Роман Романов - Заповедь субботы. Новый подход к происхождению человека стр 27.

Еще одним важным изобретением Дня Пятого, которое могли подарить человеку змеи, явля­ется умение обвиваться вокруг древка, переплетаться и свертываться в клубки. А также умирать или же сбрасывать кожу, которая высыхает и остается в обвитом положении. Русалки наверняка подра­жа­ли движениям живых змей, продевая змеиные шкуры сквозь дыры от сучков, а затем и в петли. От этого умения совсем немного до изобретения способа привязывать острые каменные то­поры и нако­нечники копий к древкам. А также к умению натягивать тетиву на лук. Но это, скорее, умение сле­ду­ющего Дня Шестого.

Впрочем, главный божественный символ русалок Дня Пятого можно и в наше время увидеть на голове женщин и девочек в виде заплетенных кос, похожих на свившихся змей. Да и обвивающие шею бусы – тоже из тех самых времен. В экстерьере наиболее воинственных мужчин также можно найти отголоски символики птиц. Гусарские кивера и орлы на кокардах, да и фуражки с козырьками вкупе с гусиным шагом военных парадов – все это выглядит как-то очень подозрительно.

День Шестой

Пожалуй, нам нужно сформулировать явно главный принцип нашей ре­ко­нструкции событий. Принцип этот такой: поведение всей прачеловеческой стаи строго обус­ло­влено лишь теми стере­о­ти­пами, которые сложились на предыдущем этапе. Из базовых инстинктов складываются инстинкты сложные, их сложных инстинктов – программы поведения, из программ – циклы их реализации.

Мы могли заметить, что День Пятый устроен сложнее, чем преды­дущий этап антропогенеза. Так, на пятом этапе рождаются сразу два символа боже­ственного начала – змея и птица, а единство племени достигается за счет удвоения "политического центра". Теперь во главе племени оказывается не один самец-вожак, а пара заглавных героев – жрец и жрица, они же – божественные Птица и Змея, объединенные ритуалом первой мистерии.

Усложнение картины реконструкции требует не только сверки с античными и библейскими мифами. Дополнительный критерий проверки состоит в объяснении отдельных второстепенных дета­лей в поведении чело­века или в его анатомии. В основном русле наших рассуждений мы заняты обо­с­нованием важнейших социальных стереотипов как "свя­щенный брак" древних мистерий, в свою очередь породивший институт моногамного брака. Но мы, как честные исследователи, должны лиш­ний раз перепроверить себя на специфических деталях, которые до сих пор не были в фокусе нашего внимания и не могли подспудно влиять на ход наших рассуждений.

Поэтому еще раз пролистаем ту же книгу Д.Морриса в поисках каких-то явных отличий в се­к­суальной жизни человека от других приматов, ко­торые мы еще не использовали в качестве улики. Ну, например, такая мелкая подробность, что строение по­ловых органов у приматов приспо­со­блено к вен­тро-дорсальной позиции. Эта поза испо­льзуется также для символики подчинения власти вожа­ка. А вот у самок человека, напротив, стро­ение половых органов приспособ­лено к вентро-вентра­льной по­зи­ции соития. Почему?

Никто еще на этот вопрос не ответил, да и не пытался ответить в виду его малой значимости, побочности. А вот мы на основе нашей реконструкции событий вполне можем объяснить, "пришить к делу" и эту малую улику. Дело в том, что для единства племени в полдень Дня Пятого строго необхо­дим ра­вный "священный брак", публичное соитие двух вождей, жреца и жрицы. Это символическое соитие никак не могло быть вентро-дорсальным, поскольку таковое было символом власти вожака над самкой, а значит "земной", мужской части стаи над "водной", женской. Соответственно, для ут­верждения символического равенства русалки должны сначала изобрести, а затем обучить самцов новому, человеческому способу соития "лицом к лицу".

Обучение это, как и всегда ранее, происходило путем генетического наследования стереотипов поведения сыновьями русалок с последующей актуализацией во время ночных оргий. Что каса­ется изобретения нового способа, то и здесь разгадка проста. Она вытекает из базовых инстинктов стаи приматов после изоляции девственниц и замены вожака Ар­тефактом. Даже в исходной стае самки-фаворитки, окружающие вожака, имеют равный статус. Естес­твенно, что "девы" в своих ритуальных играх также сохраняли равенство по отношению к Артефакту. Далее здо­ро­вая фантазия вполне спо­со­бна дорисовать вентро-вентральное сближение двух жриц с Артефактом.

Впрочем, не обязательно использовать примеры из сексуальной сферы. Есть не менее убе­ди­те­льный пример очень устойчивого побочного стереотипа социального поведения, который в совре­мен­ных условиях совершенно необъясним. Лет сто назад еще можно было обосновать заботой о про­пи­та­нии неудержимое стремление значительной части мужчин поехать на рыбалку. Причем замечательно отно­шение к рыбалке как священному ритуалу, необходимому для самоутверждения. Женщины, по всей видимости, и так уверены в своей власти над большими рыбами. А мужчинам нужно это снова и снова доказывать. Нет ли здесь связи с мифом о Персее и архетипической программой поведения, ко­торая сложилась в полдень Дня Пятого?

