- Братские могилы, матросики здесь лежат. Наверное, сотнями, а то и тысячами, - прошептал Володя. - А ведь они бы и до сих пор могли жить, - добавил он, и мысль о собственной смерти, еще неведомая его молодому сознанию, шевельнулась в душе.
Подул легкий горячий ветерок.
- Тише, - сказал Андрей, - слушай!
В воздухе пронесся тихий протяжный заунывный звук, то усиливающийся, то почти замолкавший, когда ветер стихал.
- Что это? - спросил с суеверным ужасом Владимир, крестясь. - Как будто души убитых поют!
- Это бомбы, - объяснил Андрей, не менее взволнованный, - ветер попадает внутрь и поет. Представляешь, как жутко здесь в ветреный зимний вечер!
…Вернувшись, они узнали, что окраска "Весты" закончена, утром она будет спущена на воду и к подъему флага все должны быть на борту. Чернов сообщил:
- Завтра берем уголь, а послезавтра на заре выходим в крейсерство. Цель его известна только командиру "Ливадии", капитану 1-го ранга Кроуну. Он старший по чину и, значит, будет командующим нашего отряда. А знаете ли, что минные офицеры получили катера? Они называются "Птичка" и "Пташка". Перелешин-младший и Жеребко-Ротмистренко сегодня целый день на них упражняются - бочки в гавани шестами атакуют. Конечно, без мин.
Глава шестая. В поисках врага
Володя проснулся в семь утра и, умывшись, сразу выбежал на палубу, ожидая, что увидит открытое море. Но "Веста", как и вчера вечером, тихо покачивалась у таможенной пристани. Отплытие почему-то откладывалось. За завтраком в кают-компании офицеры засыпали вопросами Владимира Платоновича Перелешина. Старший офицер ответил, что, насколько он может судить о намерениях командира эскадры, в которую входит "Веста", Кроун считает неудобным покидать порт в воскресное утро, хотя, возможно, есть и другие, сугубо военные причины.
В этот день, как обычно по воскресеньям, Баранова пригласили обедать в кают-компании, но и он знал только, что выход перенесен на семь вечера. В пять стали поднимать пары, в семь "Ливадия" отдала швартовы и двинулась к выходу из бухты. Следом пошел "Константин", за ним "Владимир" и, наконец, "Веста".
Миновав Константиновский форт, пошли кильватерной колонной прямо на большое, красное, садящееся в море солнце.
На траверзе Херсонесского маяка на одиноком флагштоке "Ливадии" взвился сигнал. Командующий эскадрой требовал к себе командиров. На "Весте" застопорили машину, спустили вельбот, и отборные гребцы взрыли лакированными веслами спокойно колышущуюся воду. На палубе "Весты" с удовлетворением отметили, что вельбот с их командиром отвалил от борта раньше, чем с "Константина" и "Владимира".
В бинокли было видно, как капитан "Ливадии" встретил у трапа прибывших офицеров и увел к себе в каюту.
- Пошли вскрывать запечатанный пакет с секретным приказом Аркаса, - уверенно провозгласил Перелешин-младший. Все и так это знали. Началось напряженное ожидание. Часть офицеров высказывалась за крейсерство вдоль побережья, но старший офицер резонно заметил:
- Нет, господа, тогда бы такую скрытность не разводили. Наверняка имеется определенный порт, на который мы должны напасть.
Ожидание длилось, впрочем, недолго. Через полчаса все три вельбота отвалили от борта "Ливадии" и пошли к своим кораблям. Баранов поднялся по трапу и обратился к офицерам.
- Господа, нам приказано произвести минную атаку на порт Пендерекли на Анатолийском побережье. Главный командир Черноморского флота имеет сведения о том, что на его рейде находятся броненосцы Гобарта-паши. Так как у "Константина" минных катеров вдвое больше, чем у нас, и есть большой опыт таких вылазок, то руководство атакой командир эскадры возложил на лейтенанта Макарова. Завтра он пришлет свою инструкцию.
Настала ночь, первая ночь "Весты" в боевом походе. Корабли шли с потушенными огнями, только тускло мерцала лампочка у нактоуза. Через каждый час "Ливадия" показывала свое место троекратным миганием фонаря, на что "Владимир" мигал два раза, "Константин" четыре, а "Веста" - пять. Утро застало суда отряда в пределах видимости друг друга. Бдительность удвоили - на салинги послали сигнальщиков. По примеру "Ливадии" снизили ход до восьми узлов, чтобы подойти к Анатолийскому берегу в сумерках.
С последними лучами солнца на горизонте в расстоянии около 30 миль открылся мыс Баба в виде двух вершин, из которых левая была выше правой. За ним, к югу, простирался залив Пендерекли, или, как его называли турки, Эрегли. По его берегу (это знали на русских судах, но не видели) раскинулся городок Эрегли, древняя Гераклея Понтийская, выходцы из которой основали в пятом веке до нашей эры город Херсонес у современного Севастополя.
