- Вот и поразмысли хорошенько, может, еще кого вспомнишь. И держи их на уме, пока при себе…
Мимо разговаривающих проходит высокий, изможденный узник. В руках у него какие-то детали, которые он несет к своему станку. Глянув на фрезеровщика и строгальщика, он на ходу, скороговоркой сообщает:
- Осторожнее разговаривайте. Сейчас только что эсэсовцы убили каменотеса. Паренька в синем берете… Тоже разговаривал.
Строгальщик широко открытыми глазами смотрит вслед прошедшему, шепчет:
- В синем берете?.. Колю?!.
Солнце скатилось за горы. Медленно цепляясь за сучья кустов, оставляя белые клочья на проволоке, в лагерь заползает туман. Около одного из бараков прогуливается Кленов. Когда он проходит мимо дверей, над которыми, покачиваясь на ветру, мигает лампочка, свет падает на его лицо. И на лбу четко выступает красная цифра три. Смывать ее запрещено в течение двух суток.
Арестантская одежда на Кленове аккуратно подогнана. Этим он слегка выделяется среди заключенных. Кленов ходит, озабоченно посматривая на переулочек. Брови его сдвинуты, в глазах напряженное ожидание. В сумраке появляется высокий Новодаров. Кленов взволнованно шагает навстречу, тихо говорит:
- Товарищ майор, уже думал, вы не придете.
Новодаров жмет его руку:
- Знаешь, я теперь в новом бараке. Надо было осмотреться, люди незнакомые.
- Перевели?
- Да. Часа два назад.
- Почему?
- Откуда ж мы знаем, - пожимает плечами Новодаров. - Кроме того, я - заложник. Может быть, хотят куда-то отправить, вот и сортируют… - Он кладет широкую ладонь на плечо Кленова: - Ну а у тебя что?..
- Генрих ждет вестей.
- Вести разные. - Новодаров берет Кленова под руку. Они медленно идут по переулочку между бараками.
- Опусти руку в мой карман, да смотри, не обожгись,- говорит Новодаров.
Кленов опускает руку в его карман и, дотронувшись до пистолета, удивленно поднимает глаза.
- Пойдем на "проспект", - смеется Новодаров.- Там все-таки меньше подозрений… Удивляешься, откуда эта штука? Н-да… Здесь ее достать можно лишь… - Он медлит, потом спрашивает с усмешкой: - Не понимаешь, в каком случае?
Кленов с недоумением смотрит на Новодарова. Лицо майора становится суровым.
- Я говорю, надо отнять у того, кто имеет!
- А-а! - вскрикивает ошеломленный Кленов.
- Тихо! - Новодаров прикладывает к его губам пальцы. - В двух словах скажу, как было.
Уже совсем стемнело. Над лагерем маячат черные трубы крематория. Они выбрасывают багровые языки огня.
"Проспект" ярко освещен. На сто метров в длину тянется густая проволочная сеть. На проволоке цепочка красных вперемежку с белыми электрических лампочек. Свет от них падает на асфальтированную панель, по которой ходят заключенные. В гладком влажном асфальте шеренга ламп отражается, как в зеркале.
По "проспекту" разгуливают преимущественно аристократы лагеря: капо, блоковые старосты, кухонные работники. У них свои дела: разработка комбинаций по добыванию продуктов и табака. Здесь они мало обращают внимания на рядовых каторжан, редко придираются к ним.
Глядя на мокрый асфальт, Кленов вздыхает:
- Зажмурить бы глаза и вдруг оказаться на Невском… Что можно за это отдать? Все! Кроме жизни… А как хочется жить.
- В моей части служил один ленинградец, твой земляк. Кажется, жил он на бульваре… Профсоюзов.
- Профсоюзов?! - восклицает Кленов и взволнованно продолжает: - Тихий, зеленый бульвар. Там мой дом. - Он останавливается и, закрыв рукой глаза, старается представить себе бульвар, дом, жену и маленькую дочку.,. Вот они идут по бульвару… Июль. Ветерок колышет над головой зеленую листву. "Пап, а ты надолго уезжаешь?" - "Глупышка, наш папа уходит на войну". - "На войну? А это интересно? Как в кино?"
- Иди к Генриху. Надо ночью собраться, - говорит Новодаров.
- Хорошо.
Новодаров смотрит на взволнованного, растерянного товарища, вздохнув, предлагает:
- Может, выпьем по кружечке пивка?
Кленов радостно кивает:
- Я как раз об этом подумал!
Они подходят к углу синего барака. Один прислоняется плечом к одной стене, другой - к другой стене. Их разделяет угол. Кленов щелкает пальцем по стенке барака…
- Хозяйка! Две кружки пива, пожалуйста.
Новодаров, зажмурясь, добавляет:
- По нашей традиции - ему большую, мне маленькую…- Помедлив, машет рукой. - А, впрочем, налейте мне большую. Сегодня был тяжелый день!
Кленов с застывшей улыбкой смотрит в сумерки, вздыхает.
- Н-да… Очень трудный день был у тебя, товарищ майор… А жить очень хочется!
Так они долго стоят, грустно улыбаются, каждый думает о своем.
В это время на "проспекте" назревает драка.
Два капо спорят, зло наступая друг на друга. У одного крючковатый нос и толстые губы. У другого сильно выпячена нижняя челюсть.
