Аркадий Крупняков - Москва матушка стр 23.

Неспроста Ольга завела эту песню. Любимая она у отца, иногда и сам Никита тихим тенорком подпевает дочери. Сегодня он не поет. В прошлые, дальние годы унесла его песня. Ведь непременно был такой сурожский гость Чурила Пленкович, думал Никита. Кто

он? Уж не его ли предок? Ведь неспроста прозвище чуриловское носит сурожский купец. Может, прадедом приходится ему сурож- ский гость, может, другой какой дальней родней.

Давно окончена песня, а Никита все еще во власти' своих мыслей.

У Кирилловны свои думы. Она, как бы между прочим, говорит:

- Вчерась весь вечер фряги спать не давали. Бренчали под окнами да канцоны эти пели. Тьфу!

- Не говори, Кирилловна. У фрягов есть хорошие песни,- за­метил Никита.

- Так ведь надоели, батюшка. Я вот гонять ужо буду.

- Гонять не след. Неприлично это,- сказал Никита.- Пусть поют,- и, улыбнувшись, спросил:-А много певцов-то, Кирил­ловна?

- Много, батюшка, да что от них толку. Иноверцы все. А Оленьке ведь жениха надобно,-и, вздохнув, добавила:-А жени- хов-то мало. Пожалуй, и нет совсем. Дочке двадцатый год идет - мыслимо ли дело в девках сидеть.

- Ну, уж вы, мамонька,- покраснев, сказала Ольга,- выйду еще, успею.

- Я, голубонька, пятнадцати лет за Афанасьевича-то вышла.

И канцоны о,н у меня под окном не распевал. Приехал в Сурожек за товарами-приглянулась я ему, да сразу и за свадебку...

- Подожди, Кирилловна,- прервал ее Никита,- вот поедем | еще с товарами на Русь - кому-нибудь и наша Оля приглянется.

- Дай-то бог,- со вздохом сказала мать и перекрестилась трижды. 'I

* * *

Высекая искры подковами, по каменистой улице мчался всад­ник. У подворья Никиты Чурплова он остановил коня и, спешив­шись, забежал во двор.

- Ты откуда? - спросил Никита, увидев Федьку.

- Поклон тебе привез, Никитушка! - Федька прислонился к балясине, чтобы не упасть (не легка была скорая дорога).- От Ивана Булаева поклон.

Никита спешно подошел к Федьке, взял его под руку, подвел и усадил на лавку.

- Где видел его? - ахнула Кирилловна.

- В караване невольничьем. Слезно просил передать тебе, чтоб выручил. Лучше, говорит, холопом у Никиты буду, чем за мо­рем спину.

И Федька рассказал купцу о своей встрече с Ивашкой. Ники­та задумался.

- Что молчать-то,- затормошила мужа Кирилловна.- Утром надо выезжать, не то продать человека могут. Денег не жалей, ведь родная кровь наша.

- Не в деньгах дело,-промолвил Никита.- Нездоров я, да и стар, чтобы верхом скакать сломя голову.

- Сынов пошли.

- Аль не знаешь - оба сейчас в Кафе.

Воцарилось молчание. И вдруг Ольга сказала:

- Позвольте мне, тятенька!

- Нишкни, глупая! - прикрикнула на нее Кирилловна.-Раз­ве пристало девке в такую опасную дорогу пускаться!

- А ты поедешь? - спросил Никита Федьку.

- Да кто же без меня найти его сможет? - ответил тот.- Мне коня только надо сменить.

- Собирайся, доченька,- решительно сказал Никита,- Четве­ро слуг, Федор да ты... С утра поезжайте с богом.

Под громкие причитанья Кирилловны Ольга пошла собираться в дорогу.

Утром Козонок еще раз спросил Никиту:

- Не передумал, Никита Афанасьевич, может, я один справ­люсь? Не дай бог случится што... Девка все-таки она...

- Нет, не передумал. Пусть съездит, на жизнь посмотрит. На то божья воля. Она не просто девка, она сурожского купца дочь.

Большой смысл вложил в эти слова Никита Чурилов. Гость-сурожанин жизнью самой сделан смелым, решительным, предприим­чивым. Вся жизнь сурожца - риск: идет ли он торговым карава­ном от синих русских озер, везет ли от моря обратным путем вос­точные товары - всегда рискует.

Сурожанин живет, как говорят, "меж трех концов копейных"- с одной стороны татары, с другой генуэзцы, а с третьей - Русь-матушка. Изворотливым надо быть сурожанину, оружием владеть искусно. Языки надо знать - уметь разить не только саблей, но и словом.

Посылая Ольгу в далекий путь, Никита сказал:

- Будь смелой, но не горячись. Едешь одна - на мои советы не надейся. Думай сама, советуйся с Федором да холопами. Ежели что не так выйдет, на Хаджиме помогут, дай им знать.

- Я, батюшка, сделаю все как следует.- И Ольга легко вско­чила на коня.

Теодоро ди Гуаско подъезжал к Арталану. Горная тропа кон­чалась, еще один спуск, и всадники выедут на дорогу, идущую из Солдайи.

Кони шли тихо, сбивая копытами пыль с придорожных трав. За Теодоро и Памфило следовали пешие слуги, вооруженные ко­пьями и мечами. У некоторых на плечах лежали тяжелые арбалеты.