Корабли застопорили машины и легли в дрейф. Быстро спускались сумерки, легкий бриз покачивал "Весту". Из труб катеров уже шел дым, пары были подняты, в котлы подали горячую воду из машины, по сигналу с "Константина" катера осторожно, но быстро спустили на воду, Баранов пожал руки Перелешину и Жеребко-Ротмистренко, проводил до трапа, сказал с чувством:
- Надеюсь, что в первой атаке катера "Весты" будут не хуже, чем с "Константина". С богом, друзья!
У Володи отход катеров вызвал волнующее, щемящее чувство восторга, красоты сцены и сожаления, что он остается в безопасности на борту "Весты". Безбрежное, темное, волнующееся море, крошечные, по сравнению с "Вестой", корпуса катеров, бесшумно отошедших от парохода… Еще было видно, как они у борта "Константина" образовали две колонны, саженях в 25 одна от другой, и растворились в ночи.
"Владимир" ушел - ему надо было пройти вдоль берега несколько миль к западу и одновременно настолько приблизится к рейду, чтобы оттуда сразу заметили его огни и кинулись в погоню.
"Ливадия" и "Веста", пользуясь темнотой, тоже подошли ближе к берегу. Появились редкие огни Эрегли, цепочкой раскинувшиеся вдоль залива. Застопорили машины и стали ждать, напряженно глядя во мрак.
Прошло полчаса… час… полтора… Все было тихо, даже бриз стих, и уже не слышно было пения снастей, на берегу один за другим гасли огни города. В порту не было ни суматохи, ни стрельбы, ни взрывов - полная, ничем не нарушаемая тишина. Между "Вестой" и берегом замигал огонь четыре раза - сигнал первого отряда. Правее промигали пять раз - сигнал второго.
- Возвращаются, и не по одному, как после атаки, а по-прежнему в строю, - прошептал Андрей Владимиру.
- Показать огни, - скомандовал вахтенный офицер.
На мостике пять раз вспыхнул и потух фонарь, в кабельтове от них загорелись и погасли огни "Ливадии" и "Константина". Вскоре из мрака возникли "Птичка" и "Пташка", стали по бортам "Весты".
Первым на палубу поднялся Перелешин.
- Прогулялись! - зло сказал он. - И это называется шпионаж! На рейде никого, под берегом - рыбачьи фелюги и бриги.
Все были разочарованы, только старший офицер, желая утешить брата, рассудительно заметил:
- Не огорчайтесь, господа, вы не нашли броненосцы, но приобрели опыт. Далеко не каждая минная атака может быть успешной при современном несовершенстве наших средств и оружия.
Минные офицеры, которые уже побывали на борту "Ливадии" и доложили о неудаче, передали Баранову приказание командира отряда взять курс на Сулин, куда, возможно, перешли броненосцы из Пендерекли. Тотчас была дана команда включить паровые лебедки и приступить к подъему катеров. Не так быстро, как обычно на "Константине", но все же за десять минут катера установили на боканцах. С их днищ на палубу лилась вода и с журчанием сбегала в шпигаты.
Владимир, обязанности которого в качестве ординарца Баранова окончились с отбоем боевой тревоги, отправился спать, а Андрей заступил на вахту с 12 до четырех часов. Баранов спустился к себе в каюту, велев разбудить при первом подозрительном огне в море или каком-нибудь сигнале с "Ливадии".
Весь следующий день отряд шел в том же порядке с предельной скоростью. Стремились попасть к Сулину в сумерках, но еще засветло, чтобы успеть сначала осмотреть рейд, а потом уже атаковать его катерами. Кочегары и машинисты, очумев от жары, время от времени выбегали на палубу, где их обливали забортной водой. Володя старался не попадаться на глаза Баранову - боялся, что пошлет в машину.
Но Баранову было не до этого. Вместе со старшим офицером он весь день провел на мостике, разглядывая горизонт. То же делал и сигнальщик на салинге, но горизонт был чист. Ни одного дымка, ни одного паруса не было на нем. Эскадра шла напрямик, вдали от берегов, а торговые суда турок, если и решались выйти из своих портов, то далеко в море не заходили, считая, что лучше обогнуть все Черное море по периметру, чем встретиться с русскими крейсерами.
Берег у Сулинского гирла, главного и наиболее глубокого из рукавов устья Дуная, - это очень низкий песчаный пляж без какой-либо растительности. Поэтому штурман сказал Баранову, что признаком приближения к нему может служить увеличивающаяся мутность воды. Предупрежденный сигнальщик на салинге под вечер донес, что видит мутную воду и на горизонте гору. В бинокли установили, что это пятивершинная возвышенность Беш-Тепе, находящаяся далеко в глубине Румелийского побережья.
Теперь было решено действовать иначе, чем в Пендерекли. "Константин", "Веста" и "Владимир" легли в дрейф, а "Ливадия", как самая быстроходная и лишенная далеко видного рангоута, с заходом солнца приблизилась к Сулинскому рейду. Он был пуст. В порту, занимающем три мили вверх по Сулинскому рукаву, можно было с трудом различить какое-то движение, но это, очевидно, перемещались речные корабли. Посылать из-за них катера было бессмысленно. Срок крейсерства истекал, решили вернуться в Одессу.