- Что поделаешь! Если человек не боится смерти, а, напротив, имеет основания, реальные или мнимые, желать ее, то скажите, чего после этого он может страшиться? Но повторяю, возможно, что привидения, которые вообще-то очень осведомлены, как раз этого и не знают. Однако им известно, что та или иная обстановка, все, что мы видим и слышим, усиливает или уменьшает чувство страха. Возьмем пример: где чаще всего появляются призраки? В темноте, на кладбищах, в заброшенных монастырях, на развалинах, в подземельях, где все окружающее наводит на нас ужас. Что предшествует их появлению? Звон цепей, стоны, вздохи - все это создает атмосферу жути. Они ни за что не покажутся при ярком свете или при звуках кадрили. Нет, страх - это бездна, в которую спускаются со ступеньки на ступеньку, пока у вас не закружится голова, тут вы поскользнетесь и полетите, зажмурив глаза, на дно пропасти… Почитайте рассказы о таких явлениях, и вы увидите, как действуют призраки: вначале небо заволакивается тучами, гремит гром, свистит ветер, хлопают ставни, скрипят двери. Если в комнате человека, которого они хотят напугать, горит лампа, то пламя колеблется, бледнеет и гаснет. Непроглядный мрак! Тогда в темноте слышатся горестные вопли, стоны, лязг цепей. Наконец дверь отворяется и появляется привидение. Должен сказать, что все привидения, которых я не видел, но о которых читал, показывались именно при таких обстоятельствах. Верно я говорю, сэр Джон?
- Совершенно верно.
- А бывают ли случаи, когда призрак видят одновременно два человека?
- В самом деле, о таких случаях мне не приходилось ни читать, ни слышать.
- Это очень просто объясняется, дорогой лорд: вы понимаете, что вдвоем не страшно. Испуг - это нечто странное, таинственное, не зависящее от нашей воли; чтобы его испытать, надо находиться в темноте и в одиночестве. Привидение ничуть не страшнее пушечного ядра. А разве солдат боится пушечного ядра при свете дня, когда он окружен товарищами и чувствует рядом их локти? Нет, он идет прямо на орудие, его убивают или он убивает. Но такая безбоязненность не нравится привидениям. Поэтому они никогда не показываются сразу двум лицам. Потому-то, милорд, я и хочу идти в монастырь один. Если вы будете со мной, то не появится даже самое смелое привидение. Если я ничего не увижу или увижу что-нибудь важное, тогда вы отправитесь послезавтра. Ну что ж, по рукам?
- Идет! Но почему бы мне не пойти первым?
- Прежде всего потому, что эта мысль пришла в голову не вам, а мне, и я заслужил такое преимущество. Во-вторых, я родился здесь, в свое время был связан с этими добрыми монахами, и больше шансов, что они явятся с того света именно мне. Наконец, я хорошо знаю эту местность, и если придется убегать или кого-нибудь преследовать, в любом случае я справлюсь с этим лучше вас. Что, вы согласны с моими доводами, дорогой лорд?
- Совершенно. Но я смогу пойти туда послезавтра?
- Конечно. В любой день и в любую ночь, когда вам заблагорассудится. Я настаиваю только на том, что пойду первым. А теперь, - добавил, вставая, Ролан, - обещайте, что все это останется между нами. Ни слова никому на свете! Иначе привидения могут узнать и принять соответствующие меры. Будет чертовски обидно, если эти молодцы оставят нас в дураках!
- Не беспокойтесь. Вы пойдете с оружием, так ведь?
- Если бы я верил, что буду иметь дело только с призраками, я пошел бы, засунув руки в карманы. Но, как я уже сказал, я помню фальшивомонетчиков господина де Тюренна и возьму с собой пистолеты.
- Не хотите ли взять мои?
- Нет, благодарю вас. Хотя они и очень хороши, я решил больше никогда ими не пользоваться.
Он усмехнулся и прибавил с невыразимой горечью:
- Они приносят мне несчастье. Спокойной ночи, милорд! Сегодня я должен как следует выспаться, чтобы завтра меня не клонило ко сну. И, крепко пожав руку англичанину, он покинул его комнату.
Когда он подошел к своей спальне, его поразило, что дверь открыта; он был уверен, что затворил ее.
Но, войдя к себе, он сразу понял, в чем дело: перед ним стояла сестра.
- Как! - воскликнул он удивленно и встревожено. - Это ты, Амели?
- Да, это я, - отвечала девушка.
Она подошла к брату, и он поцеловал ее в лоб.
- Ты не пойдешь, - спросила она с мольбой в голосе, - не правда ли, мой друг?
- Куда? - спросил Ролан.
- В монастырь.
- А кто говорит, что я туда пойду?
- О! Уж я-то тебя знаю и сразу догадалась.
- А почему ты не хочешь, чтобы я пошел в монастырь?
- Я боюсь, как бы с тобой не случилось несчастья.
- Вот как! Значит, ты веришь в привидения? - спросил Ролан, пристально глядя ей в лицо.
Амели опустила глаза, и Ролан почувствовал, как дрожит ее рука.