- Украл, не я. Хельмут украл.
- Врешь, сука!
- Клянусь пуговицей моего деда! Но, если бы украл я, - это все равно, что Хельмут. Ты же знаешь, Орлан, что Хельмут и я - одно целое. Живем-то на пару!
Грубый смех прерывает глухой удар в подбородок. Мелькает блеск стали. Тишину "проспекта" разрывает протяжный стон упавшего капо. Со звоном падает на асфальт нож. Один из дравшихся бросается в темный переулок между бараков.
Новодаров и Кленов с минуту растерянно смотрят друг на друга, затем торопливо уходят от "пивного ларька" к своим баракам.
В переулке они расстаются.
- Вот их удел!:. Можно подумать, что вся Германия из таких и из эсэсовцев! - говорит Кленов.
- А Генрих?
- Да, конечно, Генрих - это другая Германия,- признается Кленов.
- Итак, жду! - уходя, бросает Новодаров.
- Есть! - по-военному, но тихо отвечает Кленов.
В кабинете Штофхена Макс и один из главных сатрапов коменданта - тучный Штрайтвизер. Адель осталась за дверьми. Ей не все дозволено знать. Она ведь только "руки" адъютанта.
Включив радиоприемник, комендант кивает Максу:
- Докладывайте.
Вытянувшись и выпятив грудь с орденами, безрукий рапортует:
- Штурмбанфюрер! Исчезновение коммандофюрера Мусса остается, к сожалению, тайной!
- О аб меньш! - презрительно цедит сквозь зубы Штофхен и переводит взгляд на Штрайтвизера: - Ваш доклад!
- Я проверил все личные вещи и документы пропавшего Мусса. Все на месте. Никаких следов дезертирства… Я знаком с Эрихом Муссом очень хорошо.
Штофхен мрачно поворачивает голову к Максу:
- Что вы еще имеете?
- Все ваши распоряжения, герр штурмбанфюрер, выполнены.
- Чепуха! - гневно восклицает комендант. - Вы принесли приемник, я включил и… что вы думаете?..
Макс испуганно замер.
- Я услышал голос Москвы, - усмехается Штофхен. - Понимаете теперь? А вы говорите, все распоряжения выполнены.
Комендант делает знак, чтобы Макс и Штрайтвизер вышли. Оставшись один, снимает трубку черного телефона.
- Шульц!.. Меченых номерами "три" приготовить к отправке под "теплый дождь". Сведения послать в блоки в полночь. Радиотехника Лемке допросить и присоединить к меченым номерами "три". Заложника майора Новодарова и трех англичан перевели?.. Приготовьте их к "особой" эвакуации.
Отдав распоряжения, Штофхен включает приемник. Потом нажимает кнопку - черный ковер на стене сдвигается в сторону. Под ним - географическая карта. Крупным планом обозначен концлагерь. С востока и с запада к лагерю направлены красные стрелы. Штофхен угрюмо смотрит на карту, затем нажимает кнопку, бархатный ковер с вышитым на нем черепом и буквами СС встает на свое место. Штофхен еще несколько минут слушает радиопередачу, потом резко выключает приемник и снимает трубку с белого аппарата:
- Макс!.. Напомните всем: через пятнадцать минут совещание. Без опозданий!
Офицеры собрались вовремя и, в ожидании коменданта, ведут себя вольно. Развалясь, закинув ногу на ногу, беспрерывно курят, сбрасывая пепел сигарет на красный плюш диванов, беззлобно переругиваются, сплетничают, перебирают старые солдатские анекдоты. Штофхена в кабинете нет. Но вот он входит:
- Ахтунг!
Офицеры вскакивают, вытягиваются. Сигареты брошены, дымят в пепельнице.
- Хайль! - бросает Штофхен, вытянув руку.
- Хайль!
- Садитесь.
Все усаживаются.
- Кто слушал последние сообщения? - спрашивает Штофхен.
Один из эсэсовцев, худой, длинный, глядя исподлобья, отвечает за всех:
- О том, что на улицах Берлина идут бои, знает каждый.
Штофхен, выпрямляясь, обводит собравшихся взглядом, затем бесстрастно сообщает:
- На улицах Берлина спокойно.
Лицо длинного эсэсовца кривится в усмешке: "Знаем, мол, опять врешь".
- На улицах Берлина бои кончились, - уже глухим голосом повторяет Штофхен. - Берлин пал.
Эсэсовцы, вскинув головы, смотрят друг на друга.
Кое-кто зашевелился, поднимаясь.
- Сидеть! - рявкает комендант. - Тихо!
Он нажимает кнопку, черный ковер сдвигается в сторону.
- Наше положение чрезвычайно сложно, - взяв указку, подходит к карте Штофхен. - Захватив Пассау, американцы подошли к Линцу. В Вене уже давно хозяйничают большевики. Наш лагерь еще управляется войсками фюрера. Здесь сосредоточено пять тысяч заключенных. Сегодня русские от нас вдвое дальше американцев. Против большевиков брошено все. Несмотря на это, они идут. Ночью пал Мельк…
Один из офицеров дрожащей рукой достает сигарету, закуривает. Но никто не обращает внимания, хотя это чрезвычайное нарушение дисциплины. Комендант тоже, кажется, не замечает нарушения.
Курящий мрачно усмехается: