Вечером, когда на поляне потушили костры, повар пришел в ко- мору атамана. Василько не спал. Сидел на толстом чурбане, точил свою саблю. Пробуя лезвие большим пальцем левой руки, Сокол сказал:
- Слыхал я, что ты не только чумичкой, но и саблей владеешь. Где научился?
- Я, дорогой атаман, не всегда поваром был. Когда-то дружину водил, сабелькой помахать немало пришлось. Прошлое это дело, тяжелое. Вспоминать не хочется.
- Спать неохота. Рассказал бы...- попросил Сокол, убирая саблю.
Ионаша присел на лежанку Ивашки, поправил фитилек светильника, помолчал малость, начал:
- В молодости полюбил я красавицу одну, такую... ну как тебе сказать, не было тогда красивее на всем побережье. Я говорю - тогда, потому что теперь есть в Суроже у русского купца дочь, которая могла бы быть ей достойной соперницей.
Василько вздрогнул, грек это заметил.
- И она полюбила меня, да только на беду. Была она богата, а я беден, простой воин в дружине ее отца. А времена тогда были тревожные, владетели греческие только войной и жили. Воевали болгар, кочевников и кого придется. Я не жалел себя в битвах - погибнуть хотел. Не брала смерть, зато много побед принес я на острие меча. Прошло время, и доверил мне хозяин дружину. Среди прочих выделял, к себе приблизил.
Однажды решил заговорить я с ним о дочери. Он спокойно выслушал, потом молвил: "Надумал я покорить себе Котромаса - моего соседа. Победи дружину Котромаса, забери его земли, и тогда дочь твоя. Подумай". Молод я был и глуп. Думал - как можно против своих же братьев воевать...
- Отказался? - нетерпеливо спросил Василько.
- Ушел из дружины, потому что дурак был. Хозяин все равно Котромаса покорил... Любимая моя умерла с горя. С тех пор хожу по свету один, ее забыть не могу.
Василько тяжело вздохнул, задумался о своем.
- Знает старый Ионаша, отчего так вздыхаешь ты, атаман,- вкрадчиво сказал грек.- Раскрой свое сердце, и, кто знает, может, я помогу тебе...
- О чем это гы?
- Эх, атаман, атаман! Даже за бедной невестой жених сам идет. Так ведется спокон веков. А ты ждешь, чтобы богатая к тебе пришла. Сидишь в лесу, как сурок, и думаешь, купец приведет к тебе свою дочь. Нет, не приведет. Ходят слухи, что отдает он ее.
- За кого? - вырвалось у Василька.
- Мало ли богатых женихов в Суроже. Такая красавица не засидится. Торопись, атаман.
- Смеешься, кашевар Кто ж отдаст ее за меня Для купца я бродяга лесной.
- Не смеюсь я, атаман. Ведь у тебя под рукой пятьсот молодцов, полтыши сабель. Любят тебя люди. Попроси их - они на царице византийской женят, не только на дочке купца. Ух, я б на твоем месте...
Ионаша приостановился, внимательно посмотрел на Сокола. Тот голову опустил. Слушает. И то хорошо...
- Я на твоем месте поднял бы ватагу, погулял бы одну ночку в Суроже. Людям добро, атаману - золото. Много золота! Две-три таких ночки, и я смог бы купить купца со всеми его лабазами.
- Смелый ты, Ионаша. Вдруг за такие слова я тебе голову снесу? Неужели думаешь, что в разбой пойду!
- Разве я про тебя? Я сказал, если бы на твоем месте... А ты сам атаман - делай, как хочешь. Не мне тебя учить.
- Хитер, хитер! - Василько улыбнулся.- Жаль, Ивашки нет. За такие слова он тебе бороду бы выдрал.
- Ивашке я не сказал бы такого. Ему купеческая дочь не нужна. У него в голове другое.
- Что - другое?
- Позволь всю правду сказать? Только не гневись потом.
-- Зачем мне ложь. Говори правду. ']
- Ивашка атаманом мечтает быть.
- Врешь! Если хотел-стал бы. Я за атаманство не держусь.
- Знаю. Зато ватага за тебя держится. Люди надеются на тебя, ждут, что свободу им принесешь. Не знают, что на этом свете свободы нет для холопа. Подумай о них, атаман. Сделай людей богатыми, сам золота накопи - все будете свободными. Пусть тогда Ивашка остается атаманом, ведет ватагу на Дон, как и задумано. Ты женись на Ольге, торговлю начнешь. Жизнь!
- Нет, Ионаша. Пока я жив, разбойником не буду и друзей моих честных до душегубства не допущу. Негож совет твой.
- Тогда выбрось любовь из сердца. Сможешь?
- Все равно Ольга будет моя. Из пасти зверя вырву! Сама говорила - со мной хоть на край света.
- Бывал я у Никиты Чурилова и Ольгу твою видел. Нежная, белая, красивая. Спит на пуховой перине, ест из серебряной тарелки. Ожерелья носит жемчужные, серьги яхонтовые, одежды бархатные. Такую женушку в ватагу привести - услада! Только куда спать положишь ее, я не придумаю. Может, в шалаши вонючие или в пещеру каменную? Опять же в кормежники ее можно определить, либо шкуры шить. Вот похлебку нашу, верно, есть она не будет... Не будет!
