- Дай сюда! - рявкнул Джек. Он схватил журнал, поднес страницу к свету и впился в нее взглядом.
- "В Эшгроу Коттедж, Хилтон Адмирал, что в Хантсе, супруга капитана Обри, "Боадицея"…. сына…" Черт меня побери! Господи, благослови! Боже, боже! Честное слово, меня словно в ад кинули и взяли обратно… Как обухом по голове! Киллик, Киллик! Бутылку шампанского сюда и доктора позови! Киллик, это тебе, Господь любит нас! - и Джек счастливо захохотал.
Киллик принял пригоршню монет, медленно высыпал их в карман с видом крайней подозрительности, и вышел из каюты, неодобрительно сжав губы.
Джек вскочил со стула, несколько раз прокружился по каюте с тихим счастливым смехом, переполняемый любовью, счастьем и внезапной пронзительной тоской по дому и семье.
- Спасибо, Пуллингс, спасибо от всего сердца!
- Я так и думал, что вы обрадуетесь, сэр, - отозвался Пуллингс. - Мы же знали, и миссис П. и я, как вы хотели мальчика. Девочки - это, конечно, замечательно, но это немножко не то… С ними не хочется быть все время, да и непонятно с ними - что из них получится. А мальчик! Наш пострел, сэр, если только у меня к тому времени будет корабль, выйдет в море сразу, как только оденет штаны.
- Надеюсь, миссис Пуллингс и Джон в добром здравии? - осведомился Джек, но, еще до того, как он получил исчерпывающий ответ, в каюту ввалился Стивен в компании мешка с почтой.
- Стивен, - провозгласил Джек, - Софи родила мальчика!
- Правда? Бедняжка. Но ты, полагаю, теперь успокоишься.
- Ну, - краснея, отозвался Джек, - я никогда и не заикался об этом, ты же знаешь.
Он уже вычислил в уме, что далекое, пока безымянное чудо было зачато в ночь перед его отплытием, и теперь робел и смущался.
- Ну что ж, желаю тебе радости с твоим сыном. Надеюсь, Софи в порядке? Ко всему прочему, - заметил он, глядя, как Джек возится с завязками почтового мешка, - теперь ты не будешь так уж против баронетства?
- Господи, что со мной! - воскликнул Джек. - Первым делом - приказы!
Он бросил мешок, разорвал пакет с адмиральским письмом и тут же обнаружил то, что ожидал: приказ по получении сего с максимальной скоростью проследовать на соединение с эскадрой на или вблизи Родригеса. Он рассмеялся и заметил:
- Может, баронетство когда и придет ко мне, но здесь оно мне точно не светит. Я смещен.
Он вышел на палубу и отдал приказ поднять сигнал о смене эскадренного курса, прочь от Маврикия, а затем другой - сплеснить грота-брас. Глядя на обалделое выражение на физиономии Сеймура, он понизил голос (насколько смог), и сообщил тому, что только что получил известие о рождении сына. Приняв поздравления офицеров с квартердека и заметив искреннюю радость в глазах ближайших матросов, Джек вернулся с Китингом, зазвав того "пропустить стаканчик". Бутылка вскоре опустела, почта была рассортирована, и, отдавая полковнику его пакет, Джек заметил:
- Надеюсь, полковник, что ваши новости будут столь же хороши, как и мои, дабы возместить неприятности. Вы оказались пророком как минимум наполовину, и, боюсь, на Родригесе вас будет ждать генерал, как меня уже ждет адмирал.
С этими словами Джек удалился со своими письмами на кормовую галерею, являвшуюся на корабле его маленьким персональным местом отдыха, оставив пораженного полковника, бледного и трясущегося от негодования.
Незадолго до обеда он вышел с галереи и обнаружил в салоне одинокого Стивена. Пуллингс, узнав о новом курсе эскадры, понял, что с его стороны было бы не худо не спешить с известиями, которые стоили коммодору его планов и славы, теперь уныло торчал на юте у поручней, проклиная себя за неуместное усердие.
- Надеюсь, что и у тебя нашлись хорошие новости, Стивен? - Джек кивнул на кучу распечатанных писем.
- Отчасти, спасибо. Но ничего, что ввергло меня бы в радость, сравнимую с твоей. Ты, братец, разрумянился и аж светишься весь. Расскажи же, как там Софи?
- Пишет, что никогда в жизни не чувствовала себя лучше. И клянется, что роды прошли легко, как письмо в щель ящика. Я знаю, Стивен, что к детям ты относишься примерно как старина Ирод, но…
- Нет-нет. Я вовсе не такой упорный несгибаемый детоненавистник, хотя и разделяю мнение, что большинство детей - совершенно излишни.
- Без детей не будет следующих поколений.
- И оно и к лучшему, если посмотреть, во что мы превратили мир, где им предстоит жить. Сперва волчья стая сверстников, а затем больное, бесчеловечное общество - вот что формирует их. Но бывают, конечно, исключения: воспроизведение таких славных созданий как Софи, и, даже, осмелюсь заметить, как ты сам - безусловно, доброе дело. Но, боюсь, я тебя перебил.
