Как и во время предыдущих встреч, маркиза упрекала его в том, что он никогда не бывает у нее в гостях в замке Шантенак и не отвечает на ее частые визиты в По.
– Вы молоды, красивы и одиноки, мадам! Люди же злы. Мои визиты в Шантенак могут вызвать сплетни и пересуды, – оправдывался Антонио.
– Неужели вашу испанскую гордость способно задеть злословие пустых и никчемных глупцов?
– Я думаю о вас, мадам.
– Обо мне? – Маркиза горько усмехнулась. – За моей спиной злословят уже давно. Я стараюсь не замечать косых взглядов, не слышать оскорбительного шепота. Даже слуги в этом замке дерзят мне.
– Тогда почему же вы здесь бываете? – без обиняков спросил Антонио. Но, заметив внезапно изменившееся выражение лица маркизы, поспешно добавил: – Простите меня, я знаю, что вами руководят милосердие и доброта, я ценю ваше отношение, но…
– Милосердие? – резко оборвала его маркиза и с невеселым смехом еще раз повторила: – Вы сказали, милосердие?
– Но если не милосердие, не сострадание к моим бедам, то что же?
– Об этом вам лучше спросить самого себя, – маркиза залилась румянцем и отвела взгляд от его темных, вопрошающих глаз.
– Маркиза… – Он запнулся. – Я не смею…
– Не смеете?
– Как я могу?! Я уже не молод, тело мое разбито, а душа онемела от несчастий, постигших меня. Вы же в расцвете молодости и красоты.
Маркиза посмотрела в усталое лицо, на котором страдания и беды оставили неизгладимые морщины, и мягко ответила:
– Завтра вы приедете ко мне в Шантенак, друг мой.
– Я испанец, а для испанца "завтра" не существует.
– На этот раз оно наступит. Я жду вас завтра.
Антонио поднял голову и встретил требовательный и нежный взгляд маркизы.
– Мне не следует приезжать в Шантенак. Так будет лучше.
Ее синие глаза потемнели от гнева, и в голосе прозвучала злая насмешка:
– И это истинный испанец! Не верю!
Антонио, сам того не желая, своей робостью, боязнью лишиться обретенного покоя оскорбил молодую женщину. Он должен загладить свою вину, и сделать это единственно возможным образом – к такому решению пришел он, глядя на суровые и прекрасные вершины Пиренейского хребта.
Час спустя в одном из королевских покоев замка По Антонио Перес объявил своему верному конюшему Хуану де Мезе о намерении посетить на следующий день замок Шантенак.
– Но благоразумно ли это, дон Антонио? – озабоченно спросил своего господина верный Хуан.
– Конечно, нет, – с легкой улыбкой ответил дон Антонио, – поэтому я и еду.
Утром следующего дня Антонио Перес отправился в путь в сопровождении единственного слуги. Преданный Хуан рвался поехать вместе со своим господином, но Антонио дал конюшему другое поручение. Дорога в замок Шантенак была недолгой; расстояние в три мили Антонио преодолел верхом на неторопливом муле, привыкшем возить высокопоставленных сановников Святой Церкви.
Хозяева Шантенака отличались знатностью, гордостью и бедностью. Родословная их была длинна, а доходы невелики. Последний маркиз де Шантенак особенно сильно страдал от этой несправедливости, но все его попытки поправить дела терпели неудачу из-за приобретенного в юности пристрастия к карточной игре. Повсюду в замке были видны признаки упадка и запустения. Он располагался на небольшом холме, у подножия которого пенился узкий, но очень бурный поток. Высокие стены укреплений, некогда мощные угловые башни, по-видимому, раньше производили внушительное впечатление, но сейчас обветшали и начали кое-где разрушаться.
Внутри замок выглядел несколько лучше. Но и здесь остатки былого богатства соседствовали с легко читаемыми признаками нужды. Изысканные старинные гобелены, потемневшие от времени портреты прежних владельцев Шантенака и остатки прекрасной мебели не скрывали, а лишь подчеркивали всеобщие ветхость и упадок. Пол в центральной зале устилал свежесрезанный камыш – древний обычай, сохранившийся с незапамятных времен. Но в замке ему следовали скорее из желания сэкономить на коврах и одновременно придать зале былое баронское достоинство, чем из уважения к старине. В замке пытались поддерживать хоть какой-то порядок, но слуг осталось мало, да и те были стары и немощны. Тем не менее гостей у входа торжественно встретил престарелый, но полный достоинства сенешаль. Антонио, поручив заботу о лошадях своему слуге, вошел вслед за учтивым старцем в главную залу – пустынное и мрачное помещение. Не задерживаясь здесь, дворецкий провел Антонио в следующую комнату, которая выглядела более уютной и обжитой. Сообшив, что это личная гостиная владелицы замка, и предложив подождать ее прихода, сенешаль величественно удалился.
