- Ты слышишь, Руди? Господину Клеменсу объехать Европу, Америку и походя заглянуть в Африку легче, чем нам пробраться через толпы штурмовиков, которые заполнили улицы.
- Нам пора, мама. У меня срочные дела, - пробормотал Руди.
Удалившись с Клеменсом в его кабинет и поговорив с ним, фрау вернулась с сияющим лицом: под заложенные драгоценности она опять получила добрые денежки.
3
Прошло недели две. Клеменсу доложили, что его ждет какая-то старуха. Она требует свидания с главой фирмы.
Клеменс попросил провести женщину в свой рабочий кабинет, расположенный в глубине магазина. Здесь он принимал клиентов, если речь с ними шла о каких-либо щепетильных делах. Кабинет представлял из себя звуконепроницаемую комнату, выходившую в сад единственным окном, забранным солидной решеткой. Была еще дверь, ведущая в сад; плотно пригнанная к дубовым панелям, она не могла быть обнаружена посторонним человеком. Сюда-то и привели женщину, рослую, с пожелтевшим лицом, хранившим в морщинах следы глубоких и тяжелых переживаний. Она была в трауре и в черной наколке, скрывавшей седые волосы. Ей можно было дать лет шестьдесят.
Клеменс вежливо спросил, чем он может служить госпоже.
Женщина едва приметно усмехнулась.
- Ах, нет, господин Клеменс, я вовсе не госпожа. Напротив, тридцать лег отдала своей госпоже, чтобы быть выброшенной, когда мое прежнее проворство безвозвратно ушло.
"Вульгарное начало!" - подумалось Клеменсу.
- Хорошо. Тогда назовите свое имя, чтобы я знал, с кем имею честь разговаривать.
- Меня зовут Луизой, господин Клеменс, Луиза Штамм, с вашего разрешения. Все началось из-за брата… Он… он был коммунистом, видным функционером здесь, в Берлине. Месяца три назад его арестовали, он участвовал в разгоне нацистской демонстрации. И вот он сгинул. Все, что у меня было отложено на черный день, я потратила на взятки кому попало, лишь бы узнать о судьбе брата. Я сочла долгом сообщить моей госпоже о постигшем меня несчастье. Она сказала, чтобы я немедленно покинула ее дом. Я не жалуюсь на фрау, она добрая женщина, хотя и ведет рассеянный образ жизни. Боюсь, что выгнала она меня по настоянию своего сына. Он офицер СС и очень печется о своей карьере. А ведь я выкормила его… Выкормила своим молоком! - Слезы появились в глазах Луизы. - Вот я и осталась без угла и средств. Как-то при мне фрау сказала Руди, что вы очень добрый и отзывчивый человек…
- Вы хотите, чтобы я навел справки о вашем исчезнувшем брате? - тронутый рассказом Луизы, спросил Клеменс.
- Нет, ему уже не помочь. Позавчера я получила извещение о его смерти. Ни слова о том, где он умер и что послужило причиной смерти. Я ничего не понимаю: он был очень здоровым и сильным человеком. Он прожил бы долго, вы бы только видели его! - Снова слеза скатилась по пожелтевшему лицу.
- Тогда я не понимаю, чем могу быть полезен вам. Если деньги… - начал Клеменс, но Луиза не дала ему договорить:
- Избави вас бог думать, будто я пришла попрошайничать. У меня есть драгоценность. Видит бог, я бы не хотела расставаться с ней, но что поделаешь! Завтра мне не на что будет купить хлеба и заплатить за комнату, которую я снимаю.
- Пожалуйста, покажите, - сказал Клеменс, думая, что старуха принесла какую-нибудь безделушку стоимостью в сотню марок. Бедняки, храня такие вещи, думают, что они обогатят их. Старая история!
Луиза, отвернувшись, достала из-за выреза платья платок, завязанный узлом. Там оказалось кольцо. При одном взгляде на него Клеменс определил солидную стоимость этой вещи, если только камень не подделка. Он вынул из стола лупу и долго рассматривал кольцо и огромный бриллиант в чудесной оправе.
- Одну минуту, - сказал он. - Я сейчас вернусь.
Луиза кивнула. Клеменс прошел в лабораторию рядом с кабинетом и пробыл там несколько минут. Вернувшись и отдав кольцо Луизе, он сказал:
- Фрау, оно стоит огромных денег, и я куплю его. Но есть закон, обязательный для всех ювелирных фирм мира: приобретая какую-нибудь уникальную вещь, мы должны, непременно должны знать, как она попала в руки продающего. Поймите меня правильно. Я вовсе не подозреваю вас в чем-то неблаговидном. Но без доказательств того, что это кольцо принадлежит вам, сделка не может состояться.
- Я знаю, - заметила Луиза. - Не вы первый оцениваете кольцо. Я была в двух фирмах. Там мне ответили точно так же.
- Зачем же вы обращались к ним?! - досадливо воскликнул Клеменс. - Я никому и никогда не плачу за покупаемые вещи меньше или больше того, что они стоят, - нахмурившись, добавил он.
- Вот поэтому, отбросив колебания, я в конце концов и пришла к вам. Доказательство того, что кольцо принадлежит мне, я принесла. Вам угодно посмотреть?
- Безусловно.