- Да я просто собирался сказать, что, может, тебе бы хотелось послушать, как Софи его описывает. Выходит, что это самый необыкновенный, исключительный ребенок…
Стивен слушал с приличествующим любезным выражением, тем временем запах жареного мяса и лука поплыл на корму, барабан грянул "Сердца из дуба", созывая к обеду кают-компанию. Желудок Стивена к тому времени уже вполне был готов подхватить мелодию - а рассказ о замечательном младенце все продолжался:
- Ты даже представить не можешь, Стивен, как это меняет все будущее мужчины - иметь сына! - возглашал Джек. - Вот теперь мне вполне есть смысл посадить в имении грецкий орех. Да что там, заложу целую плантацию дубов!
- Девочки могли бы собирать грецкие орехи и бегать под дубами. А их внуки - уже срубить их.
- Нет-нет, это совсем другое дело. Сейчас, благодарение Господу, у них есть приданное - и они неизбежно выйдут за каких-нибудь сальных типов с фамилией что-нибудь вроде Снукс… Стивен, согласись, это - совсем другое дело.
Прямо перед пятью склянками Джека прервал приход Пуллингса, все еще не в своей тарелке, и до сих пор кипящего негодованием полковника. Ровно в пять склянок появился Киллик собственной персоной со словами:
- Кушать подано! - и неподражаемым жестом ткнул большим пальцем в сторону столовой, куда и проследовала вся компания.
Пуллингс ел свою баранину молча, без особого аппетита, полковник Китинг, хотя и мог, согласно обычаям, говорить свободно за коммодорским столом, оставался также нем, видимо, боясь спугнуть словами последний малый шанс, на который у него еще оставалась надежда. Стивен предавался размышлениям, хотя время от времени ему удавалось заполнять паузы в потоке бодрого красноречия Джека. Когда, наконец, долгий обед был закончен, выпили, чокаясь, теплого портвейна за короля, миссис Обри и новорожденного Потрясателя Вселенной, и гости удалились проветриться, Стивен сказал Джеку:
- Я даже не могу сказать, чем я больше восхищаюсь: твоему неуемному чадолюбию, или твоему великодушию перед лицом разочарования. Не так еще давно ты бы предпочел, по примеру Нельсона, "приложить подзорную трубу к слепому глазу". Ты бы "не получил" этих приказов и взял Маврикий еще до того, как мистер Берти пронюхал бы, где ты находишься.
- Ну да, я разочарован, я признаю. Сначала, когда я еще месяц назад понял, что задумал адмирал, у меня была мысль пройти западнее. Но это бы не прошло, ты понимаешь. Приказ есть приказ, исключение из этого правила бывает одно на миллион, и это явно не тот случай. Маврикий должен пасть на следующей неделе - кто бы не командовал, и кому бы не досталась слава.
- Китинг настроен отнюдь не так философски.
- Так Китинг и не получал новости, что у него родился сын. Ха-ха, съел, Стивен?
- У Китинга их пятеро, обходятся папаше в копеечку, и, вдобавок, являются постоянным источником неприятностей. Так что известие о рождении шестого вряд ли бы погасило его возмущение, вот если б дочка - другое дело, ее он хочет давно. Странно, странно: данные чувства совершенно не находят отклика в моей душе - сколько я к ней не прислушиваюсь.
Возмущение Китинга вполне разделяли на "Боадицее" и других кораблях эскадры. Общее мнение гласило, что права коммодора грубо попрали, его обжулили и теперь убирают с глаз долой чуть не пинком под зад. Ведь всем было известно, что в гавани Порт-Луи дожидаются два захваченных "купца" Ост-Индской Компании и еще несколько не менее лакомых кусочков. А теперь, после явления на театре военных действий абсолютно ненужных линейного корабля, восьми фрегатов, четырех шлюпов и чуть не двенадцати полных полков "омаров", призовые выплаты придется делить с этими "дармоедами" - и хорошо, если хоть на пару пинт пива хватит.
Возмущение все нарастало, и, к моменту рандеву эскадр на Родригесе, достигло такого накала, что когда грохнул первый выстрел салюта с "Боадицеи" адмиральскому флагу, наводчик ляпнул:
- Эх старина, жаль, что оно не было заряжено картечью! - а рядом стоящий офицер не приструнил его.
С последним выстрелом салюта, и до того, как раздался ответ с адмиральского корабля, Джек распорядился:
- Спустить вымпел. Мой катер - на воду.
Уйдя в каюту снова простым пост-капитаном, он распорядился подать бриджи, шляпу с кокардой и мундир первого срока, дабы предстать перед адмиралом. Тяжело было пережить спуск своего вымпела, но его нельзя было оставлять в виду адмиральского флага без специального на то указания, но и уйдя вниз, Джек не обрел покоя. Чувство несправедливости происходящего жгло Киллика, подогреваемое дополнительной порцией грога, выданного экипажу, и, наконец, излилось на главную жертву. Своим самым сварливым тоном он заявил: