Про мурзу Мингалея ,в Казани говорят - трезвая голова. Сколько в Казани ханов ни менялось, Мингалей у них в чести. Это потому, что мурза из стороны в сторону не шарахается, он всегда по середине ходит. Вот и сейчас эмиры и мурзы на две половины раскололись - одни за хана Ибрагима, другие его сына Алихана и Суртайшу поддерживают. А Мингалей знал, что делал. Он с молодой царицей Нурсалтан дружбу завел. Понял, что к этой царице ближе надо держаться. Тогда и хан Ибрагим будет его сторонником своим считать, и Алихан будет бояться. Не надо забывать - за этой женщиной Москва.
Как-то в беседе Нурсалтан пожаловалась мурзе:
- Страшно во дворце жить, мой друг. Не только мне, слабой женщине, но и хану. Дворцовая стража постоянно меняется, а кто жизнь хана охранять приходит, мы не знаем. Что у них на уме? Может, они Алиханом подкуплены?
Мурза согласно качал головой: "Да, все может быть".
- Ты мне, дорогой Мингалей, подобрал бы сотню верных и честных джигитов, чтобы они были смелые, ловкие и молодые. Старые распрями дворцовыми испорчены, а молодые... И сотника- мне подбери. Только не торопясь. Во-первых, чтоб он был не казанец. Я в Москве жила и от многих умных людей слышала, что в охрану царей, королей и ханов берут иноземцев, во-вторых, чтоб он хорошо стрелять умел. Наши джигиты, что греха таить, саблей рубить умеют, а стрелять - нет. Надо чтобы сотник эгот стрелять их хорошо научил. Хана оборонять - одной сабли мало.
Мурза джигитов царице подарил, а вот с сотником замешкался.
Но однажды пришел он к ней не один. Паренька какого-то привел. Совсем молодого. Над носом не усы - пушок. Нурсалтан в это время как раз в саду была. Глядела, как служанки последние яблоки собирают.
Мурза поздоровался с царицей, сказал:
- Привел я тебе, свет очей моих, парня такого, какого ты просила. Может, подойдет?
- Где ты взял его?
- На горной черемисской стороне. Послал я туда своих джигитов. Черемисы мало-мало непослушные стали, я их захотел проучить. Так вот этот малый ночью факелы у моих джигитов стрелой тушил. Сначала я не поверил...
- В это и вправду трудно поверить,- сказала царица.
- А ты посмотри,-Мурза взял у слуги лук со стрелами, подал парню. Потом показал на вершину дерева, на спелое краснобокое яблоко. Парень положил стрелу на лук, натянул тетиву - теннь! Блеснула стрела опереньем, и яблоко упало в траву. Мурза поднял плод, подал царице. Та удивленно подняла бровь - яблоко целое, а плодоножка перебита посредине, как перекушена.
- А ну-ка еще это!
Парень натянул тетиву, тенькнул. И снова яблоко целехонькое стукнулось оземь.
- Как тебя зовут?
- Туга сын Изимов.
- Моих джигитов научить сможешь? - царица указала на лук со стрелами.
- Я в плену. Что скажешь, то и буду делать.
* * *
Через месяц снова Тугейку к царице позвали. Дело со стрелками подвинулось сильно вперед - джигитов в охрану дворца мурза подобрал таких же молодых, как Тугейка.
Царила сразу спросила:
- Домой хочешь?
- Хочу,- твердо ответил Тугейка.
- А если я не отпущу?
- Джигитов твоих стрелять научу - сбегу.
- За правдивость хвалю. Другой бы соврал. Где по-татарски
говорить научился?
- Дома. Недалеко от нас татарский улус есть. В гости ходим. Да и люди мурзы все время у нас торчат. То ясак отнимают, то торгуют. Гарей, купец из Казани, на нашем дворе больше года жил.
- Иные сказывают -вы татар не любиге. А ты говоришь: в гости ходим. Как это понимать?
- Они такие же бедные, как и мы. Они от мурзы не меньше горя терпят. Нам с ними делить нечего.
- Мурза мне сказывал - твой отец русского лазутчика скрывал, а когда за ним джигиты пришли, ты ему убежать помог.
- Значит, убежал все-таки! - радостно воскликнул Тугейка.
- Убежал,- царица рассмеялась.- Тебе он другом был?
- Был,- Тугейка вздохнул. - Он хороший человек. Не лазутчик он.
- Вы с отцом, я вижу, казанцев не любите. А русского прятали. Почему?
- Это надо у отца спрашивать.
- Ну а ты почему? - настаивала царица.
- Потому, что я не у русских в плену, а в Казани.
- Хочешь, я тебе волю дам?
- Я думаю, незадаром?
- Служить себе заставлю. Сотником будешь, другом моим будешь.
- Волю дашь - домой уйду.
- Иди. Хоть завтра. С отцом поговори. Скажи ему, что царица Нурсалтан меня на службу зовет, другом хочет сделать. Она, скажи, в Казань из Москвы пришла, противников у нее много, а друзей совсем мало". И если отец позволит - обратно приезжай.
- А если не приеду?