Ждать пришлось недолго. Стремительными шагами в гостиную вошла маркиза де Шантенак. Ее красота и молодость резко контрастировали с запустением, царящим вокруг. Прекрасное платье переливчатого шелка, стянутое в тонкой талии широким поясом из чеканного золота, подчеркивало глубокую синеву ее глаз; бледные щеки покрывал чуть заметный румянец, а на алых губах играла приветливая улыбка.
– Я рада видеть вас у себя, дон Антонио. – Маркиза протянула узкую руку. Антонио склонился над рукой маркизы, почти неохотно отметив безукоризненное совершенство ее формы и нежную бархатистость кожи.
– Ваша воля оказалась сильнее моего благоразумия.
– Благоразумия?! – воскликнула маркиза с улыбкой. – С каких это пор Антонио Перес снисходит до благоразумия?
– С тех пор, как я плачу слишком высокую цену за безрассудство. Вам известна моя история?
– Немного. Я знаю то, что известно всем. Вы убили королевского секретаря Эсковедо. В этом и заключается безрассудство, о котором вы говорите? Я слышала, что причиной ссоры явилась любовь к женщине.
– Вы слышали немало. – Антонио едва заметно побледнел. – Хотите узнать еще больше? Я мог бы рассказать вам свою историю. Историю, о которой по всей Европе гуляют самые невероятные домыслы. – Антонио не сводил с маркизы внимательного взгляда. Она посмотрела на него с тревожным любопытством:
– Почему вы решили поведать вашу историю именно мне? – В ее тоне угадывалось волнение.
– Это позволит объяснить… – задумчиво произнес Перес.
– Объяснить? Но что?
– Мою сдержанность, мою бесчувственность перед вашим очарованием и вашей красотой, которые в более счастливые времена свели бы меня с ума, лишили бы покоя и поставили на колени!
– Vive Dieu!* – тихо произнесла маркиза. – Это действительно требует объяснения.
– Я хочу вам рассказать, как стало возможным, что Антонио Перес оказался не способным ни на какое иное чувство, кроме ненависти. Хотите ли вы узнать об этом? – Антонио наклонился вперед, пристально и настойчиво глядя на маркизу. Казалось, его темные глаза состоят из одних зрачков. Несколько мгновений она смотрела в эти бездонные глаза, потом отвернулась. Бледность, внезапно разлившаяся по лицу, и вздрагивающие губы выдавали ее сильное волнение.
– Прошу вас, выслушайте меня. – Голос Антонио был мягок, но в нем чувствовались скрытые страсть и сила.
Маркиза снова посмотрела ему в лицо и заметила, что он все еще не сводит с нее пристального взгляда.
– Хорошо, – сказала она, – я готова вас выслушать. – Маркиза прошла к двум креслам, стоящим в нише у окна, и опустилась в одно из них. Ее лицо и выражение глаз скрыла глубокая тень. Откинувшись в глубоком кресле, маркиза замерла. Дон Антонио сел напротив. После долгого молчания он приступил к рассказу.
Я привожу его почти дословно, поскольку вскоре после того, как Антонио Перес поведал ей свою историю, маркиза полностью ее записала. Рассказ этот хорошо согласуется со знаменитым "Relacion", хотя в нем больше личного и пристрастного отношения к событиям.
История Антонио Переса
– Я думаю, что эта история, – начал дон Антонио, – одна из самых печальных историй человеческой любви. Насколько это справедливо, вы поймете, если я признаюсь в том, что каждый свой день начинаю с благодарственной молитвы Господу за то, что та, которая вдохнула в меня эту любовь, обрела, наконец, вечный покой. Она умерла год назад, находясь в ссылке в далекой и глухой испанской провинции Прастана. Ее звали Анна де Мендоса. Она происходила из одного из самых знатных и богатых семейств Испании и была, как вы, французы, это называете, выгодной партией. Глупцы завидуют знатности и богатству. Но, поверьте, ни то, ни другое не может защитить юную девушку, если у нее нет сильного покровителя. Анна воспитывалась в закрытом монастыре, и к тринадцати годам ее знание жизни мало чем отличалось от младенческого. В тринадцать лет юная Анна вынуждена была покинуть монастырь, чтобы по настоянию родных выйти замуж за человека, годившегося ей в отцы. Звали его Рой де Гомес, герцог Эболи. Он был первым министром Филиппа II и приобрел в Испании огромное могущество. Эболи и Мендоса давно хотели породниться, чтобы объединить свои богатства и влияние. В жертву этому стремлению и была принесена Анна. Очень скоро после свадьбы она обнаружила, что жизнь не имеет ничего общего с ее девическими мечтами. Жизнь, которую ей отныне предстояло вести, оказалась полна жестокостью, неавистью и алчностью.