"Соратники Иегу" принадлежат к числу тех книг А. Дюма, где изображаются и осмысливаются события Великой Французской революции конца XVIII столетия, и по своему содержанию, по существу, являются продолжением романа "Белые и синие" (хотя и написаны раньше). Романтическая интрига "Соратников" разворачивается на фоне борьбы роялистского подполья (в русской исторической литературе Соратников Иегу называют также Воинством Ииуя) против Республики в период установления в стране режима личной власти Наполеона Бонапарта.
Содержание:
ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ 1
ПРОЛОГ 5
Часть первая 9
Часть вторая 59
КОММЕНТАРИИ 115
Примечания 147
Александр Дюма
СОРАТНИКИ ИЕГУ
ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ
Около года тому назад старинный мой приятель Жюль Симон, автор "Долга", явился ко мне и попросил написать роман для "Журнала для всех". Я рассказал ему сюжет, который еще обдумывал. Сюжет ему подходил. Мы тут же заключили договор.
Действие развертывалось между 1791–1793 годами, завязка намечалась в Варенне, вечером того дня, когда был взят под стражу король.
Хотя "Журнал для всех" очень спешил, я попросил Жюля Симона о небольшой отсрочке, так как мог приступить к роману только через две недели.
Мне хотелось поехать в Варенн: город был мне совсем незнаком.
Для меня невозможно создать роман или драму, не побывав в описываемой там местности.
Прежде чем написать "Христину", я посетил Фонтенбло; чтобы написать "Генриха Третьего", побывал в Блуа; чтобы создать "Мушкетеров", съездил в Булонь и в Бетюн; чтобы написать "Монте-Кристо", посетил Каталаны и замок Иф; для создания "Исаака Лакедема" поехал в Рим и, разумеется, потерял гораздо больше времени, изучая на расстоянии Иерусалим и Коринф, чем если бы побывал там.
Все это сообщает особую правдивость моим сочинениям, и созданные моим воображением герои так неразрывны с местностью, где я их поселил, что иные читатели начинают верить, будто они действительно существовали. Даже встречаются люди, которые были лично с ними знакомы.
Так вот, я кое-что скажу вам по секрету, любезные читатели, только никому не передавайте моих слов! Я вовсе не хочу причинять ущерба почтенным отцам семейств, которые зарабатывают, выступая в роли чичероне, но, поверьте мне, если вы поедете в Марсель, вам непременно покажут дом Морреля на улице Кур, дом Мерседес в Каталанах, а в замке Иф - камеры, где томились Дантес и Фариа.
Когда я ставил "Монте-Кристо" в Историческом театре, я написал в Марсель, чтобы мне сделали и прислали изображение замка Иф. Этот рисунок предназначался для декоратора. Художник, к которому я обратился, исполнил мою просьбу. Однако он перестарался и превзошел мои ожидания; подпись под рисунком гласила: "Замок Иф, место, откуда был сброшен Дантес".
Впоследствии я узнал, что один славный чичероне, показывавший посетителям замок Иф, продавал им перья из рыбьих хрящей, вырезанные самолично аббатом Фариа. Но ведь Дантес и аббат Фариа существовали только в моем воображении; разумеется, Дантеса не сбрасывали с высоких стен замка Иф, и аббат Фариа не вырезывал перьев.
Вот что значит для писателя посещать ту или иную местность!
Итак, я задумал побывать в Варенне, прежде чем приступить к роману, действие первой главы которого происходит в этом городе.
Вдобавок меня беспокоил Варенн и с исторической точки зрения: чем больше я читал исторических трудов о нем, тем загадочнее становились для меня обстоятельства, связанные с арестом короля: мне не удавалось их объяснить, исходя из топографии города.
Тогда я предложил своему молодому другу Полю Бока́жу поехать вместе со мной в Варенн. Я был заранее уверен, что он согласится. Стоит предложить подобное путешествие человеку с богатым воображением и чарующим умом, как он тут же вскочит со стула и мигом очутится на вокзале.
Мы сели в поезд и отправились в Шалон.
В Шалоне мы сторговались с человеком, сдававшим внаймы экипажи: за десять франков в день он предоставил нам лошадь с двуколкой. Наша поездка длилась ровно одну неделю: три дня мы ехали из Шалона в Варенн, три дня - обратно и один день потратили на розыски материалов.
С вполне понятным чувством удовлетворения я пришел к выводу, что еще ни один историк не считался по-настоящему с историей, но особенно я порадовался, убедившись, что г-н Тьер считался с историей меньше всех остальных ученых.
Я и раньше подозревал, что дело обстоит именно так, но еще не был в этом уверен.
Только Виктор Гюго в своей книге, озаглавленной "Рейн", проявил незаурядную точность. Да, но ведь Виктор Гюго - поэт, а не историк.
