Но, черт возьми! У господина Лорана была слишком красивая голова, чтобы палач отсек ее своим гнусным ножом! Судьи, произнесшие приговор, и зеваки, с нетерпением ожидавшие его казни, забыли о "преимуществах, какие дает человеку телесная красота", как выражается Монтень. В семье тюремщика одна молодая женщина, то ли его дочь, то ли сестра, то ли племянница - об этом история умалчивает, а я рассказываю вам именно историю, а не роман, - влюбилась в осужденного красавца. И вот за два часа до казни, когда господин Лоран, в ожидании прихода палача, спал или притворялся спящим, как поступают в подобных случаях, к нему вдруг вошел ангел-избавитель. Не могу вам сказать, как удалось устроить побег - влюбленные, понятно, об этом не распространялись, - но это факт (а я повторяю, сэр Джон, мой рассказ не выдумка, а чистая правда!), что Лоран очутился на свободе и только сожалел, что не мог спасти друга, находившегося в другой камере. При таких же обстоятельствах Жансонне отказался бежать, предпочитая умереть вместе со своими друзьями-жирондистами. Но ведь Жансонне не походил лицом на Антиноя, а телосложением на Аполлона: чем красивее голова, тем больше ею дорожат. Лоран согласился бежать; в соседней деревне его ждала лошадь. Девушка, которая могла бы его задержать или помешать во время бегства, должна была присоединиться к нему на рассвете. Солнце взошло, а ангел-избавитель все не появлялся. Но, как видно, нашему паладину возлюбленная была дороже друга: он удрал из тюрьмы без товарища, но не захотел бежать без любовницы. Было шесть часов утра, как раз в это время должна была совершиться казнь. Лоран терял терпение. С четырех часов утра он уже три раза поворачивал коня в сторону города и всякий раз приближался к нему. В третий раз, когда он подъехал к первым домам, его вдруг поразила мысль: а что, если его милую схватили и казнят вместо него?! Он пришпорил коня, въехал в город и промчался по площади к месту казни, где уже стоял палач, с удивлением узнавший, что один из его клиентов исчез. Лоран скакал с открытым лицом, среди людей, которые его узнавали: они ожидали увидеть его связанным, в тюремной повозке и удивлялись, что он свободен. Но вдруг он замечает свою освободительницу, она с трудом пробирается в толпе - не для того, чтобы смотреть на казнь, а чтобы приблизиться к нему. Тут он вздернул своего Баяра на дыбы, тот опрокинул на землю несколько зевак. Подскакав к возлюбленной, Лоран схватил ее, посадил позади себя на седло и с радостным криком, размахивая шляпой, как господин де Конде в битве при Лансе, скрылся из виду. Все ему аплодировали, а женщины, восхищенные героизмом Лорана, влюбились в него…
Ролан остановился и, видя, что сэр Джон хранит молчание, устремил на него вопросительный взгляд.
- Продолжайте, - сказал англичанин, - я слушаю вас и ожидаю, когда вы придете к заключению, ради которого рассказываете мне все это.
- Ну что ж, - засмеялся Ролан, - вы правы, мой дорогой, - честное слово, вы так хорошо меня изучили, как будто мы с вами школьные товарищи. Знаете, какая мысль всю ночь преследовала меня? Мне хотелось посмотреть своими глазами, что представляют собой эти Соратники Иегу!
- А! Понимаю: вам не удалось умереть под пулей господина де Баржоля, так вам хочется погибнуть от пули господина Моргана.
- Мне безразлично, кто меня убьет, милый сэр Джон, - спокойно отвечал офицер, - и уверяю вас, я ничего не имею против господина Моргана, хотя первым моим движением, когда он вошел в столовую и произнес свой маленький "спич"… ведь у вас, англичан, это называется "спич"?
Сэр Джон утвердительно кивнул головой.
- … первым моим движением было броситься на него, одной рукой схватить его за глотку и задушить, а другой сорвать с него маску.
- Теперь, когда я вас знаю, милый Ролан, я, право, поражаюсь, почему вы не осуществили это прекрасное намерение!
- Клянусь вам, это не моя вина! Я уже вскочил, но мой спутник удержал меня.
- Значит, есть люди, которые могут вас удерживать?
- Таких немного; один из них мой спутник.
- Так вы жалеете, что не сделали этого?
- По правде сказать, нет. Достойный грабитель дилижансов так отважно провел свою краткую операцию, что это пришлось мне по душе. Меня бессознательно тянет к храбрым людям. Если бы я не убил господина де Баржоля, я хотел бы стать его другом. Правда, только убивая его, я мог узнать, насколько он храбр… Но поговорим о чем-нибудь другом. Мне тяжело вспоминать об этой дуэли… Да! Зачем, собственно, я к вам сюда поднялся? Уж наверняка не затем, чтобы рассказывать вам о Соратниках Иегу и о подвигах господина Лорана… Ах да! Я хотел потолковать с вами о том, как вы собираетесь проводить у нас время. Я готов приложить все усилия, лишь бы развлечь вас, милый мой гость! Но знаете, что может мне помешать? Во-первых, наш край не из веселых, а во-вторых, вас, англичан, не так-то легко развлечь!