Луиза вынула из сумки сложенную вчетверо бумагу.
- Если разрешите, я прочитаю…
Клеменс кивнул.
"Дорогая Луиза, примите этот подарок в знак глубокой признательности за спасение жизни нашего мальчика Руди и беззаветное, многолетнее и честное выполнение своих обязанностей". Подписано: фрау фон унд цу Лидеман, доктор Шильдкредт. Заверено у нотариуса. - Луиза передала бумагу Клеменсу.
- Этой бумаги было бы вполне достаточно, - заговорил Клеменс, откладывая дарственную, - если бы я хоть что-нибудь понял из нее. Такой огромной ценности подарок!… Буду откровенен, фрау Луиза. Мне известны не только дела фрау Лидеман, но и ее характер. Я никогда не поверю, что она могла подарить вам вещь стоимостью в семьдесят тысяч марок по меньшей мере.
Луиза покачала головой и усмехнулась.
- Вы правы. Фрау, простите за это слово, мотовка, но ее расточительность не распространяется на слуг. Я подозреваю, что кольцо купил на свои сбережения доктор Шильдкредт, а фрау лишь поставила подпись, что не обошлось ей и в пфенниг.
Клеменс улыбнулся.
- Все сказанное вами еще больше запутывает дело. Почему доктор Шильдкредт вдруг дает кормилице сына фрау Лидеман подарок стоимостью в десятки тысяч марок?
- Могу я думать, что мой рассказ не выйдет за стены этой комнаты? - неуверенно заметила Луиза.
- Фирма строго хранит свои секреты, - с подчеркнутой серьезностью ответил Клеменс. - Мы надежнее любого священника, принимающего исповедь.
- Хорошо. Я постараюсь не отнимать у вас слишком много времени. Дело в том, господин Клеменс, что Руди родился спустя одиннадцать месяцев после того, как умер покойный фон Лидеман. Он был хороший и добрый человек, но… но фрау слишком увлекалась мужчинами. Вот он и пил… И допился до кровоизлияния в мозг. Вероятно, смерть мужа, а может быть, и то, что фон Лидеман промотал почти все свое состояние, сильно подействовало на фрау. Скажу откровенно: Руди не был сыном моего умершего хозяина. В той бумаге истинная правда… Много ночей я провела у постели ребенка, прежде чем вернула его к жизни, едва теплившейся в маленьком синем комочке. Простите!
Слезы снова оросили лицо Луизы, она поспешно вытерла их. Клеменс дал ей воды. Она выпила, помолчала и продолжала рассказ:
- Я выкормила Руди своим молоком. Он рос капризным, очень капризным и взбалмошным. Я частенько ссорилась с доктором Шильдкредтом. Он души не чаял в ребенке, господин Клеменс, тем более что моей госпоже было вовсе не до сына. Она развлекалась… Я не в укор ей…
- Я не совсем понимаю горячей любви доктора Шильдкредта к этому мальчишке, - пожав плечами, заметил Клеменс. - Он что, домашним врачом был?
- Да. Еще при жизни фон Лидермана его пригласили в дом. Он там был своим, совсем своим… Больше, чем своим, - дрогнувшим голосом добавила Луиза
- Фрау и доктор?…
Луиза безмолвно качнула головой.
- В каком доме не случается такого, - словно оправдываясь, сказала она.
- Это ваше подозрение или…
- Доктор Шильдкредт был так добр, так снисходителен к моим слабостям, что я не хотела бы… Поймите меня, господин Клеменс! - Голос Луизы слабел.
- Впрочем, с меня вполне достаточно и того, что вы рассказали, - сдвинув сросшиеся седые и густые брови, медленно проговорил Клеменс. - Еще одно условие… Вы не были бы против того, чтобы повторить ваш рассказ в присутствии моего нотариуса? Он запишет его, а вы подпишетесь, только и всего.
- Но это… Это не повредит фрау?! - испуганно воскликнула Луиза.
- Вы слишком добры, - покачав головой, сказал Клеменс, - слишком добры! Вас выгоняют на улицу, простите, как отслужившую службу собачонку, ваш выкормыш забыл, что вы спасли его жизнь. А вы еще думаете о зле, которое можете причинить этим людям!
- Я христианка, господин Клеменс, - понурив голову, отозвалась Луиза.
- Могу вам дать слово: ваш рассказ и документ… - Клеменс постучал пальцем по дарственной. - Не покинут пределов этой комнаты и вон того сейфа. А в нем, могу сказать по секрету, сотни человеческих судеб.
- Я верю вам.
- И поставим на этом точку. - Клеменс открыл сейф, положил дарственную в большой коричневый пакет с фирменным знаком и какой-то надписью. - Вот, я кладу документ сюда, - сказал он. - Сюда же будет положен ваш рассказ. Кстати, я объясню, зачем он нужен мне. Дело в том, фрау Штамм, что время от времени наши сделки, отчетность и так далее проверяются. Сделка с вами подтверждена документом, который сам по себе ничего не говорит. Если у меня потребуют объяснения, я предъявлю ваш рассказ.
- Значит, все-таки кто-то будет иметь доступ к нему… - упав духом, проговорила Луиза.
- Да, чиновники, обязавшиеся иод присягой хранить свои секреты, как храним их мы.