- Замолчи, дьявол! - крикнул Василько и, сжав виски ладонями, склонился к столу. Оба молчали долго. Потом атаман сказал, не глядя на Ионашу:- За такие разговоры бесовские надо бы тебя наказать, да уж ладно. Уйди, оставь меня одного.
Выйдя из землянки, Ионаша подумал: "Плохо я знал атамана, казалось, молод, податлив, чужим умом живет. Видно, ошибся. Но сходил к нему не зря. В душу черное семя бросил, когда-нибудь прорастет".
И действительно, долго думал Василько о разговоре с Ионашеи.- "Во многом прав этот проклятый богом грек, только золото поможет мне взять Ольгу в жены. Но где его достать? А что если послушать кашевара? Людей найти можно, половина ватажников согласится идти за атаманом. А затем уйти из ватаги... Разве Изашка хуже меня справится с атаманством... Нет,- решительно обрывает себя Сокол,-не твой это путь, атаман, не сможешь ты по нему идти, не должен идти..."
На рассвете, когда Сокол начал засыпать, у входа в комору послышались чьи-то быстрые шаги.
- Кто это? - тревожно спросил Василько.
- Это я, Федька.
- Козонок! - радостно воскликнул Сокол, вскочив с лежанки.- Федька! Как я рад. А ну, покажись.
- Не радуйся, атаман, рано. На вот, прочти.
Василько схватил кресало и кремень, высек искру на фигиль, раздул и зажег огонек. Когда плошка с жиром разгорелась, поднес переданное ему письмо ближе к пламени и прочитал: "...а свадьбе той не быть. Ежели вовремя не вызволишь меня - ищи в море. Великий грех на душу приму, а женой фряга не стану. Приди, желанный мой, увези меня к себе, ведь не одна я ныне стала, кровиночка твоя под сердцем бьется..."
- Когда свадьба?
- Два дня осталось,- коротко ответил Федька.- Я тут задержался с письмецом-то. Не по своей вине.
- Сам с Ольгой говорил?
- Не-е. Подружка письмецо притащила. Я никак не пойму, отчего Никита Афанасьевич такое надумал. Умнейший человек... Как мог он решиться за фряга?..
- Не время гадать об этом! Беги к реке - позови повара Ионашу. Быстро!
Когда Ионаша вошел, Сокол уже оделся и ждал его.
- Где твоя сабля, Ионаша? Наточил ее?
- Зачем кашевару сабля? Она ржавеет под навесом.
- Придется взять в руки.
- Атаман обдумал мои слова и...
- ...решил идти на Сурож. Поведет нас этот человек, он оттуда. С собой возьмем человек сорок, не более. Иди в ватагу, подбери молодцов по согласию.
* * *
Вчера Деметрио ди Гуаско у стен крепости встретил старую цыганку. Уцепившись за его плащ, она предложила гаданье. Демо, бросив ей пару аспров, протянул руку. Цыганка взглянула на ладонь, забормотала:
- Под счастливой звездой родился, молодой синьор. Хоть мало жил, да много удачи видел. Скоро знатным станешь и любимым. Не качай головой, драгоценный, дай ближе руку. Самое важное чуть не проглядела я. Смотри на эту линию, редко у людей такую встретишь. Хиромантия говорит -это линия золотой жилы. Не потеряй ее, красавец. Правду тебе говорю - позолоти руку.
- Я еду в Сурож. Благополучна ли будет моя дорога?
- Не сердись на старую - домой ты, молодец, попадешь не скоро. Смотри - линия дома твоего доходит до линии золотой жилы и кончается. А совсем рядом линия крови. Не хмурь брови, не я - ладонь твоя так говорит.
- Врешь ты,- смеясь, произнес Демо,- завтра я уже буду гулять по Сурожу.
- Все в руках твоей судьбы,- пробормотала цыганка и, получив еще два аспра, удалилась.
"Она права,- думал Демо, выезжая из Кафы.- Я счастливчик, и мне отчаянно везет. Разве это не удача - приехал в Кафу простой юноша, а выезжает из него военный начальник города". Демо вспомнил, как консул благодарил его за услугу. Он еле удержался от смеха, когда Джулия рассказывала мужу тут же, вероятно, сочиненную историю: "О, это был ужасный вечер,- говорила Джулия,- я была у подруги и, случайно оставшись без слуг, вынуждена была пойти домой одна. На улице на меня наскочили грабители и пытались раздеть, ограбить и, может быть, убить. Отважный синьор Деметрио ударами своей шпаги разогнал разбойников, и я была спасена. Позволь мне, дорогой Антониото, отблагодарить юношу".
Джулия, пользуясь позволением мужа, погасила векселя, данные ростовщику, и теперь Демо свободен от долгов. Вот она, линия золотой жилы.
К новой обязанности Демо приступил с большим рвением. Он осмотрел все городские укрепления, нашел, что они плохи, и составил подробный план ремонта крепостных стен. Члены Совета старейшин, сначала сопротивлявшиеся назначению неопытного человека на должность военного начальника, после прочтения плана успокоились, решив, что из юноши будет толк. Занимаясь делами обороны города, Демо все время помнил о девушке из Солдайи. Поездка туда была как нельзя кстати. Демо надеялся побывать у Никиты и там оговориться о "выкупе" Ольги.
И вот сейчас военный начальник Кафы Деметрио ди Гуаско едет под охраной девяти стражников. Путника сильно клонит ко сну.