Теодоро молчал, углубившись в свои мысли. Странное твори­лось в душе молодого генуэзца. Год назад на весеннем гулянии над морем встретил он девушку. Она играла на виоле и пела песню итальянских крестьян "Вода бежит к оврагу". Теодоро сразу оце­нил ее смелость - редкая девушка решится петь для всех на гуля­нии. Косы, лежавшие венцом на голове, делали ее похожей на ко­ролеву. Она была в свободном красном шелковом сарафане; широ­кие рукава стянуты в запястье. Теодоро заметил, как из рукава вылетел розовый платок и упал на траву. Он быстро поднял его и с учтивым поклоном подал красавице, когда она кончила петь. Де­вушка улыбнулась, и эту улыбку по сей день не может забыть Тео­доро. Потом он долго не видел девушку, а то, что узнал о ней, не принесло ему радости: она была другой веры.

Теодоро воспитывала мать - ревностная католичка, а после смерти матери у него был духовный отец Рафаэле, который превы­ше всего чтил законы святой веры. Узнав об увлечении Теодоро, он сказал: "Помни, если ты еще раз встретишься с этой девушкой, ты совершишь богопротивное и кощунственное дело. Святая цер­ковь и господь бог не простят тебе этого".

С тех пор не знает покоя сердце Теодоро. После беседы с отцом Рафаэле он дал себе клятву не думать об Ольге, но стоит увидеть ее, как все забывается.

Вот и сейчас, в пути, Теодоро думает об Ольге, о своей любви к ней. К чему она приведет?

- О чем задумался, мой господин? - тихо спросил вдруг еду­щий рядом Памфило.

- Ты, Памфило, был когда-то монахом. Скажи мне, что быва­ет с человеком, если он совершит великий грех?

- Ровным счетом ничего, мой господин. Слава богу, у нас есть святые отцы, которые могут отпустить любой грех. Надо только иметь деньги. Ну, конечно, чем больше грех, тем больше надо уп­латить.

- А скажи, Памфило, любить женщину другой веры, по-тво­ему, большой грех?

- Очень большой, мой господин.

- Ну вот если бы ты совершил этот грех, мог бы отмолить его?

- Нет, мой господин.

- Это почему же?

- У меня на такой великий грех нет денег.

- Ну, а если бы я впал в этот грех? Сколько надо на его отпущение?

- Десять сонмов, мой господин, и вы получите "аЬэДуо 1е"'.

- Ну, а потом?

- Бел" у вас есть еще десять сонмов лишних, можно еще раз согрешить.

Они оба рассмеялись. Теодоро несколько успокоил этот разго­вор, и мрачные мысли его рассеялись.

На развилке дорог юноша и его спутники остановились на от­дых. Пока слуги поили в речке коней, Теодоро и Памфило, лежа в тени, продолжали беседу о грехах. Бывший монах, Памфило дог­маты веры знал в совершенстве. Теперь он служил у ди Гуаско на должности, которая не имела определенного названия. Он, когда требовалось, писал деловые бумаги, ухаживал за старым ди Гуас­ко, а если надо было - лечил его. Учил Теодоро и Деметрио гра­моте, а когда ди Гуаско промышлял перепродажей рабов, был под­ставным лицом, выдавая себя за купца.

- Я слышу топот коней, мой господин,-зашептал Памфило,- сюда кто-то едет.

Они укрылись за деревом. Из-за поворота дороги показались пятеро всадников. Одним из них была женщина.

- Посмотри, Памфило, это же Ольга!

Когда всадники проехали, Теодоро вскочил на коня и дал команду трогаться.

- Послушай, монах,- скороговоркой сказал он,- ты со стра­жей следуй поодаль, но не упускай меня из виду. Я поеду дого­ню их.

- Хорошо, мой господин. Только сначала приготовьте десять сонмов.

"Умный слуга,- думал Теодоро, догоняя Ольгу,- обо всем, ко­нечно, догадался сразу".

- О, синьорина Ольга, как я рад вновь видеть вас,- радостно заговорил Теодоро, поравнявшись с Ольгой.

- Добрый день, синьор Теодоро,- ответила Ольга.- Вы поя­вились неожиданно, как горный дух.

- Если я горный дух, то вы словно ангел-хранитель встали на моем пути. Да вы и есть ангел. Ангел небесной красоты.

- О, вы неисправимый льстец, синьор Теодоро. Вы твердите мне это каждый раз, а сами думаете, наверное, совсем другое. Как далеко лежит ваш путь?

- Я еду в Карасубазар.

- Вы занимаетесь торговлей?

- Нет, что вы. Один купец... из Кафы... знакомый моего отца просил сопровождать его до рынка. Он хочет купить партию-другую живого товара. Я с моими слугами буду охранять его в дороге.

- В таком случае не я, а вы ангел-хранитель.

- О, синьорина, у вас злой язык. Он совсем не сродни вашему сердцу. Я знаю, у вас доброе сердце и вы разрешите сопровождать вас до конца вашего пути.

- Вы же не знаете, куда я еду.

- Хоть на край света. И даже дальше.

- Хорошо, будьте рядом,- произнесла Ольга и, немного поду­мав, добавила:- Я надеюсь, что вы не замыслили ничего плохого?

- Я ваш раб, сударыня.

- Скажите, синьор Теодоро, вы много раз бывали на невольни­чьих рынках? - спросила Ольга после некоторого молчания.

- Да, бывал иногда,-ответил Теодоро.

- Вы когда-нибудь покупали рабов?