- Я полагаю, - сказал Ролан, - что Амели, та, которую я так хорошо знал, дочь генерала де Монтревеля, сестра Ролана, слишком умна, чтобы поддаваться таким нелепым страхам! Ты не можешь верить дурацким россказням о бряцании цепей и мелькающих огоньках, о призраках, о привидениях!
- Если бы я этому верила, мой друг, я бы так не тревожилась. Если даже и существуют призраки, то это бесплотные души, которые не могут испытывать земной ненависти. Да и за что привидению ненавидеть тебя, Ролан? Ведь ты никому не делал зла.
- Ты забываешь о тех, кого я убил на войне или на дуэли!
Амели покачала головой:
- Их я не боюсь.
- Так чего же ты тогда боишься?
Девушка подняла на него свои прекрасные глаза, влажные от слез, и бросилась в его объятия, пряча лицо у него на груди.
- Не знаю, Ролан, - отвечала она. - Но что поделаешь! Я боюсь!
Молодой человек осторожно приподнял ее голову и спросил, нежно целуя ее длинные ресницы:
- Неужели ты думаешь, что завтра я буду сражаться с привидениями?
- Не ходи в монастырь, брат! - с мольбою в голосе воскликнула Амели, не отвечая на вопрос Ролана.
- Это матушка поручила тебе отговорить меня, признайся, Амели!
- Нет, брат, нет, матушка мне ничего не поручала, - я сама догадалась, что ты хочешь пойти туда.
- Ну что ж, если я задумал, - твердо заявил Ролан, - то непременно пойду, так и знай, Амели!
- Даже если я буду тебя умолять, брат, - заломив руки, проговорила девушка, и в ее голосе звучала скорбь. - Даже если буду умолять на коленях?
И она опустилась к ногам брата.
- О женщины, женщины! - воскликнул Ролан. - Непостижимые создания! Ваши слова загадочны, ваши уста никогда не выскажут тайны сердца! Вы плачете, умоляете, дрожите, но почему? Одному Богу известно! Нам, мужчинам, никогда не узнать этого! Я пойду, Амели, потому что так решил, а если я принял какое-нибудь решение, никакая сила в мире не заставит меня отказаться! А теперь поцелуй меня, не бойся ничего, и я шепотом скажу тебе важную тайну.
Амели подняла голову и устремила на брата вопросительный взгляд, в котором сквозило отчаяние.
- Уже больше года, как я убедился, - продолжал молодой человек, - что, на свою беду, никак не могу умереть. Поэтому будь спокойна и не тревожься.
Ролан произнес эти слова таким скорбным тоном, что Амели, которой до сих пор удавалось сдерживать слезы, направилась в свою спальню, громко рыдая.
Услышав, что дверь сестры захлопнулась, офицер затворил свою дверь.
- Посмотрим, - прошептал он, - кому из нас первому это надоест, мне или судьбе!
XVI
ПРИВИДЕНИЕ
На другой день, примерно в тот же час, в какой мы в предыдущей главе расстались с Роланом, он, удостоверившись, что все обитатели замка Черных Ключей легли спать, тихонько приоткрыл свою дверь, затаив дыхание спустился по лестнице, вошел в переднюю, бесшумно отодвинул засов выходной двери и спустился с крыльца. Тут он остановился и оглядел замок. Убедившись, что все спокойно и во всех окнах темно, он решительно отворил ворота.
Как видно, петли были еще днем смазаны маслом; решетка распахнулась без малейшего скрежета и столь же беззвучно закрылась за Роланом, и он быстро зашагал в направлении дороги от Пон-д’Эна до Бурка.
Не прошел он и ста шагов, как послышался колокол в Сен-Жюсте; ему как эхо отвечал бронзовым звоном колокол в Монтанья; пробило половину одиннадцатого.
Молодой человек шагал так быстро, что мог за какие-нибудь десять минут дойти до монастыря. Он не стал огибать лес и направился по тропинке, которая вела прямо к обители.
Ролану с детства были знакомы все прогалинки в Сейонском лесу, и он решил выгадать время. Он без колебаний углубился в лес и через пять минут вышел из него с противоположной стороны.
Пройдя по открытому месту, он оказался у ограды монастырского фруктового сада; на это ушло еще примерно пять минут.
У подножия стены он на миг остановился, потом снял плащ, скатал его и перебросил через ограду.
Сбросив плащ, он остался в бархатном сюртуке, в белых лосинах и в сапогах с отворотами.
Сюртук его был перетянут поясом, за который были засунуты два пистолета. Широкополая шляпа закрывала лицо юноши, бросая на него густую тень.
С той же быстротой, с какой он избавился от плаща, стеснявшего его движения, Ролан стал перебираться через ограду. Он живо нащупал ногой выбоину в стене, ухватился руками за верхушку ограды и перепрыгнул через нее, даже не задев гребня.
Затем он подобрал плащ, набросил его на плечи, застегнул на крючок и, пройдя большими шагами через фруктовый сад, очутился возле небольшой двери, из которой монахи выходили в сад.
Когда он переступал порог этой двери, пробило одиннадцать.
Ролан остановился и сосчитал удары. Потом он медленно обошел весь монастырь, пристально вглядываясь в темноту и прислушиваясь.
Он ничего не увидел и ничего не услышал.