Грундвиг мог сколько угодно говорить в этом тоне: герцог все равно не обращал внимания на жалобы своего старого слуги, горе которого было тем сильнее, что он завидовал своему товарищу Гуттору. Оба они не расставались с молодыми барчатами с самой их колыбели и были очень любимы ими. Когда молодые люди были на службе во Франции, Гуттор и Грундвиг находились безотлучно при них.
С некоторых пор Гаральд приказал Грундвигу наблюдать за Эдмундом и Олафом, чтобы они не подвергали себя так часто опасности. Молодым людям это не понравилось. Почтительные увещевания Грундвига надоели им, и они стали скрывать от него свои поездки по морю в дурную погоду. Гуттор, напротив, постоянно был с ними.
Покуда Грундвиг произносил свои жалобы, старый герцог бормотал про себя с гордостью.
- Да, сейчас видно потомков древних викингов, которые царствовали здесь много веков. С ними случится лишь то, что угодно Богу: никто своей судьбы не избежит…
Последние слова Грундвига он, однако, расслышал.
- Я не могу, - возразил он, - запретить моим сыновьям эти поездки по морю, потому что если я приказываю, то всякий должен повиноваться. - При этих словах лицо герцога приняло суровое выражение.
- Да и, наконец, я вовсе не против того, чтобы они упражняли в себе энергию духа и тела: ничто так не закаляет человека, как борьба с морем. Мне бы только хотелось, чтобы они вели себя поосторожнее и без надобности не рисковали бы жизнью… Тебе, Грундвиг, мои планы известны; ты знаешь, какую роль призваны играть эти благородные принцы. Приближается время, когда от них потребуются и смелость, и энергия. Мне именно и хотелось всегда, чтобы эти качества в них как можно больше развивались. Поэтому я возвращаю тебе свободу действий.
Сопровождай их всюду - и в море, и в степь, руководи ими, умеряй их пыл и постарайся, чтобы семье нашей не пришлось опять надеть траур. Помимо той высокой участи, которая их ожидает, попомни, что отец их двадцать два года оплакивает своего малютку сына и не перенесет новой потери.
- Никогда я не верил в смерть вашего сына, ваша светлость, - возразил Грундвиг, качая головой.
- Ты опять за старые бредни?
- Нет, ваша светлость, это не бредни… Надод плавал, как рыба, в тот день море было совершенно спокойно. Никогда бы не дал он дитяти утонуть и уж, во всяком случае, выловил бы его труп. Извольте также припомнить, что у входа в фиорд видели тогда какой-то чужой корабль.
- Ну, да, я знаю, ты ведь сочинил по этому поводу целый роман. Но я помню только, что Нада допрашивали и его родители, и я сам. Ему было обещано прощение и даже огромная награда, а между тем он твердил свое: мальчик упал в воду и пошел ко дну, я не успел его поймать. Почему бы ему не сказать правду?.. Может быть, я наказал его слишком строго, но ведь ему запрещено было брать Фредерика в море… Я и мать чуть с ума не сошли тогда от горя… Не будем больше об этом говорить, Грундвиг: старая рана и до сих пор у меня не зажила и болит при малейшем прикосновении.
- Извините меня, ваша светлость, но я никогда не перестану так думать
- до самой смерти. Вот уже двадцать два года я ищу по всему свету, ищу всякий раз, когда получаю от вашей светлости отпуск, и буду это делать до последнего вздоха. Верьте мне, ваша светлость, это последнее мое слово, и я, из уважения к вам, никогда больше говорить не буду, - но я убежден, что Надод отправился за наградой, потому что многим было выгодно уничтожить мужское потомство герцогов Норрландских. Разве теперяшняя шведская династия может забыть, что вы происходите от древних королей и что на сейме голштинская партия одержала верх над биорнской всего только большинством пяти голосов?.. Нет, ваша светлость, как вам угодно, но мальчика украли и воспитали где-нибудь в низкой доле, надеясь, что его никогда не отыщут… Но только ведь у него есть на груди ваш биорнский знак…
- Если бы твои предположения были хоть сколько-нибудь основательны, - перебил герцог, - то ведь и после того, наверное, делались бы попытки украсть и прочих моих сыновей…
- А вы разве уверены, ваша светлость, что таких попыток не было?
- Ты что-нибудь знаешь такое, чего мне не говорил, - сказал герцог, вдруг побледнев, как мертвец.
- Спросите, сударь, у Гуттора, - отвечал зловещим тоном слуга. - Вода фиорда не возвращает шпионов, которых в нее бросают.
Герцог вздрогнул.
Тем временем буря усилилась. Сделалось еще темнее. Ночь наступила окончательно. Вдали слышен был рев моря.
- Какая ужасная ночь! - вздохнул герцог. - Как только вспомню, что они отправились на самом легком из наших кораблей!..
- Это очень хорошо, ваша светлость, что на самом легком, - заметил Грундвиг. - "Сусанна", как пробка, может легко взлететь на самую высокую волну и безопасно спуститься. Кроме того, ваша светлость, не извольте думать, что ваши сыновья пустятся в плавание при такой погоде: они слишком для этого хорошие моряки. Наверное, они укрылись в каком-нибудь фиорде.
- Дай Бог, Грундвиг, дай-то Бог!
Вдруг Черный герцог вздрогнул: ему послышался вдали как бы слабый звук рога.
Что это такое? Сигнал или просьба о помощи?
Герцог прислушался. Тот же звук послышался опять несколько раз, но хорошо расслышать еще нельзя было.
- Это, должно быть, пастух, сзывающий рассеянное бурею стадо, - заметил Грундвиг.
- Нет, вернее, это кто-нибудь погибает в скоге, - возразил герцог, подумав несколько минут. - Слышишь, звук не делается ни тише, ни громче. Это значит, что кто-то не решается идти ни вперед, ни назад.
Вдруг раздался выстрел, за ним сейчас же другой. Потом все стихло.
На этот раз сомневаться было нельзя. Очевидно, в степи кто-то погибал и звал отчаянно на помощь.
- Скорее на коня, Грундвиг! Вели Гуттору взять четверых вооруженных людей и ехать с нами.
Меньше чем через три минуты Гаральд и его свита, пригнувшись к шеям своих коней, чтобы представлять как можно меньше сопротивления ветру, мчались в ту сторону, откуда слышались сигналы.
Ночь была так темна, что впереди ничего нельзя было разглядеть, и только благодаря привычным к степи лошадям всадники могли совершить подобную экспедицию. Благородные кони, воспитанные в приволье скога, быстро неслись по густой степной траве, как по самой гладкой дороге.
Всадники вскоре услыхали радостный крик и увидали высокого человека, который стоял возле своей лошади и тщетно старался успокоить ее, так как она испуганно билась.
Грундвиг сейчас же узнал того таинственного незнакомца, который в последнее время несколько раз появлялся на короткое время в Розольфсе.
Увидав его, Черный герцог сделал ему чуть заметный знак и, быстро повернувшись к свите, произнес своим отрывистым, повелительным голосом:
- Гуттор, поезжай домой со своими людьми. Мне вы больше не нужны.
Конвой моментально повернул коней и скрылся в ночной темноте.
- Черт возьми! - сказал незнакомец, узнав Гаральда и Грундвига. - Вы поспели очень кстати, хотя чуть-чуть не опоздали… Вот, посмотрите.
При свете фонаря, который они с собой захватили, Гаральд и Грундвиг увидали в нескольких шагах от себя громаднейший экземпляр пещерного медведя, которые изредка попадаются в Северной Норвегии и Швеции до сих пор. Он лежал в луже дымящейся крови, и, очевидно, только что издох.
- Ловкий удар! - сказал Гаральд, рассматривая кинжал, вонзенный по самую рукоятку в грудь зверя. - Вы счастливо отделались: ведь эти медведи необыкновенно свирепы и сильны.
- Я рассчитывал приехать в замок еще засветло, - продолжал незнакомец,
- но меня застигла буря, и я заблудился в степи, время от времени подавая сигналы рогом в надежде, что из замка их услышат. Вдруг лошадь моя остановилась и, как я ее ни понукал, ни за что не хотела идти. В темноте я услыхал глухое рычание и понял, в чем дело. Моментально я спрыгнул на землю, зажав в руке свой широкий норвежский кинжал. Увидав прямо перед собой темную массу, я отпрыгнул в сторону и всадил медведю кинжал в самую грудь. Зверь упал, и я добил его двумя выстрелами из пистолета.
- Узнаю молодца Анкарстрема!
- По совести говоря, герцог, я не заслуживаю похвалы. Ведь что же мне было больше делать? Отступать нельзя было, приходилось защищать свою жизнь волей-неволей. Мне даже раздумывать не было времени: все кончилось в какие-нибудь две секунды.
- Вот этому-то хладнокровию и этой находчивости я и радуюсь в тебе, Анкарстрем. Ты человек незаменимый… Какие новости ты мне привез?
- Очень важные, герцог… Можно ли говорить?
- В степи никого нет, услыхать некому.
- Но мы не одни.
- Это мой верный Грундвиг. От него у меня секретов нет.
- Мера переполнилась, герцог. Время действовать наступило. Народ изнемог под тяжестью налогов и не хочет их платить. Не довольствуясь попранием дворянских привилегий, Немец, занимающий трон Биорнов и Ваза, распустил дворянский гвардейский полк, которым командовал ваш зять граф Горн. До той минуты граф был в числе нерешительных, но теперь примкнул к национальной лиге.
- Не может быть!
- Я вам привез доказательство.
- А как армия?
- Армия ждет только сигнала…
- Ваша светлость, - вмешался Грундвиг, - не разговаривайте здесь, послушайтесь старого слуги! Есть вещи, которых не следует доверять даже ветру, дующему в степи. Вспомните Сверра и Эйстена, умерших на эшафоте… Вспомните вашего родителя, павшего под ножом неизвестного убийцы!
- Ну, кто отважится прийти в ског в такую ночь? - отвечал Черный герцог. - Слышишь, какой вой там вдали? Это волки. Они растерзают всякого шпиона, который осмелится забраться в ског. Они - самые надежные охранители Розольфского замка.