- Значит, душа ко мне не лежит. Таких мне не надо.
На другой день получил Туга коня, грамотку охранную и поскакал в Нуженал. Отмахал двести верст и к вечеру был дома.
После неожиданной и радостной встречи началась беседа. Где был, что делал, как из плена вырвался?
Рассказал Тугейка все, ничего не утаил и слова царицы передал гоже. Отец собрал всех сыновей, и стали они советоваться. Тугейка по молодости лет слов царицы не понял и только здесь на семейном совете многое уразумел. Отец и братья говорили: "Если молодая царица инородца другом назвать желает - значит, ей и наша дружба нужна. Царица знает, что наш род не Казани, а Москве радеет и все же Тугейку в свою охрану берет - значит, царица втайне тоже Москве радеет. Недаром ее в Казани не любят. Однако сила ее, видно, немала, если она приказала мурзе Мингалею нас за Рунку не карать. Уж зима на дворе, а никто из Казани к нам не приехал. Может быть, и мурза на ее стороне, если Тугейку ей отдал, джигитов своих отдал. И выходит, что через тебя, Тугейка, мы можем большую выгоду иметь. И перед Москвой, и перед Казанью".
И поехал Туга обратно в Казань служить царице Нурсалтан.
Глава вторая
В КРЫМУ ДАЛЬНЕМ
В старые веки, прежние,
Не в нынешние времена, последние. Как жил на Руси Суровец-молодец, Суровец-богатырь, он суроженин. Богатого гостя заморенин сын.
Былина о Чу риле Пленковчче.
НИКИТА ЧУРИЛОВ
Поздний вечер укрыл город своим темным крылом. В крепости Санта-Кристо слышатся глухой рокот барабана да протяжные звуки рожка - это бодрствует стража.
Спят сурожане.
Свернувшись на сухой граве, разбросанной под навесом, отдыхает от дневных трудов утомленный виноградарь. Храпит торговец в своей спаленке рядом с лавкой. Разметав на пуховых подушках пышные руки, спит жёнка русского купца.
Блаженно почивают стражи городских законов- синдики. Спокойно спит в крепостной цитадели хозяин Сурожа - консул, комендант крепости и казначей Христофоро ди Негро.
На берегу моря, там, где раскинулась русская слобода, тишина и безветрие. Еле слышно плещет вода в борта судов. Обвисли паруса, окна домов темны. Только в хоромах сурожского купца Никиты Чурилова через плотно закрытый ставень пробивается полоска света.
Сегодня хозяин приготовился к большому ночному тоуду. На столе лежат несколько книг.
33
Одна из них, обложенная черевчатым бархатом с серебряными застежками, раскрыта. Никита, макая серое гусиное перо в чернила, вписывает в книгу слово за словом.
Много дней ведет хозяин дома книгу, которую назвал: "Житие у Русского моря". Вот он положил перо, задумался. Перевернул листы, решил перечитать, что написано.
Углубился купец в чтение. Темно-русые волосы с проседью закрывают почти половину широкого лба. Борода обложила всю нижнюю часть лица и спустилась на грудь. Взгляд из-под нависших бровей проницательный, нос и губы крупные, во всем облике чувствуются спокойное достоинство, неторопливость и большой ум.
Тихо шелестят страницы. На первой из них написано:
"Благословись, с именем Господа Бога нашего на устах, берусь я за сей труд. Времена пошли тяжелые и беспокойные, и я по велению совести и сердца моего удумал рассказать потомкам нашим о житии людей русских на берегах моря великого. Народу русского в Суроже ли, в Кафе ли и в иных местах достаточно, но на Руси о них мало что знают.
Ибо дела письменные идут на языке латинском и только о них писаны. Книги священные пишутся на языке греческом иже в них и дела церковные говорят только о православных людях, в коих чтут грек, армян и русских вместе, а отдельно наших не поминают. И оттого не только в дальних землях, а и у нас в Москве о фрягах знают больше, чем о нас, русских. И оттого мне обидно стало и сел я под старость лет писать о нашем житие у моря Русского.
Господи благослови, с изначала о граде Суроже почну.
Старики рассказывали, будто торговые гости на Руси пребывают здесь с незапамятных времен. И основали они бок о бок с градом Сугдеей русскую слободу и назвали ее Сурож, отчего среди нас и город этим именем прозывается. Говорят, произошло это имя от села Сурожик, что под Москвой. Будто многие гости торговые переехали сюда из того сельца и продавали здесь полотно льняное. Во времена древние лен называли сурожем, сеяли его всегда после ржи, потому и су-рожь. Ведь и доныне холстина льняная, неотбеленная суровьем прозывается.
Из "Жития Стефана Сурожского" узнал я, что полтыщи лет назад к Сурожу пришел новгородский князь Бравлин со дружиною, десять дней бился с греками и овладел Сурожем. Тогда русская рать овладела также Корсунем, Корчевом и другими городами. Летописец рассказывает далее о добром деле русского князя, который по просьбе сурожских священников отпустил на свободу всех пленников, что были взяты в бою от Корсуни до Корчева.
О граде нашем помянул неведомый песенник в "Слове о полку