Какими замечательными историками стали бы поэты, пожелай они сделаться учеными!
Однажды Ламартин спросил меня, чем я объясняю огромный успех его "Истории жирондистов".
- Я объясняю его тем, что вы оказались настоящим писателем-романистом, - отвечал я.
Он погрузился в раздумье и под конец будто бы согласился со мной.
Итак, я провел целый день в Варенне и посетил все места, имевшие отношение к роману, который решил озаглавить "Рене из Аргонна".
Потом я возвратился в Париж. Мой сын в это время находился за городом, в Сент-Ассизе, близ Мелёна; там для меня была приготовлена комната, и я решил там писать свой роман.
Я еще не встречал двух людей, со столь противоположными и в то же время столь сочетающимися характерами, как я и Александр. Конечно, мы проводим немало счастливых часов друг без друга, но мне думается, что самые лучшие часы мы проводим с ним вместе.
Между тем уже четвертый день я сидел за письменным столом, пытаясь приступить к "Рене из Аргонна", но стоило мне взяться за перо, как оно выпадало у меня из рук.
Дело не спорилось.
Чтобы утешить себя, я принялся рассказывать сыну всякие истории.
Случайно я вспомнил историю, которую мне в свое время поведал Нодье. Там шла речь о четырех молодых людях, причастных к Соратникам Иегу и казненных в Бурк-ан-Бресе при самых драматических обстоятельствах.
Одному из них, которому оказалось труднее всех умереть, вернее, которого стоило наибольших трудов умертвить, было всего девятнадцать с половиной лет.
Александр с большим вниманием выслушал мой рассказ.
Когда я кончил, он сказал:
- Знаешь, как я поступил бы на твоем месте?
- Как?
- Я бросил бы "Рене из Аргонна", который никак не клеится, и вместо него написал бы роман "Соратники Иегу".
- Но подумать только, ведь "Рене" уже больше года у меня в голове и почти закончен.
- Ты никогда его не завершишь, раз до сих пор не кончил.
- Может быть, ты и прав, но мне придется затратить добрых полгода, чтобы новый замысел созрел до такой степени.
- Обещаю, что через три дня ты напишешь полтома.
- Значит, ты готов мне помочь?
- Да, я дам тебе двух персонажей.
- И это все?..
- Ты многого хочешь! Дальше действуй уж как знаешь: я занят своим "Денежным вопросом".
- Ну так что же это за персонажи?
- Английский джентльмен и французский офицер.
- Посмотрим сначала англичанина.
- Идет!
И Александр нарисовал мне портрет лорда Тенли.
- Твой английский джентльмен мне подходит, - заметил я. - Теперь обратимся к французскому офицеру.
- Офицер - фигура загадочная, он изо всех сил рвется к смерти, но ему никак не удается умереть; и вот всякий раз, как он хочет быть убитым, он совершает новый блестящий подвиг и получает более высокий чин.
- Но почему он так жаждет смерти?
- Потому что ему опротивела жизнь.
- А почему ему надоело жить?
- Вот в этом-то и секрет романа!
- Но ведь в конце концов придется его раскрыть.
- На твоем месте я не стал бы этого делать.
- Читатели все равно потребуют.
- Ты скажешь им, чтобы сами доискивались; оставь какой-то труд на их долю.
- Милый друг, меня засыплют письмами.
- А тебе незачем на них отвечать.
- Конечно, но для душевного спокойствия мне необходимо знать, почему мой герой так рвется к смерти.
- О, я не прочь сказать об этом!
- Посмотрим.
- Так вот, представь себе, что Абеляр был не преподавателем диалектики, а солдатом…
- А дальше?
- Вообрази, что шальная пуля…
- Превосходно!
- Ясное дело, он не удалился бы в Параклет, но изо всех сил старался бы расстаться с жизнью.
- Гм…
- Что?
- Трудновато…
- Что же здесь трудного?
- Публика не сможет проглотить.
- Да ведь ты не скажешь об этом публике.
- Честное слово, мне думается, ты прав… Подожди…
- Я жду.
- Есть у тебя "Воспоминания о Революции" Нодье?
- У меня весь Нодье.
- Пойди разыщи "Воспоминания о Революции". Помнится, он посвятил несколько страниц Гюйону, Лепретру, Амье и Иверу.
- Ну, тогда скажут, что ты обокрал Нодье.
- О! Он при жизни так любил меня, - неужели он после своей смерти не уступит то, что мне требуется!.. Найди "Воспоминания о Революции".
Александр принес нужную книгу. Я открыл ее, начал перелистывать и быстро отыскал интересующее меня место.
Вот отрывок из Нодье. Любезные читатели, вам будет небесполезно его прочесть. Привожу дословно.