не придется, – ответил Коарасс. – Смотри, к нам приближаются три человека, по всей видимости, твой противник и его секунданты.
Это и в самом деле был Газен.
Обменявшись буквально парой фраз, противники встали в позицию и скрестили шпаги.
Уже после первых выпадов стало ясно, что силы явно неравны. Годфруа де Мэн-Арди, который довольствовался лишь тем, что отбивал удары, встречал все потуги Газена с неизменной улыбкой. Тот чувствовал, что уступает противнику, и от этого испытывал в душе замешательство.
– Сударь, – сказал он Мэн-Арди, пытаясь скрыть свою тревогу, – я вижу, вы большой мастер в подобных играх, но это еще не значит, что правда на вашей стороне.
– Господин Газен, я понятия не имею, что вы подразумеваете под "правдой", – ответствовал Мэн-Арди. – В данном случае я не чувствую себя ни правым, ни виноватым.
– Почему это?
– Вы вызвали меня на дуэль, я принял ваш вызов, и не более того. Я придерживаюсь такого мнения.
– Неправильные у вас представления.
– Сударь, когда в Америке дерутся на дуэли из-за дамы, будь-то мать или кто-то еще, разглагольствовать во время дуэли считается дурным вкусом, – возразил Годфруа, чтобы преподать противнику урок. – Но ведь для всех остальных мы дикари.
С этими словами Годфруа отступил на шаг назад.
Юный Газен посчитал это для себя преимуществом и бросился в атаку.
– Ну же, сударь, покончим с этим! – воскликнул он, нанося удар, который, по его мнению, должен был положить сражению конец.
– С удовольствием! – подхватил его призыв Годфруа, выбивая из рук юного Газена шпагу. – Знаете, впервые этот выпад почувствовал на себе граф де Коарасс, отец моего друга. А нанес его Рауль де Блоссак, кузен той самой дамы, которую оклеветали в салоне мадам де Федье. Наши родители овладели им, научили нас и в сложившихся обстоятельствах я нашел ему самое лучшее применение.
Обезоруженный, Газен, понятия не имевший, как теперь себя вести, представлял собой печальное зрелище. Коарасс не удержался и разразился хохотом.
– Вы не очень-то великодушны, – произнес один из секундантов Газена.
– Согласен с вами, господа, – ответил Коарасс, вновь переходя на серьезный тон. – Признаю, я был не прав и прошу меня за это простить.
– Ну же, господин Газен, – продолжал Мэн-Арди, – берите вашу шпагу, если, конечно, вы не желаете…
– Что?
– Ничего, – прошептал Годфруа, понимая, что чуть было не сморозил невероятную глупость.
– В таком случае – к бою! – воскликнул юный Газен.
– К бою, – повторил Годфруа и резким движением во второй раз выбил шпагу из рук противника.
– Но сударь, – закричал Газен, бледнея от гнева, – убейте меня, раньте!
– Ни в коем случае, у меня нет желания ни убивать вас, ни ранить, – ответил Мэн-Арди. – Я всего лишь хочу дать вам понять, что с нами нужно считаться. И если вы вновь возьмете в руки шпагу, я в третий раз отправлю ее в полет.
– Это мы еще посмотрим, – огрызнулся Газен, вновь вставая в стойку.
– Смотрите! – воскликнул Годфруа, в третий раз обезоруживая молодого человека. – Я буду выбивать шпагу из ваших рук сколько душе угодно. Но чтобы нанести вам хоть малейшую царапину – ни за что!