- Я уже вам говорил, Ролан, - возразил лорд Тенли, повернувшись к молодому человеку, - что для меня замок Черных Ключей - настоящий рай!
- Согласен. Но чтобы вам не наскучил этот рай, я изо всех сил постараюсь доставить вам побольше удовольствий. Интересуетесь ли вы археологией? Такими зданиями, как ваше Вестминстерское аббатство, Кентерберийский собор? У нас имеется старинная церковь в Бру - чудо искусства! Это каменное кружево создано строителем Коломбаном. О ней сложилась легенда, и я расскажу ее вам как-нибудь вечером, когда на вас нападет бессонница. Вы увидите там гробницы Маргариты Бурбонской, Филибера Красивого и Маргариты Австрийской. Я предложу вашему вниманию загадочный девиз этой государыни - "Fortune, inortune, fort: une". Я утверждаю, что разгадал смысл этого девиза, используя его латинский вариант: "Fortuna, infortuna, forti una" - "Счастье и несчастье для сильного равны".
Любите ли вы рыбную ловлю, мой милый гость? У ваших ног Ресуза, под рукой у вас коллекция удилищ и крючков, принадлежащая Эдуару, и коллекция сетей, принадлежащая Мишелю. Что до рыб, то, вы знаете, их мнением меньше всего интересуются.
Любите ли вы охоту? В ста шагах от нас Сейонский лес. О псовой охоте не может быть и речи: если охотиться, то с ружьем. Оказывается, в лесу, принадлежавшем картезианским монахам, которых я так боялся, пропасть кабанов, косуль, зайцев и лисиц. Там никто не охотится, потому что это государственное достояние, а государство о нем не радеет, ибо сейчас некому нами править. Как адъютант Бонапарта я буду исключением, и попробуй только кто-нибудь мне запретить! Моей дичью были австрийцы на Адидже и мамлюки на берегах Нила, а теперь ею будут кабаны, лани, косули и зайцы на побережье Ресузы. Один день мы посвятим археологии, другой - рыбной ловле, а третий - охоте. Вот уже три дня! Вы видите, дорогой мой гость, что нам остается подумать только о том, как провести каких-нибудь пятнадцать или шестнадцать дней.
- Милый Ролан, - с глубокой грустью сказал сэр Джон, не отвечая на многословную импровизацию офицера, - неужели вы никогда не откроете мне, какая лихорадка вас сжигает, какая печаль терзает вашу душу?
- Будет вам! - воскликнул Ролан, заливаясь пронзительным вымученным смехом. - Мне еще никогда не было так весело, как сегодня утром! Это у вас, милорд, сплин, и вы видите все в черном свете.
- Когда-нибудь я стану вашим настоящим другом, - отвечал с серьезным видом сэр Джон, - это будет, когда вы откроете мне свою душу, и в тот день я разделю с вами ваши страдания.
- И мою аневризму… Вы не голодны, милорд?
- Почему вы меня об этом спрашиваете?
- Я слышу на лестнице шаги Эдуара, сейчас он сообщит вам, что завтрак подан.
И действительно, не успел Ролан это проговорить, как дверь отворилась и вошел мальчик:
- Брат Ролан, матушка и сестрица Амели ждут к завтраку милорда и тебя.
Потом, схватив правую руку англичанина, он стал внимательно разглядывать пальцы: большой, указательный и безымянный.
- Что это вы рассматриваете, мой юный друг? - спросил сэр Джон.
- Я смотрю, не испачканы ли у вас пальцы чернилами?
- А если бы они были испачканы, то что бы это означало?
- Что вы написали в Англию и велели прислать мои пистолеты и саблю.
- Нет, я еще не написал, - отвечал сэр Джон, - но сегодня же напишу.
- Слышишь, братец Ролан? Через две недели у меня будут пистолеты и сабля!
И, сияя от радости, мальчик подставил свои крепенькие розовые щечки сэру Джону, и тот расцеловал его с отцовской нежностью. Затем все трое спустились в столовую, где их поджидали Амели и г-жа де Монтревель.
XII
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ
В тот же день Ролан начал осуществлять намеченный план действий: он повел сэра Джона в Бру осматривать церковь.
Те, кто видел прелестную церквушку в Бру, знают, что это одно из сотни чудес эпохи Возрождения; те, кто ее не видел, конечно, слышали о ней.
Ролан намеревался познакомить сэра Джона с этим шедевром истории; эту церковь он не посещал уже семь-восемь лет, и был крайне огорчен, когда, подойдя к ее фасаду, обнаружил, что ниши, где стояли статуи святых, пусты, а фигуры на портале обезглавлены.
Он попросил позвать ризничего; его подняли на смех: ризничего не было и в помине.
Тогда он спросил, у кого можно получить ключи; ему ответили, что они у капитана жандармерии.
Капитан находился поблизости, ибо монастырь, примыкавший к церкви, был превращен в казарму. Ролан направился в комнату капитана и отрекомендовался ему как адъютант Бонапарта. Капитан, повинуясь старшему по чину, передал ему ключи и последовал за ним.
Сэр Джон ожидал его, стоя перед папертью и с восхищением разглядывая великолепный, хотя и поврежденный фасад.
Ролан отворил двери и попятился назад от изумления: церковь была набита сеном, как пушка, заряженная до самого жерла.