Впрочем, пора уже переходить и к Дню Шестому Творения. Даже из кра­т­кого обзора в Кни­ге Бытия видно, насколько сложнее процесс и сколь важны со­бытия антропо­ге­неза на шестом эта­пе. На­чнем с того, что сотворение "скотов, и гадов, и зверей зе­мных" занимает лишь утреннюю ча­сть Дня Шестого. Сравним с созданием вод­ных и небесных тварей, занявшим весь предыдущий День. При этом речь идет о биб­лей­с­ких символах, которые порождены "землей", а не "водой".

Символика Божьего повеления "да произведет земля" нам уже понятна. Речь идет о стере­оти­пах поведения, которые после мистерии "священ­ного брака" стали частью общей веры, священ­ным ритуалом. Напомним, что на пре­ды­ду­щем, пятом этапе русалки изобрели такую про­г­рамму действий, как охота с последующим приручением крупных птиц. Священный ритуал приманивания птиц навер­няка развивался и в дальнейшем. Но по мере экс­пан­сии обновленного вида чело­века, принявшего уже современный физический облик, часть дочерних племен должна встре­титься с новыми угрозами, бо­лее серьезными, чем "уче­бная" угроза братьев-птиц священным сестрам-змеям.

Теперь в случае угрозы жизни уже не змеям, но и самим людям, включается прог­ра­мма дейст­вий, изобретенная при защите змей от птиц. Включаются сте­ре­отипы охоты и подражания инстин­к­там сильного хищника – обучения его стилю добывания пи­щи, и затем – попытки приручить врага на добытую приманку. Ставший частью свя­щенной веры стереотип амбивалентного отношения к враж­дебным про­явлениям природной среды будет мощным инструментом адаптации человека к любым экологическим нишам, механизмом уста­новления господства над всеми животными. Из бессоз­нате­ль­ного следования заповеди "возлюбить врага" рождается благословление: "плоди­тесь и размножай­тесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими… и над пти­цами небесными, … и над всяким животным, пресмыкающимся по земле" /Быт 1,28/.

При этом совсем неверной будет интерпретация утренних событий Дня Ше­с­того как стрем­ле­ние новых людей охотиться на животных ради пищи. Напротив, как раз этого мо­ти­ва не было, а был тот же главный мотив, что и у русалок на пятом этапе – эмансипация, стремление стать равными и превратить врага в родственника. Этот стереотип поведения объясняет формирование "тотемов" и будущей родо­пле­менной структуры человечества. И лишь в подражание птицам и хищникам чело­век пробует ритуальное поедание сначала рыбы, а теперь мяса.

Еще одна загадка человеческой Предыстории – наскальная живопись, изоб­ра­жающая охоту. Можно ли объяснить этот феномен в рамках нашей гипотезы? Вполне. Стре­м­ление к эмансипации не имеет границ, если помножено на психологическое состояние веры. Но физи­ческие силы и умения на каждом уровне развития имеют пределы. Подражать самым сильным хищникам в охоте на самых крупных копытных первочеловек пока не мог, лишь наблюдая эти сцены со стороны. Так что един­ст­венным выходом психической энергии было най­ти подходящий валун или похожее красное пятно на скале, а затем "охотиться на быка" сим­во­ли­чески. Должен пройти долгий период, пока человек най­дет методом проб, ошибок и их твор­че­с­кого осмысления в ви­де языка наскальной живописи, способы охоты и приручения самого кру­пного из своих соперников. По всей видимости, даже со львами отно­шения были не столь слож­ными, раз именно бык будет последним териоморфным символом "зевса" у древних обитателей Сре­диземноморья.

Но при этом в символике Книге Бытия этот важный момент укрощения быка не отражен. Как это объяснить? Только начав­шейся широкой экспансией и связанной с нею родоплеменной диф­фе­ренциацией, означающей фор­мирование разных программ поведения и мыш­ле­ния. Одни пле­мена ос­ваивали саванну и степи, развивая программы при­родной эман­си­па­ции, охоты и при­ру­чения.

Другие племена, происходящие от той же пары потомков "медузы-победительницы" продол­жали двигаться вдоль берегов озер и рек. И в этой части человеческого рода более значимыми стано­вятся стереотипы, связанные с регулярным повторением ритуалов мис­те­рий, подтверждения равен­ства мужского и женского начал, ведущего к формированию не только внешнего единства племени, но и внутреннего, психического единства человека. То есть эта ветвь развития, судьба ко­то­рой от­ра­жена в образах Книги Бытия, пошла по пути гармонизации сложной психической структуры.

Прежде чем реконструировать условия и механизмы такого развития, нужно для на­ча­ла по­нять, о чем идет речь в описании полдня Дня Шестого. Что означают весьма зага­доч­ные ар­хетипи­че­с­кие образы, открытые Моисею: "И сотво­рил Бог человека по об­разу Своему, по образу Бо­жию со­т­во­рил его; мужчину и женщину сотворил их" /Быт. 1,27/.